user11318783

Интересный вопрос. А как вы сами думаете? Давайте вместе разберемся.

Первым, как всегда, выпалил Артем, не подумав:

Да потому что люди - идиоты! Ленятся голову включить. Ловятся на самую дешевую удочку, как...

Олег Юрьевич поднял на него взгляд. Не гневный, не осуждающий, а скорее устало-печальный. Артем сразу сник.

Артем, «идиот» - это не экономическая категория и не объяснение, - тихо, но очень четко произнес Олег Юрьевич. - Это ярлык, который мы вешаем, когда нам лень понять причину. Да, элемент глупости, или, точнее, доверчивости, присутствует. Но это - следствие, а не корень. Продолжайте.

Айгуль, поправив платок на волосах, сказала увереннее:

Они обещают быстрые деньги. Легкий успех. Все же хотят разбогатеть, не прилагая титанических усилий.

Верно, - кивнул Олег Юрьевич и перевел взгляд на Бориса.

Это игра на страхах, - добавил тот. - Страх остаться без денег, страх, что другие преуспеют, а ты нет. FOMO, кажется, это называется.

Лиза робко добавила:

И еще... они создают ощущение, что ты входишь в какой-то особый круг. Избранных. Это приятно.

Доминик, покручивая в руках смартфон, заключил:

Да и маркетинг у них огненный. Вся лента в соцсетях забита их кричащими роликами. Нельзя просто так взять и не увидеть этого.

Олег Юрьевич медленно провел ладонью по лицу.

Вы большие молодцы. По сути, вы сами и перечислили все основные причины: эксплуатация базовых инстинктов, страхов и социальных механизмов. Но теперь мне интересно вот что. - Он обвел взглядом затихших студентов. - Это искоренимо? Скажите, разве человечество когда-нибудь сможет окончательно отказаться от дармовщины, от этой «волшебной таблетки»? Меняется ли природа человека? Давайте заглянем в историю. Приведите мне пример из древности или Средневековья, который покажет, что алчность и поиск легкого пути - это константа.

Студенты задумались. В аудитории повисла тишина, нарушаемая лишь гулом за окном.

Алхимики, - неуверенно сказал Борис. - Они же столетиями искали философский камень, чтобы превращать свинец в золото. Та же самая «волшебная таблетка» для богатства.

Точный пример, - кивнул Олег Юрьевич. - Столетия. Значит, противоядия от этой напасти нет? Вечный спутник человечества?

Он помолчал, глядя в окно на серое университетское здание напротив.

Я вам скажу, что еще 35 лет назад, в нашей стране, которая тогда называлась иначе и была больше, такой напасти в таких масштабах... не было. Можно долго и справедливо говорить о советском воспитании, о коллективной морали. Но мне думается, что истинный ответ лежит глубже. И дело не в правоохранительной системе, не в комиссарах в пыльных шлемах и уж тем более не в ГУЛАГе. А в самой системе. В политико-экономической формации.

Он снова посмотрел на них, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, который бывал на самых ярких лекциях.

Представьте себе общество, - продолжил он, - где сама экономическая структура, сама конституция бытия ограничивает аппетиты. Каким бы ты хитрецом ни был и какие бы алчные люди тебя ни окружали, ты не можешь иметь - законно - больше одной государством обеспеченной тебе квартиры, одной машины, одной дачи. Ты можешь быть гением или бездарностью, трудягой или лентяем - но твой «потолок» материальных благ, за которым начинается либо криминал, либо колоссальный, заметный всем общественный труд, объективно ограничен. А главное - исчезает сам смысл этого бесконечного накопления. Зачем тебе десять квартир, если их нельзя сдать в аренду баснословно дорого, потому что жилье - не товар, а право? Зачем тебе десять машин, если статус измеряется не их количеством, а твоим вкладом в общее дело? Всякому проходимцу в такой системе просто нечего продавать. Его «секрет успеха» бессмысленен, потому что успех определяется в иной, не денежной парадигме. Почва для его ядовитого семени - неуемная потребительская жажда - просто отсутствует.

Доминик открыл рот, чтобы возразить, найти слабое место в этой, как ему казалось, утопической конструкции.

Но Олег Юрьевич мягко поднял руку, останавливая его.

Не спеши, Доминик. Не спешите все. Подумайте над этим. А сейчас мне надо подготовиться к паре у следующей группы.

Он вышел из аудитории, оставив за собой тишину, полную недосказанности. Студенты еще несколько минут молча сидели, глядя на пустую доску, где только что были написаны формулы, а теперь витала куда более сложная и непривычная формула целого мира.

А вечером в сторис у Доминика появился загадочный пост: «Разговор с Профессором. Мы все ждем волшебную таблетку, потому что нам продали болезнь. А что, если можно жить в мире, где этой болезни нет?»

• Дорого... арендовать машину, - сказал я в телефон по-русски, показывая ему экран с испанским переводом.
  Он прочитал, фыркнул и ответил целой тирадой. Я нажал кнопку микрофона.

• Пфф, вам, туристам, хорошо. А ты попробуй проживи тут на песо. Я в восемьдесят пятом в Майами был, так там... там жизнь! Супермаркеты – ломящиеся от товаров полки! Машины! Люди улыбаются, потому что у них есть за что улыбаться! А здесь? Очередь за курицей, очередь за хлебом. Врач с дипломом работает водителем, потому что таксистом заработать можно. Это не жизнь, Хуан ( дону Эрнесто было приятно называть меня на испанский манер), это выживание. Капитализм - вот что нам нужно! Свобода! Возможность заработать!

• Но эта «свобода» имеет цену, - начал я, набирая текст. - Вы же видите, почему здесь трудно? Шестьдесят лет блокады - это не шутка.
  Он отпил рома и почти сердито тыкнул в экран пальцем, диктуя:

• Блокада, не блокада! Посмотри на Китай, на Вьетнам! Они с США торгуют, и богатеют! А мы сидим в этой... в этой ловушке! При социализме все равны в бедности. А я не хочу быть бедным! Я видел другую жизнь! Я хочу, чтобы мои внуки могли купить себе новый телефон, не копя на него полгода! Хочу, чтобы у них был выбор!
  Его слова, даже прошедшие через бездушный алгоритм переводчика, были полны искренней боли. Я видел, что он говорит не из жадности, а из отчаяния. И в его словах я услышал эхо нашей собственной, российской, истории. Я налил еще рома и начал печатать, стараясь быть точным.
  Дон Эрнесто, вы знаете, мы, россияне из глубинки, это уже проходили. В 90-е мы тоже хотели джинсы и колбасу. Наши шахты, наши заводы - все это называли «совком» и за бесценок распродали олигархам. А что получили мы? Я вырос в городе, где градообразующее предприятие работало с войны. Его закрыли. Люди остались не просто без работы - они остались без смысла. Вы говорите об очередях за курицей? А я помню очереди за талонами на водку. Мы получили «свободу» - свободу спиваться, свободу вымирать. И мы до сих пор за это платим. Вы хотите кредитов? У нас в России общая задолженность по кредитам - больше 35 триллионов рублей. Каждая вторая семья в долгах. Это и есть ваша желанная «свобода» - свобода быть вечным должником.
  Он прочитал, и его лицо стало задумчивым. Он молча налил нам еще. Но не сдавался.

• Но здесь тоже нет денег!

• Вы правы. Но здесь есть другое, - продолжал я. - Бесплатная медицина, которая, несмотря ни на что, одна из лучших в мире. Бесплатное образование. Ваш внук может стать кем угодно, и его не загребут в долговое рабство за обучение. Или вот вам конкретный пример: когда был ковид, большие и богатые страны скупали вакцины, а ваша маленькая, «бедная» Куба - создала свою, «Абдала» и «Соберана»! Мало какое государство в мире может таким похвастаться! Это ли не доказательство силы вашей системы, которая работает на людей даже в условиях блокады?
  Дон Эрнесто вздохнул и что-то пробормотал, глядя в свою стопку. Потом надиктовал:

• Вакцина... это хорошо. Гордость. Но гордостью сыт не будешь. Я старый, я устал от этой гордости. Я хочу простых вещей!
  И тут во мне что-то сорвалось. Я почти схватил телефон.

• И вы их получите! Но какую цену вы заплатите? Вы хотите жить, как в Майами. Но вы не будете жить, как в Майами. Слушайте меня. Если здесь рухнет ваш строй, вас ждет не американская мечта. Вас ждет Гавана времен Батисты. Вы помните, что это было?
  Я сделал паузу, давая ему прочитать и вспомнить.

• Казино и публичные дома. Это не оскорбление, это исторический факт. Ваша страна была борделем и игорным домом для американской мафии и богатых туристов. И это ваше будущее. Вам не построят здесь «вторую Калифорнию». Вам построят «второй Лас-Вегас», где вы будете не хозяевами, а обслугой.

• Ты снова про это! - он сердито тряхнул головой.

• Нет! - я почти не смотрел на экран, пока печатал. - Это не вопрос образования. Это вопрос логики капитала. Зачем капиталисту строить здесь завод, если есть Азия? Гораздо выгоднее и проще превратить ваш райский остров в один большой курорт. Ваши пляжи - под отели. Ваши сыновья и дочери - в официантов, горничных и проституток. Ваша культура станет сувениром. Вы сами станете товаром. Дешевой экзотической приманкой. Ваша мечта о свободе обернется новой, экономической формой рабства, где вы будете прислуживать господам из Майами, которые приедут тратить на вас свои деньги. Мы, русские из глубинки, прошли через это унижение. Наши города вымирают. И я не желаю этого вам.
  Он прочитал последнюю тираду очень медленно. Потом поднял на меня взгляд. В его глазах не было гнева. Был усталый, горький шок. Он молча допил свой ром и поставил стопку на стол с глухим стуком.

Темнеет... - показал он на телефон и, не глядя на меня, тяжело поднялся и ушел в дом.
Я остался один с почти пустой бутылкой и потухшим экраном телефона. Я не убедил его. Но, кажется, мне удалось поставить трещину в его идеализированной картине. Он видел витрину, а я показал ему ценник. Тот самый ценник, который мы, россияне из покинутых шахтерских городков, оплачиваем уже тридцать лет - вымиранием, долгами и отчаянием.
Где-то там, за морем, сиял огнями Майами. А здесь, под тёмным кубинским небом, в воздухе, пахнущем ромом и морем, была страна, которая, несмотря ни на что, сама создала себе вакцину и не позволила себе превратиться в бордель. И в этом упрямстве была своя, суровая и непонятная для постороннего, правда. Правда, за которую, как оказалось, и нам, и им еще предстоит бороться. И глядя как уходит дон Эрнесто, я впервые за долгое время почувствовал, что я не беглец из Воркуты, а человек, который нашел на другом конце света часть своей собственной, невыученной истории.