Валя
Когда я была мелким, неразумным детенышем, меня на все будни ссылали в военный городок к бабушке. И в подвале нашего дома жил бомж по имени Валя (Валентин). Горячо любящие дети выгнали его из квартиры, поэтому ему пришлось ютиться там. У Вали не было обеих ног, только короткие обрубки выше колена. Честно говоря, ни разу не удосужилась узнать, было это следствием болезни или он был ветераном войны. Он передвигался на самодельном четырехколесном устройстве из фанеры, похожем на квадратный скейтборд.
У Вали всегда была еда и деньги. На преферанс и блудниц явно не хватало, но на хлеб с маслом вполне. И за все это время я почти не видела его пьяным.
Нет, Валя никогда не просил милостыню на улице, не жил на подаяния сердобольных старушек, коими были полны все окружающие дома. Он был практически единственным обувным мастером в городке. Если нужно было сделать новые набойки на каблуки, или подлатать стертые валенки - все знали, где его можно найти. В подвале у него была маленькая мастерская, где он не только занимался обувью, но еще и делал всякие непонятные штукенции, осознание назначения которых было неподвластно детскому мозгу.
Бабушка постоянно относила мою многострадальную обувь к нему, а сама я притащила барби с неотрываемыми конечностями, с которой я все-таки поиграла в "Пилу", и Валя пришил её на место. Из куклы, конечно, получилась невеста Франкенштейна со швами (but he tried), но тогда достать понтовую импортную куклу было не очень легко.
Последнее, что я помню, до того, как меня в семилетнем возрасте конфисковали в школу - Вале выделили квартиру в другом подъезде, но он все равно почти все время сидел у себя в подвале.
Я никогда не подаю милостыню "больным и немощным", не подставляю жилетку для слез безработных манагеров. Потому что знаю, если человек хочет жить и жрать, он найдет способ, как это претворить в жизнь. Как Валя.
У Вали всегда была еда и деньги. На преферанс и блудниц явно не хватало, но на хлеб с маслом вполне. И за все это время я почти не видела его пьяным.
Нет, Валя никогда не просил милостыню на улице, не жил на подаяния сердобольных старушек, коими были полны все окружающие дома. Он был практически единственным обувным мастером в городке. Если нужно было сделать новые набойки на каблуки, или подлатать стертые валенки - все знали, где его можно найти. В подвале у него была маленькая мастерская, где он не только занимался обувью, но еще и делал всякие непонятные штукенции, осознание назначения которых было неподвластно детскому мозгу.
Бабушка постоянно относила мою многострадальную обувь к нему, а сама я притащила барби с неотрываемыми конечностями, с которой я все-таки поиграла в "Пилу", и Валя пришил её на место. Из куклы, конечно, получилась невеста Франкенштейна со швами (but he tried), но тогда достать понтовую импортную куклу было не очень легко.
Последнее, что я помню, до того, как меня в семилетнем возрасте конфисковали в школу - Вале выделили квартиру в другом подъезде, но он все равно почти все время сидел у себя в подвале.
Я никогда не подаю милостыню "больным и немощным", не подставляю жилетку для слез безработных манагеров. Потому что знаю, если человек хочет жить и жрать, он найдет способ, как это претворить в жизнь. Как Валя.