Эль Греко⁠⁠

1559-й год. Окрестности Ираклиона. Крит.

--А чего лица то такие вытянутые, да и все остальное?--спросил старый пастух молодого художника Теотокопулоса, рассматривая его новый холст.

--Ты мне скажи--ответил тот--рука пишет от сердца, а разум не спешит с разъяснениями...

Старик, озадаченно почесал затылок, и надолго замолчал, но потом заявил:

--За души святых идет ожесточенная борьба между небесами и преисподней. Все худое всасывает в себя дьявол через твердь земную. Внешние края бровей опускаются--так уходит гордыня. Остаются брови домиком--смирение--качество богоугодное...

--А ты знаешь--озадаченно проговорил художник--мне по нраву твое объяснение. На самом же деле краски потекли по непросохшему после грунтовки холсту, пришлось спасать картину, но вот что вышло...

--Вышло так, как никто до тебя не писал, появилась новая, незабываемая манера.

1576 год. Мадрид. Дворец Филиппа Второго.

--Почему лица такие вытянутые, и тела, и конечности продолговаты, будто небо и земля твоих святых точно канат перетягивают?--спросил король маэстро грека, недавно прибывшего из Рима.

--Идет борьба за их души Ваше Величество--просто ответил тот.

--Слишком необычно для моей галереи Теотокопулос. Я слыхал, что в Риме ты слыл яростным критиком Микеланджело, это правда?

--Его творения прекрасны--сказал потупив взор художник--но по земному, не гоже так писать рабов божьих, место которым в раю.

--Быть может--ответил Филипп--но в моем дворце рады работам итальянца, твои же, более оценят святые отцы из Толедо...

1614-й год. Толедо.

--Вы удлинили ваших святых до невозможности, свет и тьма выбрали из них все, оставив бренную оболочку на холсте, точно пришедшую в негодность тряпку--заявил старому Теотокопулосу основатель школы Севильской живописи Франциско Пачеко.

--Так и есть--прошептал маэстро, медленно повернул голову к окну, посмотрел на догорающий закат, и добавил с легкой улыбкой на устах--они отдали все, что имели...как и я.