Chavoro

Лет 15 назад Владимиру Михайловичу Иванченко позвонил знакомый и говорит – «Тут охотники вынесли из леса орла обледенелого, хотят на чучело продать. Я не даю. Приезжай». Владимир Михайлович примчался к нему, забрал орла, запеленал, обернул в одеяло, положил рядом с собой в машину. Пока он вез ее домой – она оказалась девочкой – орлица от боли ковыряла клювом кожаную обшивку кресла. Он назвал ее Беркутом. Прошло время, птица поправилась и Владимир Михайлович решил выпустить ее на свободу. Это над человеком всегда был царь и Бог. А птица – свободна, над ней – только небо. Беркут не стала ручной, не привязалась к Владимиру Михайловичу, и он знал, что она должна жить на воле.
Он выпустил ее из вольера, и она полетела над полем. Села – там, где во время войны немцы устроили лагерь для наших военнопленных. Владимир Михайлович пошел к ней. А она пошла к нему навстречу и села на руку, не захотела улетать.
Потом в вольере поселилась еще одна орлица – Айсан. Ее Владимир Михайлович забрал из зоопарка города Шахты. Зоопарк принадлежал депутату Госдумы. Птицу натаскивали на охоту, но она родилась в неволе и ловчей не стала. У нее была слабая перебитая грудь. Третий Бек – дагестанский орел. Он попал крылом в капкан, поставленный на волка. Его хотели продать на чучело. Но дагестанский чабан сумел переправить Бека Владимиру Михайловичу.
Так птицы жили у него долго, и вся округа знала об этом. Знала милиция, знала потом и полиция. Как и о том, что раненых птиц выхаживает Владимир Михайлович. Птиц ему везли со всей области. А летом 2018 года местная полиция решила провести рейд по поимке браконьеров. Под утро, когда Владимира Михайловича не было на даче (куда он приезжал к птицам каждый день), они нагрянули на трех машинах, зашли во двор, сломали замок на вольере.
Беркут билась грудью о сетку, пытаясь от них улететь. Ее, как и других, замотали в одеяла, скрутили лапы скотчем и положили в картонные коробки. Коробки – в багажник. Беркут умерла по дороге – она лежала, вывернув шею так будто силилась сделать вдох или в последний раз увидеть Владимира Михайловича. Айсан умерла от инфаркта. Но Владимир Михайлович успел навестить ее в реабилитационном центре в Калуге. Увидев его, она отошла и отвернулась в обиде. Владимир Михайлович почувствовал себя предателем. Он попросил прощения. Он был виноват – в тот день он не был с ними. Потом Айсан умерла.
Сейчас на Владимира Михайловича заведено уголовное дело – за содержание краснокнижных животных. Статья предполагает штраф в миллион рублей и лишение свободы до трех лет. Владимир Михайлович в сотый, в тысячный раз пересматривает видео, сделанное понятым в тот день, когда птиц забирали – даже музыка, наложенная на видео, не заглушает силу ударов орлов о сетку. Видео смотреть невозможно, но он все равно смотрит – потому что его птицы на нем еще живы. А потом уже нет.
Айсан умерла со сжатой – как у человека лапой. Как будто она хотела что-то в последний раз ухватить. Может быть, ту свободу, которой ее лишил депутат, или руку Владимира Михайловича.
В деревне Локоть Брянской области, где произошла эта история, говорят, что полицейские хотели выслужиться, получить звездочки за борьбу с браконьером. Я спросила у Владимира Михайловича, продолжит ли он помогать птицам. Он сказал – да, даже если тюрьма. Потому что, отняв у человека возможность помогать, государство отнимает у него и свободу. И пусть его расстреляют, но Бека он вернет.

Я гулял в окрестностях большого монастыря, близ Яхромы, в Московской области. Ну, гуляю и гуляю, тропинки скользкие, обледенелые, а с обеих сторон снег глубокий. Монастырская стена. Сарай с сеном. Какие-то клетки. Тишина. Иду. И вдруг, вижу его. Огромный. Размером со слона. Ну, с маленького слона, я видел таких в Индии. Не меньше, чем две, поставленные друг на дружку лошади.
ВЕРБЛЮД!
Он ковырял ногой снег, и что-то там выискивал. Верблюд услышал шаги, повернул голову. И, кажется, очень обрадовался, увидев добычу. Потому что, мигом развернулся, и поскакал по тропинке прямо на меня!
Что происходит с человеком, когда на него скачет огромный верблюд? Правильно, человек убегает. Но куда? Верблюд скачет явно быстрее, чем я бегаю.
"Скачки... Скачки верблюдов в Саудовской Аравии", - пронеслось в голове. Это я по телевизору видел, там верблюды развивали приличную скорость.
Короче, убежать от верблюда было явно невозможно. Но куда бежать, что делать? До калитки в монастырской стене было метров пятьдесят. Не успею. Значит, только вбок, к сарайчику. Я резво сворачиваю вбок, и тут же увязаю в глубоком снегу. Делаю пару шагов, и падаю, причем, с небольшими перспективами подняться на ноги.
Между тем, верблюд доскакал до места, где я свернул, и остановился метрах в двух от меня.
Когда ты пытаешься встать, не можешь, и над тобой нависает огромный верблюд... Это незабываемо. "Сейчас затопчет...". В голове пронеслась вся жизнь. Не так уж и мало я сделал... Но хотелось бы еще немного. И тут, среди итоговых оценок и отчаянных желаний, среди всех этих обрывочных мыслей, я обнаружил странную навязчивую, на первый взгляд бессмысленную мысль.
" Бутерброд!".
И снова, на этот раз более настойчиво:
"БУТЕРБРОД!!!".
Не забывайте, что все это заняло доли секунды. Итак, подсознание, или вселенский разум, дал мне подсказку. Задобрить верблюда-убийцу бутербродом, который я нес в кармане куртки.
Я быстро вынул бутерброд из кармана, потом из пакета, и бросил его гигантскому мохнатому монстру, готовящемуся меня убить. Верблюд понюхал. Стал есть. И пока он наслаждался хлебом, сыром и колбасой, я, наконец, встал на ноги и доковылял до сарая. Короче говоря, за мной он не пошел. Видимо, ходить по снегу ему не нравилось. Постоял, посмотрел на меня, да и пошел. Так я, в Московской области, зимой, подвергся нападению огромного верблюда.
Добавить осталось совсем немного. Монахи потом мне рассказали, что это на самом деле девочка. Очень ласковая и общительная. Любит, когда ее гладят. Поэтому и пошла - за любовью и лаской, а не чтобы затоптать меня копытами. В следующий раз возьму несколько бутербродов.