История одной несчастливой поговорки
#авторский_челлендж
Есть у разных народов во всех уголках нашего необъятного, как сама вселенная, мира свои пословицы, свои поговорки, свои присказки и дразнилки. Казалось бы, что такого, мы используем эти поговорки и пословицы целиком или отрывками каждый день и не по разу. Но мало кто задумывался, что за каждой такой пословицей, за каждым таким нравоучительным опусом стоит целая история, целая жизнь. И часто не одна.
Особенно интересны пословицы, имеющие в своём содержании собственные имена, в таком случае предыстория точно есть, и она, в большинстве случаев, интересная. Имя в пословице или поговорке подобно драгоценному камню в пригоршне песка. И не просто камню, а одной из множества бусин. Потянешь такую, и можно вытащить целое ожерелье фактов, событий, жизней.
Вот возьмём, к примеру, Рим в его первозданном, так сказать, великом виде. Латынь, как прародительница, матерь всех языков, содержит в себе массу интересностей.
Наугад, тыча пальцем в небо, выбираем себе жемчужину латинянской мудрости и начинаем тянуть, вытягивать историю.
Год примерно 44-ый до Р.Х., уважаемый гражданин Рима, без малого всадник, не побоимся этого слова – патриций, Гней Сей завладел конём. Конь этот был не просто конь – это был шедевр коневодческого дела, святой Грааль всех конских мастей. Будь перед стенами Трои этот конь, троянцы не только открыли бы ворота, они бы отдали всё и Елену в придачу, только чтобы благородное животное вечно паслось на троянских полях.
Конь был, без всякого преувеличения, прекрасен. Цвета он, согласно современникам, был пунического. Так что трудно сказать какого именно. Затейники латиняне называли пуническим цветом целый спектр, начиная от багрово-кровавого, заканчивая чёрно-фиолетовым. Но по всем остальным статьям конь превосходил всё конское население Рима и его окрестностей. Конь – огонь. И нрава он был соответствующего – молод, горяч, как гардемарин на бом-брам-стакселе.
Родословная коня терялась где-то в античной Греции и велась с коней-людоедов царя Фракии Диомеда. Того самого царя-неудачника, который, желая погубить славного Геракла за невинный поступок – конокрадство, напал на смиренного сына Зевса, и был, что собственно можно было бы и предвидеть даже без Дэльфийского оракула, убит оным.
Гней Сей владел конём в своё удовольствие, гулял с ним во полю, ходил смотреть, как это самое поле зарю рождает, слушал, как поёт златая рожь и кудрявый лён, в общем делал всё, чтобы растравить у соседей побольше завистнической злобы.
И всё бы хорошо было у всадника, кто же его посадит, как говаривал Савелий Викторович, он же - памятник. Но пришли лихие времена триумвирата, и Марк Антоний издал проскрипцию от 43-го года до Р.Х., куда, исходящие желчью и злобой соседи Гнея Сея, и внесли незадачливого коневода.
Гней был убит, его имущество конфисковано в пользу Рима, которому как раз, по невероятному стечению обстоятельств, нужно было платить легионам зарплату. И коня этого чудесного тоже конфисковали, и быть бы ему добычей одного из жадных соседей Сея, но на свою беду в этот самый момент мимо, подобно благородной комете, мчался к себе в консульскую провинцию Сирию Публий Корнелий Долабелла.
Бросил консул взгляд на коня, да так и обмер. Не будет, говорит, жизни мне, если не завладею я этой скотиной. Заплатил консул 100 000 сестерциев кому следует и помчался дальше в свою Сирию, но уже на злополучном коне. На берегу Эгейского моря – этой жемчужины Среднеземноморья, Публий Корнелий не без помощи чудо-коня и штормового попутного ветра нагнал одного из убийц Цезаря – Гая Требония и тут же казнил по законам военного времени без суда и следствия.
Честные республиканцы немедленно объявили Публия Корнелия вне закона, а соучастник Требония, убийца Цезаря №2, Гай Кассий Лонгин, бросился в погоню за Долабеллой.
Переменчивый ветер акватории сыграл с консулом злую шутку, он переменился, и теперь даже чудо-конь не вынес своего хозяина свозь разыгравшийся встречный шторм. Пришлось консулу закрыться в городе Лаодокии и держать осаду.
Гай Кассий, имея значительное преимущество в живой силе, взялся за дело серьёзно, как бульдог вцепился он в стены Лаодокии. В дело пошло всё: и морские атаки, и нагромождение валов, и, наконец, подкуп. Падкие до золота легионеры, охраняющие ворота, впустили врага в крепость. Осада была проиграна, защищающиеся оставляли улицу за улицей, заливая кровью стены домов, окончательный разгром был вопросом времени.
Как вспоминает летописец, это был ненастный вторник мая 43-го года до Р.Х., вновь поднялся штормовой ветер, он хлестал мокрыми ладонями по бледным щекам Публия Корнелия Долабелла, пытаясь взбодрить неудачливого консула. Но всё было напрасно, последний раз Долабелла погладил мокрую гриву своего чудо-коня, обнял за крутую шею, прижался к бархатной шкуре. Конь, почувствовав скорую разлуку, тревожно всхрапывал и тыкался мордой в ладони своего хозяина.
–Пора! –сказал Публий Корнелий Долабелла и даже не вскрикнул, когда меч верного телохранителя пронзил его сердце.
Долго пировали и праздновали победу республиканцы, а Гай Кассий присвоил себе чудесного коня, как законный трофей. Именно на этом прекрасном скакуне Гай Кассий намеревался въехать в Рим, в восстановленную им Республику.
Но у богов были другие планы. Силы триумвирата крепли и ширились, наступил тот самый октябрь 42-ого года до Р.Х. И грянула знаменитая битва при Филиппах, хотя название города звучное, и располагается город у Эгейского моря, но нет, к Филиппу Бедросовичу, самопровозглашённому поп-королю, отношения не имеет. И слава богам, скажем мы, но для Гая Кассия Лонгина всё это не имело никакого значения, поскольку легионеры Марка Антония уже мчались решительной рысью к лагерным палаткам противника, прорвав левый фланг республиканцев.
Не пожелал Гай Кассий пленения и позорной смерти, а выбрал себе собственный путь. Обнял он коня своего любимого, того самого, что пережил уже двух хозяев, поцеловал его в лоб крутой и крикнул отчаянно и дико, когда меч верного центуриона вспорол ему грудь.
Утирая пот от долгого победного бега, Марк Антоний узрел наконец, кто же ему достался в качестве трофея и возрадовался зело. Злые языки поговаривают, что даже прелести Клеопатры не так будоражили кровь триумвира, как бешеная скачка на трофейном жеребце по улицам Александрии и в её окрестностях.
Марк Антоний был самым счастливым обладателем чудо-коня, потому что владел им дольше всех. Но как бы не длилось счастье обладания, всему приходит конец. И к кому-то этот конец приходит печальным и нерадостным.
Первое августа 30-го года до Р.Х. выдался солнечным, но ветреным, потому рабы, поднимающие на верёвках раненого Марка Антония в покои Клеопатры, которая, заблокировав двери, пряталась в самом дальнем уголке дворца, тянули изо всех сил, стараясь не уронить умирающего. Ветер сжалился над Марком Антонием, бывший владыка Египта достиг своего заветного окошка, был принят на руки царицей египетской и упокоился в объятиях возлюбленной.
«Так что же с конём?» - спросит любознательный читатель. И я отвечу ему, что с конём всё было хорошо, он попал в лошадиный рай, ещё до смерти своего последнего хозяина. Но в памяти латинянской этот конь остался ярким примером злокозненности судьбы и насмешек богов. С тех самых пор и появилась популярная поговорка о катастрофически невезучих людях: «Этот человек имеет коня Сея».
Материал написан для авторского челленджа.
Если у кого-либо есть желание поддержать конкурс и увеличить его призовой фонд — реквизиты в этом посте: Cat.Cat и Лига историков представляют: ВТОРОЙ АВТОРСКИЙ ЧЕЛЛЕНДЖ