Пять минут⁠⁠

Когда Мишка очнулся, он попытался зевнуть, но у него ничего не вышло. К раскрытым губам, вместе с вдыхаемым воздухом, присосало какую-то бумажку. Парень потряс головой и понял, что на ней бумажный пакет.

Изловчившись, Мишка встряхнулся посильнее, и пакет благополучно упал под ноги. Он попробовал встать со стула, но так и остался на нём. Руки были завёрнуты за спину и чем-то связаны между собой, кровообращение нарушилось, и кисти неприятно покалывало. Пленник хотел взглянуть на ноги, но связанные руки за спинкой стула не позволяли таких вольностей. Тогда он пошевелил ступнями и понял, что они тоже чем-то стянуты между собой.

Мишка огляделся – он находится в огромном ангаре. Там легко бы поместился Боинг, и даже крылья его не пришлось бы спиливать и складывать отдельно от воздушного лайнера. В ангаре не было освещения, но солнечные лучи, проникающие через редкие тощие щели в обивке стен, преломляли мрак в полумрак.

Где-то в пяти шагах виднелся круглый столик с каким-то бесформенным хламом на нём. Мишка пригляделся, прищурив глаза, и ему показалось, будто бы дальше за столом стоят ещё два стула. И на них кто-то тоже сидел. Силуэты были молчаливы, казалось, походили на женщин, но были тоже с бумажными пакетами на головах. Или с мешками. До конца не разобрать.

Вдруг один силуэт пошевелился, бумажный пакет (или мешок) подался в стороны и оказался женскими волосами, сплошной стеной закрывавшими лицо. Второй силуэт принялся покашливать, содрогаясь, насколько это позволяли путы, приковывавшие к стульям. Первая, кажется, была блондинкой. Вторая тоже.

Где-то вдалеке зазвенела старинная пожарная сигнализация. Или школьный звонок? Или будильник? Затем груда хлама на столе запищала противным ультразвуком, примерно в середине её появились три большие красные цифры: пять, ноль, ноль. Откуда-то приглушённо заиграла музыка, потом запела Людмила Гурченко свою знаменитую песню про пять минут. Причём это была всего одна фраза из шлягера, просто обрывок, который повторялся по кругу – пять минут, пять минут, пять минут. Это вызывало в мозгу нарастающее раздражение.

Теперь ярко-красные цифры стали меняться. Медленно. Казалось, будто бы время стало густым и вязким.

Четыре пятьдесят девять. Четыре пятьдесят восемь.

– Это что, шутка какая-то? – завизжал Мишка и тут же осёкся, пытаясь придать голосу мужественности, но тот всё равно оставался каким-то детским. – Чёрт! Чёрт! Дамы! Дамы, да очнитесь же вы!

– Сам ты дама, – откликнулся мужским тенорком недавно кашляющий силуэт.

– Пётр Иваныч? – узнал своего офисного начальника Мишка. – Как? То есть почему?

– А я откуда знаю? Мне тоже хотелось бы спросить об этом.

Четыре пятьдесят семь.

Третий силуэт зашевелился, пробуждаясь, и в этот раз точно оказался женщиной.

– Татьяна Викторовна, и Вы тут, – расплылся в улыбке Михаил.

– Сазанов? – откликнулась дама. – Что всё это значит?

Её глаза стали похожи на два огромных белоснежных блюдца, носик пуговкой сморщился так, что стал почти неприметным.

– Отлично! Просто супер! – завопил Мишка Сазанов. – Никто не в курсе как мы тут все очутились. И что это за дурацкий будильник на столе? А?

– Сазанов, ну ты что, голливудских боевиков ни разу в жизни не смотрел? – Пётр Иванович подался вперёд, сколько это было возможно.

– Смотрел, как же, я может, между прочим, только боевики и смотрю.

Мишка расправил плечи, если это можно было так назвать, чтобы казаться героем вышеупомянутых экшен-фильмов.

– Ну и? – Татьяна Викторовна тоже включилась в игру в шарады. – Ничего не напоминает?

– Бомба? Да ну, кому это надо? Хилая компашка, занимающаяся бухгалтерией – не смешите меня, пожалуйста. Это какая-то ошибка.

Сазанов крутил головой то вправо, то влево, переводя взволнованный взгляд с начальника на его секретаря. В непроглядной темноте что-то упало и разбилось. Мишке показалось, что там кто-то топчется на острых каблучках.

Пётр Иванович повернулся в сторону, как бы пытаясь спрятаться за своими густыми длинными волосами, обычно в рабочее время собранными в солидный конский хвост.

– Не так всё просто, – прошептал он и закашлялся вновь.

– Что? – от услышанного Мишкины глаза стали вточь как у Татьяны Викторовны.

– Что слышал, – начальник перешёл на лёгкий крик. – Помнишь, на прошлой неделе тебя к себе в кабинет вызывал?

Мишка кивнул.

– Помнишь, верзилу, который в моём же кресле сидел и руку в кармане держал?

Сазанов только медленно моргнул, молча.

– Это кореш мой давний.

– Ну и что? – втиснулся Мишка. – Что ни у кого из нас корешей нет? Вон у Татьяны Викторовны, наверное, тоже есть корифан какой-нибудь закадычный.

Мишка выдавил улыбку и дрожащим веком подмигнул секретарше.

– Не тупи, Сазанов, – не вытерпел начальник. – Корешами обычно называют тех, кто срок чалил, понятно?

– А кто тупит? – заискрило у Мишки. – У нас исторически сложилось так, что чуть ли не две трети страны за решёткой побывало. Теперь каждого подозревать и стороной обходить что ли?

– Не каждого, конечно, – оправдывался начальник. – Да только этот кореш мне больше не кореш, так как решил наехать на меня и по лёгкому денег поиметь. Ясное дело – он ушёл с пустыми руками.

– Ещё бы, – усмехнулся Сазанов. – Сами с хлеба на воду, так сказать перебиваемся.

– Ему то вот попробуй докажи. – Начальник опустил голову на грудь. – Уходя, он пообещал взорвать всю мою чёртову контору, если денег не будет к концу недели.

– Это всё меняет, – подытожила Татьяна Викторовна.

– Чего меняет? – опять взбеленился Мишка. – Я стесняюсь спросить – а мы то тут при чём? Мы этого кореша знать не знаем, и знать не хотим. Мы ему, можно сказать, ничего и не должны. Нас то за что? Господи!

Последнее слово вылетело из Мишкиного рта с тем же визгом, что и первые звуки после пробуждения. На часах красные квадратные циферки показывали – два тридцать четыре.

– Сазанов, будьте мужчиной, – потребовала секретарша. – Как ни как мы один единый коллектив. Если у кого-то проблема, значит эта проблема у всех нас.

– Проблема? Тань, ты серьёзно? – Сазанов резко перешёл на ты с секретарём. – Проблема – это когда пальчик порезал или кирпич на ногу уронил. Ясно? А когда от тебя через полторы минуты останется раскалённый фарш, это, Таня, не проблема. Это…Это…

Сазанов хотел было выпалить заветное словцо, но в последний момент вспомнил, что перед ним женщина и передумал выражаться.

– Он самый, – подытожил за Мишку начальник. – Он самый и есть.

– Но должен же быть хоть какой-то выход? – женщина, в отличие от мужчин, не собиралась сдаваться.

– Точно, – воспрял духом Мишка. – Зря мы столько времени болтовнёй занимались, теперь вряд ли успеем выбраться, но хотя бы попытаемся.

Сазанов стал подпрыгивать вместе со стулом, ногами пытаясь немного продвинуться в сторону начальника – путь был ближе. Ножки стула шкрябали по неровному бетону и поднимали в воздух облако из бетонной пыли. Мишка покрылся поблескивающими капельками пота, но от своего не отступался.

– Что ты задумал? – спросил Пётр Иваныч, вытянув шею вперёд.

– Сейчас, начальник, я подберусь к вам и перегрызу скотч на руках, потом вы поможете освободиться мне. Вместе мы избавим от оков Татьяну Викторовну и, надеюсь, успеем унести ноги, пока тут не шандарахнуло как следует.

– Клёвый план, но у нас уже меньше двух минут. – Пётр Иванович состроил кислую мину. – Боюсь нам не успеть.

– Успеем, – Мишка уже знатно запыхался. – Успеем, если вы прекратите болтать и начнёте двигаться мне на встречу.

Начальник посмотрел на сектретаршу, втягивая голову в плечи и нахмурив брови. Но задор Михаила, кажется, всё таки передался и начальству, и Пётр Иваныч, скрипя зубами, пытаясь сплюнуть липнущие к губам волосы, поскакал со скоростью самой быстрой черепахи навстречу призрачной возможности спастись.

Спустя пару мгновений, доблестные мужи в промокших от пота рубашках, встретились где-то на середине пути. Мишка стал раскачиваться на ножках стула, как это делают озорные дети.

– Боже, да ты же сейчас разобьёшь свой затылок о бетон, Сазанов! – Секретарша зажмурила глаза, чтобы не видеть происходящего.

Мишка, наконец, раскачался так, что пересилил центр тяжести и грохнулся спинкой стула о бетон. Раздался мощный удар, треск древесины, но стул остался цел. Как, впрочем, и затылок героя – он во время полёта прижал подбородок к груди, что и помогло избежать предрекаемой участи.

– Живой? – секретарша разжала веки.

– Живой, – прохрипел Мишка. – Только дурак не догадался: надо было из стороны в сторону раскачиваться, так же проще опрокинуться.

– Что дальше? – начальник с надеждой покосился на сотрудника.

– Сейчас. Подождите секунду.

Сазанов мастерски перевернулся на колени, упираясь лбом в грязный бетон. Потом он разогнулся, насколько это было возможно, будучи прикованным к стулу. Подполз к начальнику сзади, кое-как дотянулся до связанных за спинкой стула кистей и принялся грызть скотч, что-то бубня и рыча, как голодный пёс, нашедший голую кость.

– Мальчики, – вдруг заговорила секретарша. – Мы уже ничего не успеем. Осталось пятьдесят секунд. Если даже и успеем – куда нам бежать? Все ворота и двери, скорее всего, заперты или заколочены. Глупо было бы оставлять нас в открытом сарае.

Сазанов что-то промычал, не отрываясь от работы.

– Что? – переспросила Татьяна Викторовна.

– Я говорю, – проплевался Мишка. – Не сарай это, а ангар.

И снова принялся грызть тугой, в десяток слоёв намотанный скотч.

– Какая разница? – изумилась секретарь. – Мы всё равно уже погибли. Простите меня, коллеги. Простите, если в чём-то была не права, если когда-то неловким словом кого-то из вас обидела. Простите…

Мишка остановился. Сплюнул густо на бетон.

– Сволочь, – прокричал он во всё горло. – Тварь, никак не грызётся, слишком плотный слой получился.

– Ладно, – ответил начальник. – Ничего страшного. Мы хотя бы и вправду попытались спастись и, видит Бог, уходим как герои.

Татьяна Викторовна плакала, склонив голову, порой всхлипывая как-то странно, будто бы не рыдала вовсе, а пыталась сдержать дикий смех. Истерика началась, догадался Мишка.

– Простите и меня, – подхватил эстафету начальник. – Простите, что был чёрствым. Что часто штрафовал вас и других сотрудников на пустом месте, чтоб показывать себя с выгодной стороны в глазах вышестоящего руководства. Простите, что никогда никого не поздравил с днём рождения и не выписал ни единой премии.

Сазанов брякнулся на бок, потом перевернулся на спину.

– И меня простите, – соблюдая очередь, сказал Мишка. – Простите, что не сдавал отчёты вовремя, хотя они всегда были готовы заранее, просто хотелось немного поважничать. Простите, Татьяна Викторовна, что отвечал вам грубостью на ваше «с добрым утром, коллеги». Я говорил: какое же оно доброе, если мы все снова на работе? Только теперь понимаешь, что добрее уже не будет утра. Утра вообще теперь не будет. Простите, что никогда никого не угостил тортиком на день рождения, а сам всегда ел эти тортики за троих, когда другие приносили. Простите.

Музыка замолчала, а часы на столе запищали ещё противнее. Последние секунды, казалось, пошли быстрее, будто с цепи сорвались. Пять. Четыре. Три. Два. Один.

Ноль…

В глаза ударил невыносимо яркий белый свет, и Мишка зажмурился, вцепившись холодными пальцами в сиденье стула. Сердце хотело выпрыгнуть из груди, но почему-то не выпрыгивало. Все трое кричали что есть мочи первую букву алфавита любого языка мира, но спустя мгновение через крик в их уши проникли звуки канонады – как будто тонна поп-корна взрывалась на огромной сковороде. На лицо Мишке посыпалось что-то холодное, липкое, лёгкое. Со всех сторон послышался топот и дикие возгласы знакомых голосов.

Мишка открыл глаза. Его коллеги по офису, все до единого, невесть откуда взявшиеся, столпились вокруг и скандировали без остановки:

– С днём рожденья! С днём рожденья! С днём рожденья!

Начальник и секретарша чудесным образом освободились и мельтешили в общей толпе, хлопая в ладоши, улюлюкая, подхватывая расхожую речёвку.

Сазанова подняли в один момент. Развязали руки, ноги.

Начальник поднёс торт со свечами и приказал загадать желание. Всё было как в тумане, Мишке даже не верилось, что он на самом деле остался жив и это просто розыгрыш. На глазах у него навернулись слёзы. Но тут начальник похлопал его по плечу:

– Сазанов, с днём рождения и всё такое. В общем тортик с тебя завтра, сам понимаешь, да?

Он, улыбаясь, заглянул Михаилу в глаза и добавил:

– И, это самое, объяснительную мне завтра по поводу твоих отчётов.

Похлопал подчинённого по плечу, подмигнул и пошёл к столу, что стоял вдалеке, за которым уже собралась вся братия.