Краткий анамнез
Венесуэла обладает самыми огромными разведанными запасами нефти в мире, опережая Саудовскую Аравию, каждую из стран ОПЕК, Россию, США и все европейские страны.
С извлечением этой нефти есть определённые проблемы, которые мы упомянем ниже, однако работать в этой стране в разное время хотели большинство мировых нефтяных гигантов.
В Венесуэле гораздо более благоприятный климат, чем в России и странах Персидского залива (можете посмотреть вот эту интерактивную карту)
Береговая линия Венесуэлы — более 2800 км вдоль Атлантического океана, открывающего доступ к портам восточного побережья обеих Америк, Африки и Евросоюза. А ещё берег Венесуэлы, кстати, безумно красивый.
Качество почв в этой стране ничуть не уступает соседней Бразилии, она никогда не была под эмбарго, как Куба, туристический потенциал страны — просто гигантский. Казалось бы, идеальные вводные экономические условия. Но вместо этого в Венесуэле просто ужасная экономическая ситуация, ужасная даже на фоне самых бедных стран Латинской Америки.
Отдельно поражает голод. «Диетой Мадуро» называют массовое похудание жителей страны из-за отсутствия базовых продуктов. В среднем житель страны похудел примерно на 11,5 кг. Самого Мадуро слава о его «диете» ничуть не смущает, скорее, веселит.
Мадуро шутит про диету имени себя: «Зато вам теперь не нужна виагра!»
До самого последнего времени санкции в отношении Венесуэлы были гораздо мягче, чем санкции против Ирана и России, а до 2014 года о них и речи толком не было. Еще в 2007 году Венесуэла могла себе позволить спокойно выгнать из страны американский ExxonMobil и тут же купить американскую нефтеперерабатывающую компанию Citgo (49,9% компании в залоге у «Роснефти»). И всё это сходило режиму Чавеса с рук.
Что же изменилось, кроме падения цен на нефть?
История нефтяной зависимости
Всё дело в том, что Венесуэла — это первая в мире петрократия, первый нефтяной джанки, ультразависимый от нефти ещё со времён молодости наших прабабушек.
Нефть в Венесуэле нашли в 1914 году, а разрабатывать месторождения всерьёз начали в 1920-х гг. Это было время возможностей для всей Латинской Америки. Так, ВВП Аргентины был сравним с ВВП Швейцарии, сохранявшей нейтралитет в Первой мировой. Остальная Европа с трудом восстанавливалась, Штаты тоже отходили от участия во всемирной заварухе. При этом во всём мире набирал силу будущий локомотив мировой промышленности — автомобильная отрасль.
И Венесуэла быстро «подсела» на нефтяную иглу. Арабские страны, например, «подсели» только в 1970-х, когда цены подскочили из-за первого нефтяного эмбарго. Венесуэла сделала нефть главным экспортным продуктом всего за 15 лет. Да что там — почти единственным.
Этой нефтяной наркомании не помешала ни Великая депрессия в Европе и США, ни сокращение спроса на топливо, ни падение выпуска и продаж автомобилей и военной техники, вообще ничего! Ничего не поменялось даже во времена Второй мировой. Реальные перемены начались только ближе к 1970-м.
Задолго до ОАЭ Венесуэла начала экспериментировать с субсидированием национальной экономики за счёт нефтяных денег. Причем сочеталось это всё с протекционизмом, то есть — недопуском конкурентов. В начале 1960-х молодая венесуэльская промышленность делала первые успехи за рубежом. Ближе к середине 70-х она уже перестала утруждать себя такими излишествами как конкурентоспособность, производительность труда, нужность продукции.
Всё дело в том, что в стране увлеклись идеями левого аргентинского экономиста Рауля Пребиша — это то самое «импортозамещение».
Пребиш — один из идеологов идеи импортозамещения и автор концепции «периферийного капитализма». Реализация его идей сделала бедными миллионы латиноамериканцев. Обладал наградами нескольких государств, постом в ООН, умер в Чили, где его идеи не прижились
Импортозамещение по Пребишу, если упростить, сводилось к крайне примитивной идее: злые капиталисты с Севера разоряют нашу промышленность, поставляя дешёвые товары, которые мы покупаем на доходы от ресурсов. Нужно на доходы от ресурсов строить заводы и фабрики (или раздавать деньги тем, кто уже что-то производит). Ещё можно запрещать злым капиталистам с Севера ввозить сюда свои поганые дешёвые товары.
Идеи Пребиша и его единомышленников (см. Мюрдаль) в разных странах Латинской Америки получили разное развитие, но итог оказывался примерно тем же: сотни и тысячи никому не нужных, бессмысленных и неконкурентоспособных производств, представлявших собой скорее экзотический способ раздачи ренты, чем что-то ещё. Самая идея о создании национальных конкурентов более успешным корпорациям других стран заслуживает уважения. Но в реальности производства, выращенные на нефтяных и других ресурсных доходах, оказались крайне неконкурентоспособными, а их продукция была мало кому нужна за пределами государств-производителей (да и внутри, если честно, мало кому была нужна). И Венесуэла не стала исключением.
После того, как в 1973 году цены на нефть резко выросли, выросли и доходы бюджета. Для всех социалистических петрогосударств этот факт оказался роковым. Так, СССР окончательно отказался от любых экспериментов с существующей моделью социалистический экономики. Знаменитые «косыгинские реформы» не получили никакого развития, как и идея «советского интернета», который должен был служить модернизации управления плановой экономики. В Венесуэле получили широчайшее распространение уже существовавшие порочные практики: уже упомянутое импортозамещение, практика раздувания госсектора для раздачи ренты, увеличение зарплат в госсекторе. И кто в таких условиях будет развивать конкурентоспособный бизнес? Как результат, нефтяное изобилие придушило прирост сельского хозяйства примерно вдвое от ожидаемого уровня, ситуация в промышленности была примерно похожей. Более того, в стране не хватало квалифицированных специалистов, поэтому профессиональную, творческую, финансовую и техническую элиту страны Венесуэла импортировала сотнями тысяч. Это сыграло со страной злейшую шутку.
Но несмотря на всё это, венесуэльцы не бедствовали. В этот период страна считалась самым богатым государством Латинской Америки, а левые экономисты приводили её как пример динамично развивающегося государства. Всё, что было нужно простому венесуэльцу, можно было купить за нефтедоллары. А если у человека нефтедолларов не было, их надо было раздать в обмен на политическую лояльность.
Вся эта политика ближе к началу XXI века выродилась в так называемый «чавизм», он же «боливарианский социализм XXI века».
На словах сторонников харизматичного президента страны, чавизм представлял собой увеличение доступа бедных к социальным благам (в первую очередь это образование и медицина), и восстановление исторической справедливости. На деле чавизм, если в двух словах — это когда вы раздаёте нефтяные деньги не элите, а бедным и необеспеченным людям, но строго в рамках электоральных циклов. Потому что нефтяных денег всё равно на всех не хватит, а элиту тоже надо кормить. Чтобы раздавать блага вне электоральных циклов, вы просто будете ущемлять и обирать бизнес.
Итак, параллельно раздаче халявных нефтяных денег, в экономическом плане чавизм представлял следующие меры:
Экспроприация активов. Сначала — той самой импортированной элиты (которая начала бежать из страны), потом — нефтяных мейджоров (об этом ниже), потом — крупного бизнеса, потом — всё более и более мелкого.
Режим «справедливых цен» (precio justo). Эта идея получила распространение во многих испаноговорящих странах (включая Испанию), но «достигла совершенства» именно в Венесуэле. Если коротко, это просто цены, установленные правительством на основании желания левой пятки правительства, часто — банально заниженные. Отличие от советского Госплана в том, что в СССР государство и производило, и продавало, и устанавливало цены. В Венесуэле правительство лишь назначало цены, а предприниматели были вынуждены приспосабливаться.
Как результат, чавизм, во-первых, демотивировал предпринимателей производить эти самые базовые товары, а во-вторых, породил огромный черный рынок. Товары по precio justo массово скупали коррумпированные чиновники, экспортировавишие их контрабандой в соседние страны, преимущественно в Колумбию.
Таким образом, чавизм формировал клиентеллу — то есть целый класс людей, которые могли получить хоть какие-то деньги и преференции только и исключительно за лояльность Чавесу (впоследствии — Мадуро). Сразу после выборов фонтан, разумеется, становился чахлым. Несмотря на это, Уго Чавес переизбирался трижды, и все три раза фокус ему удавался. То, что сиюминутные интересы били по экономике, волновало его не слишком сильно.
Обвал цен в 2014 году, уже после смерти Чавеса, Венесуэла встретила с ежегодной инфляцией в 50% в год. А заодно с миллионной армией ртов, ожидавших очередной платы за лояльность от правительства. Попытки продолжать политику Чавеса и вылились в невероятную гиперинфляцию сначала на пару десятков процентов в год, потом на пару тысяч, потом — на миллион с копейками.
Лучше всего безумие, которое творил чавизм с экономикой, видно как раз на нашем профильном примере — на экономике АЗС.
Как дешёвый бензин завел Венесуэлу в бездну
Прямо сейчас одним из самых дешёвых товаров в Венесуэле остается топливо. Официально оно стоит дешевле цента. Это историческая ситуация.
Моторное топливо в Венесуэле стоило дёшево даже во время топливных кризисов, а цена на него назначалась правительством. Поэтому до Чавеса продавать топливо по такой цене было, мягко говоря, малоинтересно, поскольку нерентабельно, и о большой доступности топлива говорить особенно не приходилось. Со временем ситуация выправилась, но этому предшествовало очень много проблем.
Любые попытки либерализовать цены на топливо проваливались из-за народного недовольства, но проблема с доступностью бензина никак не хотела решаться. Так, в 1989 году президент страны Карлос Андрес Перес увеличил цену на бензин почти вдвое — и получил массовые беспорядки, в ходе которых было убито и арестовано больше 300 человек.
При Уго Чавесе бензин и дизельное топливо, разумеется, тоже стали частью precio justo. Проблема с доступностью бензина до поры до времени была решена. Правительство покрывало расходы на субсидирование товаров первой необходимости, к которым относилось и моторное топливо, за счёт вырученных нефтедолларов.
Подобный подход в долгосрочной перспективе порождал одновременно несколько проблем:
- Венесуэльцы привыкли к сверхнизким ценам на бензин, не заботясь об объёмах его потребления. Венесуэльцы обожали многоцилиндровые американские автомобили 50х-70-х, потребляющих 20-25 литров на 100 км. И даже мизерных средних доходов хватало, чтобы регулярно заправлять полный бак.
- Такая привычка породила отношение к энергоресурсам как к чему-то бесплатному, не имеющему ценности. Потому продаётся преимущественно бензин низкого экологического класса, а из выхлопных труб автомобилей валят плотные клубы чёрного дыма.
- Соответственно, количество автомобилей росло, а вот инфраструктура догоняла этот рост медленно и лениво, во многом за счет строительство инфраструктуры силами государственной PDVSA.
В эпоху Мадуро, которому совсем не повезло с мировыми ценами на сырьё, топливный рынок стал ещё большим воплощением абсурда. Обычные автомобилисты редко в состоянии починить свою ретромашину или купить новую, но при этом топливо по-прежнему продаётся по precio justo. При этом теперь очереди на заправках стоят не только потому, что людям надо заправиться
- Чиновники покупают бензин оптом по precio justo и гонят его всё в ту же Колумбию, потому что им нужна валюта.
- Простые венесуэльцы-«челноки» покупают топливо в Венесуэле, чтобы продать его за границей, чаще всего — в той же Колумбии, с которой у Венесуэлы наиболее развитое автомобильное сообщение. Потому что им нужна валюта. И им хочется есть.
- В челночном бизнесе участвуют, само собой, и администраторы заправок, ко торые не хотят кормить остальных и сами экспортируют топливо в Колумбию. Потому что им нужна валюта. И им тоже очень хочется есть.
- Ну и в довершение цирка в самой Венесуэле, конечно же, тоже сложился чёрный рынок топлива, на котором бензин стоит сильно дороже цента. И его всё равно покупают, чтобы потом экспортировать. Потому что… ну вы поняли.
При этом в самой богатой нефтью стране сырьё почти некому добывать. Объемы добычи стремительно падают.
Национализация и развал
В разные годы в Венесуэле работали разные нефтяные компании, в том числе, разумеется, и крупные мейджоры: Shell, Conoco Philips, ExxonMobil, BP, Statoil, Total и некоторые другие, включая нашу Роснефть. В 70-х на фоне первого в истории резкого роста цен на нефть по миру прокатилась целая волна национализаций нефтяных компаний. Венесуэла подхватила тренд, создав на базе местных нефтяных активов компанию Petróleos de Venezuela (PDVSA). История этой компании больше всего похожа на сказку Пушкина о рыбаке и рыбке.
И если в тридцатых правительство предпочитало ничего не делать и только считать доходы от роялти, то в 50-м оно требовало уже половину доходов. В начале семидесятых правительство требовало уже 55% доходов. После создания PDVSA и до наступления чавизма ситуация в целом оставалось стабильной, но аппетиты потихоньку росли.
Президент Чавес полагал, что PDVSA была слишком независимой. В 2002 году он разогнал её менеджмент и буквально подмял под себя. В 2007 году он решил буквально отнять активы у работающих в стране мейджоров.
Statoil, Chevron, BP и Total поддались и «согласились» отдать контрольные пакеты своих активов и стали миноритарными партнерами. ExxonMobil и Conoco Philips не согласились и были выкинуты из страны. Но, как мы уже рассказывали в начале, это не помешало Венесуэле купить в Штатах Citgo.
В самой PDVSA тоже не всё было гладко. В 2002 году правительство Чавеса уволило 17 тысяч забастовщиков, протестовавших против смены менеджмента и условий труда. И назначило туда своих сторонников, разумеется, неквалифицированных. А потом им так понравилось раздувать штат, что они повторяли этот фокус раз за разом. Раньше раздували штат чиновников, теперь — работников нефтяной компании.
Таким образом, с получения доходов в виде роялти государство дошло до почти полной национализации сектора, а когда и этого показалось мало — до банального воровства оборотных средств внутри нефтяных компаний. Так что «нефтяная наркомания» — это не вполне метафора.
Менеджмент нефтяной компании воровал миллиардами долларов. Хотел — выводил валюту на чёрный рынок со счетов компании. Хотел — продавал нефть и топливо в обход кассы. Хотел — отмывал деньги через закупки. А заодно обслуживал внешнеполитические интересы Венесуэлы, что не особо вяжется с эффективным управлением.
Роснефть, например, недополучала от Венесуэлы нефть, на поставки которой, кстати, выделила кредит. Долг венесуэльской госкомпании перед нефтесервисными партнерами превысил двадцать пять миллиардов долларов ещё два года назад, а сейчас перевалил уже за тридцать. Работники PDVSA — далеко не элита страны, они буквально голодают, и уже два года назад были вынуждены подрабатывать после работы нелегальными торговцами, контрабандистами и ещё чёрт-те кем. И это лучший работодатель страны после армии и правительства.
Ситуация усугубилась ещё и тем, что большую часть добытой нефти Венесуэла буквально не может добыть. Дело в том, что венесуэльская нефть — очень тяжёлая и сернистая, её дорого добывать. Для экспорта её нужно смешивать с более легкими сортами. Собственная промышленность в какой-то момент была уничтожена, и нефть пришлось закупать… в США. Часть вышек оказалась буквально заброшена. А на всех остальных царит хаос, бардак и падение добычи. Например, самая главная нефтяная вышка страны El Furrial добывала в 1998 году около 450 тысяч баррелей в день. К 2009 году добыча рухнула вдвое. Еще два года назад вышка почти не работала, а после шести вечера персонал сбегал с рабочих мест, опасаясь вооружённых нападений мафии.
Как результат, за последние 19 лет лет среднедневная добыча рухнула с 3,2 миллиона баррелей в день почти до 1 миллиона.
Чему нас всё это учит?
Боливарианский «социализм XXI века» был бы невозможен без высоких цен на нефть. Упала цена — и он потерпел настоящую катастрофу. Кто бы что ни говорил, но кризис, гиперинфляция и развал нефтегазовой отрасли Венесуэлы во многом стали следствием внутренних, а не внешних причин. И всё начинается с топливного рынка
Субсидирование цен обесценивает топливо как таковое. Люди привыкают к тому, что бензин ничего не стоит.
Для субсидирования нужны деньги, но где их взять, если вы продаёте свою нефть с дисконтом к WTI, а другие отрасли попросту уничтожены?
На рыночные реформы никто не хочет идти, потому что это больно, а сохранение низких цен — священная корова режима. То, что именно низкие цены фиксируют околонищее состояние людей, никого не волнует.
При любом исходе такая политика заканчивается крайне скверно: товары не достать, население стремительно нищает, инфляция раскручивается, клиентелла тает, люди голодают. И все мнимые заслуги чавизма в виде массовой медицины и всеобщего образования превращаются в пыль. Ну, или достаются соседям в виде образованных и дешёвых специалистов.
Короче, вот простой рецепт, как стать банкротом, если у вас куча нефти:
Зацикленность элит на получении денег от ресурсов здесь и сейчас при полном наплевательстве на будущее привела к тому, что однажды это будущее взяло и наступило. В этом будущем Венесуэла оказалась суперзависима. Обязательства оказались несопоставимы с доходами от экспорта нефти и коррупционными интересами менеджеров компании и высшего класса чиновников. Как результат — деградация нефтедобычи и распад национальной экономики.
Если вы дочитали досюда — вы герой. Вот вам ещё почитать всякого на русском и английском:
*Мы — Независимый топливный союз, объединение независимых АЗС страны. В рамка нашего Аналитического центра мы изучаем не только отечественный топливный рынок, но и зарубежные (особенно рынки петрогосударств) и их влияние на экономику с целью выявления лучших и худших практик регулирования. В рамках нашего YouTube-шоу мы решили запустить проект «Как у них?» с целью поделиться своими изысканиями с более широкой аудиторией, чем участники рынка. После первого успешного выпуска про ОАЭ мы подумали, что было бы интересно дать нашим сценариям формат статей и публиковать их на других площадках.
