asomov265

Понятно, что насилие и убийство возмущают нас!

И мы, по первому влечению, естественно, против насилия употребляем насилие.

Такая деятельность, хотя и близка к животным и неразумна, но не имеет в себе ничего бессмысленного и противоречивого.

Но не то с оправданием такой деятельности.

Как только правительства или революционеры хотят оправдать такую деятельность разумными основаниями, тотчас же становится необходимым, чтобы не видна была бессмысленность такой попытки, нагромождение хитрых и сложных выдумок.

Главное средство оправдания сводится к ВООБРАЖАЕМОМУ РАЗБОЙНИКУ, КОТОРЫЙ МУЧАЕТ И УБИВАЕТ НА НАШИХ ГЛАЗАХ НЕВИННЫХ.

"Собой, мол, вы можете еще пожертвовать ради убеждения о незаконности насилия, но здесь вы жертвуете жизнью другого", - говорят защитники насилия.

Но, во-первых, такой разбойник есть исключительный случай: подавляющее большинство проживает всю жизнь, никогда не встретив такого, на их глазах убивающего невинных, разбойника.

Зачем же я буду правило своей жизни основывать на этой выдумке?

Рассуждая о действительной жизни, а не о выдумках, мы видим совсем другое.

Мы видим людей, и даже самих себя, совершающих самые жестокие дела.

Во-первых, не в одиночку, как этот воображаемый разбойник, а всегда в связи с другими людьми.

И не потому, что мы злодеи, как этот разбойник, а потому, что находимся под влиянием суеверия о законности насилия.

Во-вторых, мы видим, что самые жестокие дела, как войны, революции, казни, тюрьмы, - все это происходит не от воображаемого разбойника.

Эта жестокость происходит от людей, которые основывают свои правила жизни на предположении воображаемого разбойника.

Так что человек, рассуждающий о жизни, не может не видеть, что причина зла людей никак не лежит в воображаемом разбойнике.

ПРИЧИНА ЗЛА В ЗАБЛУЖДЕНИЯХ ЛЮДЕЙ.

Одно из самых жестоких заблуждений состоит в том, чтобы во имя воображаемого зла совершать действительное.

Предполагается, что табак веселит, уясняет мысли, привлекает к себе только как всякая привычка, ни в каком случае не производя того действия заглушения голоса совести, которое признается за вином.

Но стоит только повнимательнее вглядеться в условия, при которых проявляется особенная потребность в курении, для того чтобы убедиться, что одурманение табаком, точно так же как и вином, действует на совесть, и что люди сознательно прибегают к этому одурманению именно тогда, когда оно нужно им для этой цели.

Если бы табак только уяснял мысли и веселил, не было бы этой страстной потребности в нём и потребности именно в известных, определенных случаях, и не говорили бы люди, что они готовы пробыть скорее без хлеба, чем без табаку, и действительно часто не предпочитали бы курение пище.

Тот повар, который зарезал свою барыню, рассказывал, что когда он, войдя в спальню, резнул её ножом по горлу и она упала, хрипя, и кровь хлынула потоком, то он заробел.

«Я не мог дорезать, — говорил он, — и вышел из спальни в гостиную, сел там и выкурил папироску».

Только одурманившись табаком, он почувствовал себя в силах вернуться в спальню дорезать старуху и разобраться в её имуществе.

Очевидно, потребность курить в эту минуту была вызвана в нём не желанием уяснить мысли или развеселиться, а НЕОБХОДИМОСТЬЮ ЗАГЛУШИТЬ ЧТО-ТО, МЕШАВШЕЕ ЕМУ ДОДЕЛАТЬ задуманное дело.

Такую определенную потребность к одурманению себя табаком в известные, самые затруднительные минуты может заметить в себе всякий курящий.

Вспоминаю за время своего курения, когда я чувствовал особенную потребность в табаке.

Всегда это было в такие минуты, когда мне именно хотелось не помнить то, что я помнил — хотелось забыть, не думать.

Сижу я один, ничего не делаю, знаю, что мне надо начать работу, и не хочется, — я закуриваю и продолжаю сидеть.

Я обещал кому-либо быть у него в 5 часов и засиделся в другом месте; я вспоминаю, что я опоздал, но мне не хочется помнить это, — и я курю.

Я раздражен и говорю человеку неприятное и знаю, что делаю дурно, и вижу, что надо перестать, но мне хочется дать ход своему раздражению, — я курю и продолжаю раздражаться.

Я играю в карты и проигрываю больше того, чем то, чем я хотел ограничиться, — я курю.

Я поставил себя в неловкое положение, я дурно поступил, ошибся, и мне надо сознать свое положение, чтобы выйти из него, но не хочется сознаться, — я обвиняю других и курю.

Я пишу и не совсем доволен тем, что пишу. Надо бросить, но хочется дописать то, что задумал, — я курю.

Я спорю и вижу, что мы с противником не понимаем и не можем понять друг друга, но хочется высказать свои мысли, — я продолжаю говорить и курю.

Лев Толстой "Для чего люди одурманиваются?"

https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%94%D0%BB%D1%8F_%D1%87%D0%...

ВОЙНА УВАЖАЕМА, ПОЧИТАЕМА ТЕПЕРЬ БОЛЕЕ, ЧЕМ КОГДА-ЛИБО.

Искусный артист по этой части, гениальный убийца, г-н фон Мольтке отвечал однажды депутатам общества мира следующими страшными словами:

«Война свята и божественного установления.

Война есть один из священных законов мира.

Она поддерживает в людях все великие и благородные чувства: честь, бескорыстие, добродетель, храбрость.

Только вследствие войны люди не впадают в самый грубый материализм».

Собираться СТАДАМИ в 400 тысяч человек,

- ходить без отдыха день и ночь, ни о чем не думая, ничего не изучая, ничему не учась, ничего не читая, никому не принося пользы,

- валяясь в нечистотах, ночуя в грязи,

- ЖИВЯ КАК СКОТ, В ПОСТОЯННОМ ОДУРЕНИИ, грабя города, сжигая деревни, разоряя народы,

- потом, встречаясь с ТАКИМИ ЖЕ СКОПЛЕНИЯМИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МЯСА, наброситься на него, пролить реки крови,

- устлать поля размозженными, смешанными с грязью и кровяной землей телами,

- лишиться рук, ног, с размозженной головой

- и БЕЗ ВСЯКОЙ ПОЛЬЗЫ ДЛЯ КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО ИЗДОХНУТЬ ГДЕ-НИБУДЬ НА МЕЖЕ,

- в то время как ВАШИ СТАРИКИ РОДИТЕЛИ, ВАША ЖЕНА И ВАШИ ДЕТИ УМИРАЮТ С ГОЛОДУ

— ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ НЕ ВПАДАТЬ В САМЫЙ ГРУБЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ.

ВОЕННЫЕ ЛЮДИ — ГЛАВНОЕ БЕДСТВИЕ МИРА.

Мы боремся с природой, с невежеством, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить наше жалкое существование.

Учёные посвящают труду всю жизнь для того, чтобы найти средства помочь, облегчить судьбу своих братьев.

И, упорно трудясь и делая открытие за открытием, они обогащают ум человеческий, расширяют науку, каждый день дают новые знания, каждый день увеличивая благосостояние, достаток, силу народа.

И вот наступает война.

В шесть месяцев генералы разрушают всё то, что творилось в продолжение 20 лет усилия, терпения, гениальности.

И это всё называется не впадать в самый грубый материализм.

Мы её видели, войну.

Мы видели, КАК ЛЮДИ СДЕЛАЛИСЬ ОПЯТЬ ЗВЕРЯМИ, как они, как шальные, УБИВАЛИ ИЗ УДОВОЛЬСТВИЯ, ИЗ СТРАХА, ДЛЯ МОЛОДЕЧЕСТВА, ДЛЯ ПОХВАЛЬБЫ.

Мы видели, как, освободившись от понятий закона и права, ОНИ РАССТРЕЛИВАЛИ НЕВИННЫХ, ЗАСТИГНУТЫХ НА ДОРОГЕ И ПОКАЗАВШИХСЯ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМИ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ОНИ ИСПУГАЛИСЬ.

Мы видели, как убивали привязанных у дверей хозяев собак, только чтобы попробовать новый револьвер.

Мы видели, как расстреливали лежавших в поле коров без всякой надобности, только чтобы пострелять для потехи.

И ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ НЕ ВПАДАТЬ В САМЫЙ БЕЗОБРАЗНЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ.

Виктор Гюго