Когда мы перестали понимать мир?⁠⁠

«Есть ли хоть что-нибудь неподвижное, вокруг чего строится остальная Вселенная? Или нам совсем не за что ухватиться в бесконечной череде движений, вкоторой, кажется, заключено всё? Поймите же, насколько мы неуверенные, если человеческое воображение не находит ни одного места, куда можно бросить якорь, и ни одного камня, который можно смело назвать неподвижным»

Бенхамин Лабатут — современный чилийский писатель. Его работам сложно дать жанровую характеристику: автор и сам стремится уйти от шаблонного повествования и литературных рамок. Вопреки стремлениям Лабатута, все же нужно отметить, чтостержень его произведений — документалистика. В романе «Когда мы перестали понимать мир» на нее, в свою очередь, нанизывается художественное повествование, фикшн о повседневной жизни исторических личностей.

«Когда мы перестали понимать мир»— первая на русском языке и третья по счету книга чилийского автора. В ней Лабатут обращается к тёмной стороне научногопрогресса: одержимость исследованиями, ведущая к утрате морально-нравственных ориентиров и разрушительный потенциал научных открытий. Вырисовывается своего рода комната страха для всех тех, кто безоговорочно верит в достижения науки. Писатель хватает читателя за руку и отводит в самые тёмные и неприглядные места мировой истории. Лабатут поясняет: прусская синь, или берлинская лазурь, — это пигмент, пользовавшийся популярностью в изобразительном искусстве.

Химик Вильгельм Шееле, смешав эту краску с серной кислотой, получил одно из самых смертоносных соединений в истории человечества — цианистый калий. В книге нашлось место и объяснению квантовой теории. На сцену выходят Эрвин Шрёдингер и Вернер Гейзенберг, физики XX века. Они опираются на гипотезу сингулярности Карла Шварцшильда — предположение о возникновении черной дыры, места, где законы пространства и времени не работают. Знакомая учёным картина мира даёт первую трещину, а прежний рационализм и устоявшиеся научные теории оказываются несостоятельными. До создания Оппенгеймером атомной бомбы остаются ещё многие годы, но ведущие умы первой половины XX века уже чувствуют: каждое новое открытие — ещё один шаг в пропасть, шаг туда, где Вселенной правит случай.

Первая глава романа, «Прусская синь», задаёт тон всей книге. Через череду шокирующих сцен времен Третьего Рейха она рассказывает читателю о цианистом калии: газовые камеры с цианидом, массовые самоубийства-отравления руководящего состава фашистской Германии.

Сам лихорадочный, рваный стиль повествония заставляет почувствовать себя не в своей тарелке: автор переворачивает фабулу произведения с ног на голову — получается что-то вроде большой научной лекции. И лектор не отказывает себе в удовольствии перескачить с одной темы на другую: то мы узнаем про английского математика, подвергнутого химической кастрации, то — про французского императора, умершего от токсичной краски на стенах, то и вовсе удивляемся: немецкий физик вырубил на леднике решение сложнейшего уравнения!

В эпилоге романа Лабатут обрушивает на читателя лавину тревожных образов смерти: отравленные собаки, гниющий старый дуб, самоубийство пожилой дамы. На минорной ноте произведение, однако, не заканчивается: в финале чилийский садовник рассказывает о том, как умирают цитрусовые. Образ большого дерева, обильно плодоносящего в последний год своей жизни, вселяет небольшую надежду на светлое будущее. И все же, несмотря на этот проблеск, перед нами, стремящимся найти ответ на главный вопрос книги «когда мы перестали понимать мир?», встает новый — «а понимали ли мы его хоть когда-то?»

Если понравился пост подписывайтесь на наш канал.