В декабре 1989 года я впервые после 15 лет жизни на Западе смог приехать в Советский Союз. Среди прочих поразительных открытий, которые я совершил в своей стране, меня поразило, помню, что по улицам русских городов по-прежнему бродят те же старики и старухи, типично русского патриархального вида, какими я их оставил здесь в 1974 году. Серый пуховый платок, обтрепанный меховой воротник видавшего виды ватного пальто, потрескавшиеся как копыта сапоги для женщин, облезлая шапка, ватное пальто и такая же парнокопытная обувка для стариков, ну там палка да сумка в придачу.
По моим расчетам они должны были давно вымереть. Получалось, что все они ненормально долго живут и должно им быть лет по девяносто как минимум. Простая истина, что это не те старухи, а состарившиеся за годы моего отсутствия граждане России, которым было в момент моего отъезда по 50 лет, дошла до меня не сразу, только после того, как я съездил в Харьков и увидел своих родителей. Из бодрых, переваливших чуть за пятьдесят родителей и они выглядели стариками образца 1974 года, почище, правда.
Вот тогда до меня и дошло, что эстафета особого русского стариковства передаётся из поколения в поколение.
Такое впечатление, что поколения стариков как в театре берут друг у друга одежку и переодеваются. Одежка у них идентична, до пуговицы. И лица те же, что у стариков моей юности. Сегодняшний американский или французский пенсионер не похож совсем на пенсионера пятидесятых годов и уж тем более на американского довоенного старика. Одежды ярче, разнообразнее, свежее. Тела более полные, более мускулистые, выражения лиц иные. Совсем! Лица другие! Это видно, если сравнить со старыми фотографиями. То же самое наблюдается во всей Западной Европе, и даже в Латинской Америке какой-нибудь, в Малайзии, в Сингапуре. Старики разного времени у них: разные! У нас в России молодежь — разная: узнаются по стилю одежды и причесок на фотографиях молодежь 30-х годов, 50-х, 70-х, 90-х, но вот как старики, так какой-нибудь XIX век от силы, и не выше.
Это о чем-то говорит, да? Точно! Это вопиет, орёт о том, и только о том, что у нас чудовищная стагнация общества. Что оно по сути своей старое, структура его глубоко никогда не изменялась, несмотря на потрясения, якобы глубокие, революции 1917 года. Что у нас социальный застой уже лет двести!
