Эй, толстый! Пятый сезон. Серия 100Г
Эй, толстый! 1 сезон в HD качестве
Поливаемый беспощадным ливнем, Жирный шел по улицам и давился слезами. Ему было невыносимо жалко себя. Я вился вокруг, усиливал его печаль, раздувал огонек жалости к собственной гнусной особе.
– У-у, несчастный! – драконил я Жирного. – Все тебя бросили! Предатели! Весь мир против тебя. Родной отец отказался. Оттого ли, что ты такой охуительный? Нет! Это оттого, что ты – жирное, отвратительное чмо. Так и помрешь, не поебавшись, хе-хе-хе.
Жирный ловил парусами подсознания мои жестокие слова, и нюнил, захлебывался соплями, как будто его пиздили на школьном дворе. Ы-ы-ы! Захныкал, блядь. Беги, мамочке жалуйся. Только рожать поехала твоя мамочка. Сыночка бросила, пожрать не оставила.
Я предвкушал тот момент, когда Жирный продрочится на Вселенную, и я уебу его. Выведу из игры. Сделаю планету чище.
Путь отмечал след из соплей, но и тот тут же смывал ливень. Я вел Жирного к Кожуховской промзоне.
Дальнейшие события пересказывать не буду – они известны. Я был рядом и когда Жирный встретился с Петровым, и когда выполнял его поручения, и когда лишился титановых трусов. Я был рядом, когда Жирный жадно жрал шаурму. И когда он срал в автомобиле, я тоже был там. Я видел, как Петрова забрал стелс-вертолет.
Я видел и то, как Саня ликовал. Как он забрался в кусты и там фотографировал свой освобожденный писюн.
«Вот же кретин!» – подумал я, нисколько не удивляясь.
Блямкнул один из телефонов. Тот, который был с одним контактом в телефонной книге.
«Александр Жирный прислал вам фото», – появилось извещение.
Я открыл фотографию. На меня смотрел позорный писюн Жирного, который я мог видеть и так.
Ну, и что это может значить? Разве что то, что отправитель – самый тупой ублюдок на свете.
«Вау! – написал я от лица Ксяни. – Жжош, чувак!»
Жирный читал мой ответ, густо краснел. Надо было играть роль. Стыд – эмоциональное топливо истинного дрочера. Будем думать, что звездолет Саня приземлился на дозаправку. А ведь ему еще континуум проламывать. Я был в роли насоса, который накачивает топливо в баки.
«Это точно твой хер? – писал я. – Слушай, я по телеку видела, на тебе трусы были железные. Ты их снял? Что это вообще за трусы-то? Эй, Саня!»
Впрочем, Жирный ничего не ответил. Стыдно, что ли, стало? Зато блямкнул второй телефон.
«Александр Жирный отправил вам фото», – появилось извещение на телефоне Витали Глиста. Я открыл и увидел ту же самую отвратительную фотографию.
Несчастный долбоеб-отправитель думал поразить своего братца, не зная, что тот еще накануне вечером избавился от своих трусов, успел и подрочить, и поебаться с метательницей молота. Саня хотел его удивить.
«Когда это снято?» – написал я.
«Прямо сейчас», – ответил Саня.
«Пиздишь!»
«Нет».
«Где ты находишься?» – спросил я.
«Улица со странным названием. Пруд-Ключики, типа», – написал он.
«Будь на месте», – ответил за Глиста я.
Пусть преисполнится гордости. Пусть подумает, какой он крутой счастливчик. Это тоже топливо. Давай, позорный жиртрест! Тебя ждет континуум!
Когда Жирный стал дрочить, я пришел ему на помощь.
Я ведь был после Нирваны, необычайно силен. С самого начала я почти не вмешивался. Жирный скопил под трусами небывалую энергию и совершил мощнейший гипервременной рывок. Лет на тридцать назад. Что он там делал, я не знаю. Но вернулся довольный. Кроме того, Жирного понесло по изломам настоящего, и из этого путешествия он вернулся, уже зомби.
Это было удивительно. И это меня встревожило. Но, видно, зомбачество было необходимо для нового взлома континуума. И накопившаяся под трусами энергия вместе со свежеприобретенной заразой произвели мощнейший энергетический выброс и снова унесли Жирного в далекое прошлое.
Я не мог следить за ним в дроч-континууме, но я ясно понимал, что это – перелет. Надо было попасть не на несколько десятилетий назад, а всего-то – во вчерашний день.
Но теперь Жирный подиссяк. Миссия не была выполнена. Ответственное лицо носилось по далекому прошлому и ебало там непонятно кого. Да и ебало ли? Вместо того, чтобы двинуть в правильном направлении, в ближайшее прошлое.
Надо было придать ему импульс. Стать молнией. Ведь во мне клокотала энергия Нирваны. Ее должно было хватить на бросок. Я на это рассчитывал.
И тут я получил сообщение (такой вот магический эсэмэс) от «красных» джиннов:
«Петров и Баширов летят на стелсе брать Жирного».
Ставки повышались. Я решил проявить предусмотрительность и не просто уебать Жирного молнией, но и располовинить его – создать резервную копию. Пол-Жирного здесь, пол-Жирного там. Все равно он так и так огромный. «Красные» джинны знают, что Саня нам нужен. Но люди-то, чьими руками осуществляется операция, пока не в курсе. Они могут что-нибудь сделать с Жирным. Не дадут ему подрочить, например. Поэтому у меня было больше надежд на секретную копию, которая толстым стокилограммовым поросеночком понеслась прятаться в кусты.
На полянке приземлился вертолет-«стелс», из него вышли Петров и Баширов. Они не потратили много времени, чтобы изловить Жирного. Как я и рассчитывал, они не поняли, что экстрадрочер уполовинен. Они с натугой заталкивали чудовищную тушу в вертолет, но так и не прошурупили своими дряблыми мозгами, что это – на самом деле, половина того чудища, за которым они охотились.
В вертолете началась бессмысленная людская возня с натягиванием резервной копии титановых трусов на половину Жирного. И наконец-то кровавые долбоебы Петров и Баширов поняли, что что-то пошло не так. Принятие решений не было их сильной стороной. Вместо того, чтобы озаботиться немедленными поисками второго Жирного, два дурака продолжали лететь на базу. А Жирный, превратившийся в зомби, предпринял газовую атаку на вертолет, ослепил миазмами пилота, искусал Баширова, и за мгновение до падения принялся экстремально сильно дрочить.
Я еле успел направить в вертолет молнию. Та предназначалась не столько для того, чтобы разъебать вертолет, сколько чтобы испепелить Жирного и одновременно придать его дрочащему эго мотивирующий подсрачник. Это шикарная смерть, друзья. Именно этого и добиваются экстрадрочеры, душащие себя так, чтобы смерть приходила в момент оргазма. Это исключительно сильное чувство, дорогие мои. Никакой свинский сабспейс не идет в сравнение с летальным дрочерством. Тело отпадает, как отработанная ступень ракеты, а дрочащий дух охуевшим ракетопланом пронзает невыносимым для смертного кайфом небеса, уходит в космос блаженства. И как знать, сладкие мои, может быть, душа так и остается навечно в континууме. Если так, то лучшей вечности не придумать. Это, возможно, рай. Но доступ туда для джиннов закрыт.
Так что Жирный сдох красиво. Вернее, пол-Жирного.
Я перевел дух. Последняя молния, ударившая в вертолет, далась мне нелегко. Стоила почти всей Нирваны. Навалился отходняк. Вялый, выпивающий остатки сил.
«Наверное, дело сделано, – думал я. – Охуевший от кайфа посмертный дух Жирного сделает, что надо, вселится в Малаховых. Давай, Саня, я в тебя верю!»
Оставалось самое малое дело. Найти съебавшуюся в кусты вторую половину Жирного, испепелить ее.
Да вот же он – упитанный дряблый кабанчик, проломивший себе дорогу в чахлом кустарнике. Половина Жирного нашла свою одежду. Естественно, что штаны, что футболка – все это ему было велико. Штаны он придерживал кулаком. Футболка болталась, хотя и не особо.
«Ну, вот и все, – подумал я. – Пиздец тебе, мальчик!»
Я рассчитал заряд молнии. Сил должно было хватить. Я обратился в искрящийся небесный свет, я был готов обрушиться на несчастного ублюдка.
Но вдруг прямо рядом со мной высверкнул целый пучок молний, на мгновение очертив злое лицо с большим носом.
Никак, собрат?
– Оставь его в покое, красный джинн, – сказал носатый пучок молний. – Если ты не хочешь смертельного поединка, оставь эту букашку в покое!
– Да кто ты такой? – разозлился я, прикидывая свои силы.
– Неважно, кто я, – отвечал носатый джинн. – Важно то, что твоя юрисдикция закончилась.
– Чем докажешь? – спросил я.
– А ты посмотри на мальчика, – сказал пучок молний. – Он – это уже не он. Другой человек!
Действительно, пол-Жирного претерпевали изменения. Выражение привычной тупости сошло с лица, сменившись сначала недоумением, потом радостью. Вдруг Жирный, то, что от него осталось, бахнулся на колени прямо в грязь и завопил:
– Спасибо тебе, великий Малахов! Я жив! Жив! У меня получилось!
– Видишь? – сказал мне носатый пучок. – Не твой уже клиент.
Мне было обидно, что меня так вот отшивает какой-то проходимец.
– Все равно надо разобраться, – сказал я.
– Дело твое, – зевнул пучок молний. – Но я бы не советовал. Телесную субстанцию ты располовинил? Да. По секрету от своих? По секрету. Ты готов к их вопросам? Если да, то я не возражаю.
– Да откуда ты взялся? – зло спросил я.
– Я курировал эту душу, – сказал носатый. – Выполнял желания. Он меня освободил.
– Ну, конечно! – сказал я. – Как еще могла канцелярская крыска стать олигархом? Ты помог. Ну-ну.
– А кто еще, – сказал носатый. – Конечно, я. Я выполнял его желания, он страдал. Я питался соком.
В принципе, обычные отношения.
– Это Гавриил Глебович? – спросил я, кивая на ополовиненного Жирного.
Сущность вслух не ответила, но сверкнула небесным электричеством.
«А и действительно, – подумал я. – Для чего я буду лезть в залупу? Если это – Гавриил Глебович, то что мне с него? Он же не экстрадрочер. Опасности мирозданию не несет. У него с носатым свои дела. И пусть сам разбирается. К тому же, носатый прошаренный. На него так просто не наедешь. Он огрызается».
– Хорошо, – сказал я.
Но пучок молний проигнорировал меня. Просчитанно и надменно себя вел. Сука.
***
Когда стелс-вертолет пизданулся о землю, кабина деформировалась. В ней издыхал оглушенный Петров.
А вот Баширов пришел в сознание.
«Где я? – шуршали в его сознании тяжелые и катастрофические, как лавина в горах, мысли. – Кто я? Почему так хочется жрать?»
Покрасневшими глазами Баширов обвел кабину. Пустое кресло пилота было залито кровью, которая очерчивала контур человеческого тела.
«Стелс-комбинезон! – сообразил Баширов. Еще он понял, что, кажется, снова стал зомби, живым разозленным мертвецом. – Комбинезон – это секрет».
Он подполз к креслу пилота и стал стягивать с него невидимую одежду. Открывалось тело – обнаженное и окровавленное. Оно принадлежало молодому, аккуратно стриженому парню. Будь Баширов жив, он бы попытался спасти парня. Сделал бы ему искусственное дыхание. Но Баширов стал зомби, и ему было насрать. Он понимал только, что надо забрать комбинезон, чтобы технология не ушла штатским. Чувство долга было в нем сильнее смерти.
Содрав комбинезон, Баширов обмотал его вокруг пояса, отчего стало казаться, что бывшего агента по особым поручениям разрезали на две части, и одна летает над второй.
Валялся, подыхал Петров. Баширову его было не жалко. В своем нынешнем состоянии Баширов не хотел вспоминать о том, что Петров был ему ближе, чем брат, что в трудной ситуации Петров бросился ему на помощь. И нашел! Почему-то сейчас Баширову было на это насрать.
А не насрать было на то, что в Петрове еще тлела жизнь. И ее можно было подъесть. Баширов поклацал зубами и вцепился Петрову в бедро. Петров завопил. А Баширов булькал кровавыми пузырями, жрал сырое горячее мясо, заряжал себя жизнью.
Уаррргхххх!!!
Петров дернулся и, кажется, сдох.
«И хуй с ним!» – решил Баширов. Он понял, что надо сваливать. Потому что сейчас на место катастрофы стелс-вертолета съедутся все, кому только не лень. Полиция, пресса, медики. Никто из них здесь не нужен. Никто из них не должен видеть Петрова с Башировым.
Баширов взял Петрова за обглоданную ногу и поволок прочь. Какое-то время, если удастся найти уединенное место, Баширов будет жрать эту груду мяса. Пока она не протухнет и не станет токсичной.
И вдруг груда мяса дернула ногой. Потом шеей.
Баширов выпустил свою ношу.
– Уаррргх!!! – проревел он.
– Грыыыарррргх!!! – рявкнул в ответ пробуждающийся Петров.
Багровели зрачки его глаз. Изо рта тянулась тухлая слюна.
– Жррррать! Мясо!!! – булькал воскресающий Петров.
– Жррррать! Бррратан!
Два свежеобращенных зомби поползли прочь. Их пока никто не еще видел.
***
Фантомас Фантомасыч сидел в своем кабинете.
Он пытался найти ответ на один вопрос. Тот был сложным.
«Смогу ли я пережить то, что подставил своих?» – вот такой был вопрос, мучивший Фантомаса.
«С одной стороны, – думал Фантомас, – я буду командовать ультраинновационным подразделением стелсов. А с другой… С другой буду знать, что подставил своих же. Знать это каждую секунду будущей жизни. Смогу ли я жить с этим?»
Ответ прозвучал негромко, не потревожил никого, разбрызгал по стене красно-серые брызги.