Три точки. Три жизни. Три судьбы⁠⁠

Короткие рассказы. Зарисовки.

Рассказ "Зачистка"

Сержант Дымов, бывший сварщик из Мещовска, прижался к холодной шершавой стене разрушенного магазина «Продукты». Запах гари, пыли и чего-то сладковато-приторного – *того самого* – въелся в ноздри, стал частью его самого. В ушах еще стоял грохот ворвавшейся в здание гранаты, теперь смененный звенящей, давящей тишиной. Тишина эта была хуже взрывов – в ней жил страх, ползал по спине ледяными мурашками. Его отделение, такие же добровольцы, вчерашние трактористы и продавцы, замерло за ним, дыша часто, как загнанные звери. Они ждали его приказа. Ждали, когда он, Иван Дымов, который год назад варил трубы для теплотрассы, решит: живой там или мертвый? Идти или швырнуть еще одну «лимонку»?

Мать... Мария...– мелькнуло в голове, как яркий луч сквозь дым. Мария, ее смех на берегу Рессеты, где они сидели прошлым летом. Теперь же перед ним – темный провал двери в подсобку. Там мог сидеть испуганный мальчишка с автоматом, как тот, что стрелял им в спину вчера... или израненный старик. Или никого. Война, эта всепожирающая тьма , требовала решения сейчас , в эту секунду, когда сердце колотилось о ребра, как птица в клетке. Он чувствовал тяжесть гранаты в руке – холодное яблоко смерти . Бросить – и, возможно, убить невинного. Не бросить – и, возможно, погубить своих. Его душа, простая и прямая, как мещовская улица, скрипела от напряжения, разрываясь между долгом солдата и ужасом человека . Вперед! – хрипло скомандовал он, сам не веря своему голосу, и первым рванул в темноту, чувствуя, как война дышит ему в спину горячим перегаром страха.

Рассказ "Ожидание"

Окоп. Глубокая, сырая рана в земле. Дымов сидел на корточках, прислушиваясь. Над головой – кусок неба, нежно-голубого, такого же, как над Брянском в ясный майский день. Но здесь оно казалось стеклянным куполом над склепом . Справа хрипел раненый «Ванек» – парень из Рязани, вчера весело певший под гитару. Теперь его дыхание было похоже на скрежет ржавых ножниц по металлу. Жизнь утекала из него, как вода сквозь пальцы , и Дымов, стиснув зубы, не мог ничего поделать, кроме как сжимать его руку, чувствуя, как слабеет хватка.

Разведка донесла: идут. Танки, пехота. Скоро. Время превратилось в тягучую смолу. Каждая минута растягивалась в вечность. Он думал о доме. О теплой печке, о запахе маминых щей. Здесь же пахло сыростью, порохом и кровью «Ванька». Как же он, Иван Дымов, сын плотника, оказался здесь, в этой промозглой яме, ожидая смерти под небом, которое помнит его детские игры?Страх сжимал горло, но странным образом – не парализовал. Он был как холодный ком в груди, заставляющий мозг работать с бешеной четкостью. Он проверял магазин, прикидывал сектор обстрела, мысленно прощался с Марией. Его душа, как перелетная птица, билась между небом родным и этой окровавленной землей . «Держись, рязанский, держись...» – прошептал он, не зная, кому – «Ваньку» или себе. Где-то вдали загрохотало. Тишина лопнула, как натянутая струна . Сердце рванулось в галоп. Началось.

Рассказ "После"

Бой откатился, как буря, оставив после себя тишину, звенящую в ушах, и пейзаж, напоминавший лунную поверхность, изрытую метеоритами. Ереськов стоял посреди развалин, опираясь на ствол автомата. Тело ныло от усталости и мелких ран, но это было ничто по сравнению с тем, что творилось внутри. Он только что убил. Не издалека, не в горячке атаки, а в упор. Лицо того парня – такое же молодое, испуганное – стояло перед глазами. Его взгляд, широко открытый, как распахнутое окно в пустоту , преследовал Ереськова.

Вокруг валялись тела. Свои и чужие. Граница между ними здесь, в этом аду, стиралась. Они все были просто кусками изуродованной плоти. Война, этот гигантский жернов, перемолол их души и тела в кровавую муку . Он нашел «своего» парня, Сашку-снайпера из Калуги. Тот лежал на спине, глядя в небо пустыми глазами. В кармане у Сашки была фотография дочки. Ереськов вынул ее. Улыбающаяся девчушка. Какой нелепый, чудовищный контраст! В горле встал ком. Он хотел закричать, заплакать, но не мог. Только глухой стон вырвался наружу. Душа его была как разбитое зеркало – осколки боли, страха, отвращения и какой-то безумной усталости резали изнутри. Он упал на колени возле Сашки, сжимая в руке чужую фотографию, и тихо, безутешно рыдал, пока где-то далеко снова не загрохотало, напоминая, что жернов войны крутится безостановочно , перемалывая новые жизни. Рядом проползла кошка, жалкая, облезлая. Она посмотрела на него своими зелеными глазами – древними и равнодушными, как сама вечность.

na2rafire

Также смотри в группе телеграмм Pisaka ©