Чайка на проводе. Часть пятая⁠⁠

Продолжение

Первая часть Чайка на проводе

Вторая часть Чайка на проводе

Третья часть https://pikabu.ru/story/chayka_na_provode_11599395

Четвёртая часть https://vk.cc/cyrDJ0

Это и был ББЗ – Большой Бабкин Закидон.

Теперь, через несколько лет, ББЗ повторился. Выходит, Мишка остался один. Бабушка ушла. Надолго ли?

– И что такого? – сказал утром Мишка отражению в зеркале и повеселел. – Нормально! Проживу, – взглянул на закрытую дверь и солидно добавил: – Не маленький!

Голода Мишка не боялся. Во-первых, его, как ребёнка, находящегося в трудной жизненной ситуации, в школе обедом кормили бесплатно. Мишка искренне недоумевал, что в его жизни тяжёлого, но от супа с котлетой не отказывался. Даже добавку просил. Тётя Ира, приветливая раздатчица школьной столовой, не отказывала.

– Не в коня корм, – добавляла она мудрость к порции супа, имея ввиду Мишкину худобу. – В дырявый таз воду лить… Кушай, страусёнок!

Намекала на его рост и длинную шею.

Во-вторых, бабка, как запасливая белка, выдрессированная прежней социалистической обыденностью, всегда закупалась впрок. В кладовке на полках теснились залежи крупы, муки, консервов. Мишка смутно представлял, как превратить крупу в кашу, но решил, что по ходу разберётся. На кухне, за дверью – сухарей мешок. Бабка ничего не выкидывала. А сухари у неё получались отменные – ровные, солёные, с чесноком. А ещё в кладовке и на антресолях – банки с помидорами. Ими можно было питаться целый год.

Консервированные помидоры Мишка особенно уважал. Раз – сунул руку в банку, всю кисть, целиком, два – схватил, три – вытащил, четыре – запихал в рот целиком, испачкал рот и подбородок в рассоле. Пять – с наслаждением облизал сладко-солёные пальцы. Вкуснее помидоров в Мишкиной жизни не было.

Бабка, если ставила перед собой цель, то берегись оказаться на пути: как машина экскаватор – зашибёт – не заметит. Даже огородные растения это понимали. Помидоры в теплице росли густо, будто виноград – гроздями. У всех соседей по даче помидорные листья загнулись от холода, а зелёные чахлые плоды прилепились к веткам зелёным горохом. А у бабки, смотри-ка, наросли всякие: и крупные жёлтые, и розовые, и «Бычье сердце».

Колдовать, что ли, бабка умела?

А что, если бабушка уехала на заседание колдунов всей Российской Федерации?

Мишка представил.

Ночь. Лес. Лысая поляна. Вокруг костра фигуры в тёмных плащах и остроконечных шляпах. Под ногами шныряют чёрные коты разной упитанности и пушистости. Сбоку ершистой кучей навалены мётлы. Над поляной висит мерный гул – это фигуры в плащах болтают обо всём и все разом, как школьники на перемене.

Вдруг Главная фигура в капюшоне подняла руку. Разговоры смолкли.

Фигуры быстро образовали круг.

– Сосёстры! Собратья! – взревело из-под Главного капюшона. – Ассара-дАра-чУккара! Асирал Анишулар!

– Говори по-человечески! – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Двадцать первый век! Хватит абракадабры!

Мишка кивнул. Действительно, Всероссийский слёт ведьм, колдунов и волшебников происходит в светлом зале с колоннами. Женщины в длинных платьях. Мужчины в костюмах и цилиндрах.

Под потолком коты оседлали квадрокоптеры. Шныряют и гудят, будто хвостатые пчёлы.

На огромном экране надпись «Волшебство и искусственный интеллект – вместе навсегда!». Время от времени надпись меняется фотографиями волшебников с разными штуками, вроде голографических часов, волшебными палочками любой конфигурации и даже самоходных холодильников.

На низком белом диване удобно расселась Мишкина бабушка. Она в своем модном брючном костюме. Небрежно принимает с подноса робота-официанта бокал и большой пакет картошки-фри.

– Мишка, ты почему без шапки? – смотрит она прямо на него. – Ты уроки сделал?

Мишка очнулся. Он и сам проживёт. Но…

За закрытой дверью в бабкину комнату живёт проблема. Нет, не так. ПРОБЛЕМА.

За дверью живёт... нет! Понятие «живёт» не подходит к существу, что практически утонуло в ортопедическом матрасе кровати-гиганта.

Уже два года как болезнь украла Мишкину маму, оставив взамен восковую куклу. Кукла не поднималась вовсе. Функциональная кровать с противопролежневым матрасом для лежачих больных занимала половину большой комнаты. Такие кровати стоят лишь в самых современных клиниках, но вы не знаете Мишину бабку! Она куда-то звонила, кому-то грозила, умоляла, ругалась, посылала одно электронное письмо за другим, вдогонку слала бумажные в конверте; заверяла всевозможные бумаги у нотариуса и вот оно, торжество крюкотворчества! – специальную кровать доставили. Двое грузчиков из «Газели» (как пролезли по узким лестницам «брежневского» подъезда?) Но ведь кровать – не гроб, протащили как-то в квартиру. Впихнули невпихуемое. Разобранную, пахнущую мазутом – каждая металлическая трубка обёрнута серой бумагой. Те же ребята ловко собрали кровать – соединили все эти трубки, крючки, гайки, стойки, провода, схемы, колёса. Со стойкой для капельницы, функцией переворота и дугой для подтягивания.

Первый парень в чистой отглаженной робе подмигнул Мишке:

– Четырёхсекционная. Сама больного поворачивает. Крутит, как курицу на вертеле. Оснащение, как в космическом корабле, пацан. Хоть самому ложись!

Но скукожился под бабкиным взглядом. Второй напарник, постарше, деловито показал, как включать электроподъёмник, как менять положение кровати, регулировать повороты секций с пульта управления.

Мишка прозвал сооружение ложе-роботом за провода и металлические стойки. И не подходил. Боялся. Ложе-робота и того, что лежало на ней.

Оно было живое, несомненно живое: тонкое, гнутое, как веточка, почти невесомое, скрытое под одеялами. Оно хрипело, дышало; бабушка закрывала его голову платками и носила ему баночки с питанием, памперсы, ставила уколы и капельницы, выносила грязные простыни и звякающие при каждом шаге чёрные мешки.

Но бабушки нет.

И телефонов нет. Денег, пластиковых банковских карт. Похоже, бабушка забрала с собой всё. Унесла в своей вместительной сумке.

Мишка первым делом обыскал всю квартиру – всю, где мог. Даже на кухне в жестяной банке из-под кофе. И под постельным бельём.

Впрочем, можно пойти в полицию. Придут, оформят… А его, Мишку, куда? В детдом Мишку. Это ничего, это не конец жизни, и в детдоме живут. Выходят честными людьми. Вырастают, в институты поступают.

А куда её? Ну, то, что вместо мамы? В больницу?

Мишка задумался. Бабка часто повторяла:

– Без денег кому нищета нужна? Чёрта собачьего они станут возиться! – и вздыхала: – Устала, сил моих дамских нет! Когда уже?

Что «когда», бабка не сообщала, а Мишка не был дураком – не спрашивал. По тому, как темнели бабкины глаза, превращались из маслин в сливы, становилось понятно: не его, Мишкиного, ума дело. У тебя, что, дел нет? Молоко не обсохло, из ползунков не вырос, с горшка только слез. Делай уроки. Сделал? Врёшь! А если выучил – повторяй! В дневнике «двоек», что у блох у помойного кота, тетёха ты на дикобразе… В отца-алкаша пошёл… Угораздило же!

– Я здесь, – встрял Плут. – Меня-то ничем не проймёшь! Опять же медичка обещала прийти…

Мишка снова улыбнулся.

На той неделе приходила врач Гульнара Рудольфовна. Провела осмотр, напомнила о необходимости давать новое лекарство.

Мишка обещал.

– Пришлю вам патронажную сестру, – сказала врач, уходя. – Это же ужас! Так запустить больную!

– Бабушка, она… – не нашёлся, что сказать Мишка, – Понимаете… всегда сама. Никого не пускает…

– У нас очень квалифицированные сотрудники, – врач сделала упор на слове «квалифицированные». Да так уверенно, что Мишка невольно кивнул, соглашаясь. – Ждите завтра. А с Жанной Николаевной поговорю. Нельзя же так…

Патронажная сестра пришла на следующий вечер. Высокая, холодная и деловая, она смотрела куда-то поверх Мишки.

– Взрослые где? – спросила, как отрезала.

– В магазине, – промямлил Мишка.

– Где руки помыть? – спросила сухо и после продолжительного журчания крана в ванной нырнула в комнату. Кинула с порога: – Воды принесите.

Мишка налил в пластмассовый таз тёплой воды. Зашёл в комнату и поставил около дверей. Дальше не пошёл.

Патронажная сестра не обернулась. Точными размеренными движениями она колдовала над чем-то серо-розовым длинным, тонким и чуждым.

Миша вышел и присел на пол в коридоре.

Коридор, узкая кишка, без света и простора. Сбоку дверь и прямо дверь: обе, если открыть, закрывают проход. Тут и притулиться-то негде, но Мишка влез. Оперся подбородком о колени, обхватил согнутые ноги руками, сгорбился.

Напротив него, через узкий коридор, на обоях, рассмотрел Мишка рисунок. Сначала не поверил, приблизил глаза. Затем поднялся, не поленился, щёлкнул выключателем. Вот он, рисунок. В аккурат на уровне носа. В тусклом свете, расчерченном тенями от «висюлек» громоздкой люстры с одной лампочкой, Мишка скорее вспомнил, чем разглядел. Закорючка, круглая голова, кривой штрих...

Птица?

Одно крыло вздёрнуто вверх, другое, изломанное, следом волочится.

Детская рука нарисовала птицу

Это чайка, вспомнил Мишка. Да, чайка. В прошлый свой приезд, с папой, накалякал он фломастером на обоях, имитирующих кирпичную кладку, кособокую чайку.

Намалёванная птица летит куда-то по простору поддельной кирпичной кладки. Крыло, кривое, будто подбитое, тащится следом. Птица кричит. Широко открыт клюв – две чёрточки на круглой голове.

Впервые Мишка услышал чаек в этом городе.

За окном трепали кого-то – так Мишке показалось, – и этот кто-то вопил протяженно: А-а-а, в конце вскрикивал, зло и резко: ай!

– А-А-А-ай! А-А-А-ай!

Потом встретил крикунов на помойке – крупных птиц с серебристыми крыльями и жёлтыми клювами.

Бабушка называла их «клушами»:

– Разленились рыбу ловить, дармоеды! Шарятся за гнильём по помойкам!

Красивые белые птицы в размахе крыльев как два голубя или полторы вороны. Они ели всё, что находили в мусорных баках. Голуби, воробьи, даже вороны – остальные птицы опасались связываться с белыми хищниками. С самого утра они кружили над баками, истошно орали, вопили, задирали голубей, звали кого-то, и смолкали лишь к вечеру. Зимой их в городе не было. Чайка – птица перелётная, холодов не любит. Улетает зимовать на семь тысяч километров на юг, а в мае возвращается.

Интересно, бабушка не заметила рисунок или специально не стёрла «внуков шедевр»?

– Пациентка накормлена и переодета, – медсестра вышла в коридор и чуть не споткнулась о сидящего Мишку. – Что ж так больную запустили?

Мишка поднялся на ноги, бурча что-то о бабушкином повышенном давлении.

– Распишитесь! – не слушает сестра. Сунула ему в руки тетрадку, ручку. Он них резко пахнет лекарством. – В нижней графе.

Мишка вывел «Фуф». Медсестра выдернула тетрадь, не дала вычертить завитушку в конце.

– Завтра у меня выходной, – промолвила она скороговоркой, стаскивая с вешалки пальто. – Сами справляйтесь… Сами! Нельзя так… Следить надо! Памперс чистый, вам государство бесплатные зря что-ли выделяет... Мази, протирки. Комнату проветрить! Питание из бутылки…

Хлопнула входная дверь.

– Я сделаю, – крикнул Мишка вслед. – Спасибо.