"Бледные". Часть двенадцатая
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.
- Привет, - тихо поздоровался я, открывая дверь. Вася вымученно улыбнулась и кивнула. Посторонившись, я впустил ее в коридор. – Заходи. Не ждал гостей, но рад тебя видеть.
- Я тоже, - кивнула она, осторожно обнимая меня. – Яр, я…
- Погоди, погоди, - перебил я. – Разденься сначала. Ты голодная?
- Как волк, - снова улыбнулась Вася.
- Яичницу будешь?
- Ага.
- Тогда мой руки и за стол. Тебе глазунью или болтунью?
- Глазунью, - тихо ответила она, мышкой проскальзывая в ванную.
Через десять минут мы сидели на кухне друг напротив друга и молча ели яичницу. Вася лениво ковыряла вилкой в своей тарелке и задумчиво смотрела на бутылку пива, которая стояла на столе. Когда с ужином было покончено и я убрал тарелки в раковину, мы переместились в гостиную.
- Что у тебя случилось? – спросил я и, сделав глоток пива, поморщился. – Прости. Газы в нос ударили.
- Бывает, - рассмеялась она. – А вино у тебя есть?
- Было вроде, - кивнул я. – Сейчас принесу.
- Спасибо, Яр.
- Так что случилось? – повторил я вопрос, когда Вася уселась на диван, держа в руке бокал с вином.
- Может, я просто хотела тебя проведать, - с вызовом ответила она, но, увидев мою скептичную ухмылку, тут же стушевалась. – Ну, да. Глупо прозвучало.
- Ага, - согласился я. – Проведывают обычно налегке, а не тащат с собой гитару и вещмешок за спиной.
- Понимаю, что странно прозвучит, но… можно у тебя на пару дней вписаться? – вздохнула Вася. – Днем я могу уходить. Мне только ночевать. А в воскресенье Анжелка из Питера вернется и я к ней переселюсь.
- Да, без проблем, - кивнул я, указав пальцем на комнату. – Правда спать придется на раскладушке. Или на диване в гостиной. Мамину кровать я выбросил.
- Не страшно, - улыбнулась она. – Я и на полу спать могу, главное, чтобы крыша над головой была.
- Вась, у тебя все в порядке? – снова спросил я и вздрогнул, увидев, как Вася побледнела.
- Нет, Яр, - ей удалось взять себя в руки. – Но ты не переживай. Я не потесню.
- Без проблем. Мой дом – твой дом.
- Это Шопен? – неожиданно спросила она, прислушавшись к игравшей музыке.
- Да. Ноктюрны.
- Красиво. И грустно.
- Меня он успокаивает, - вздохнул я, понимая, что давить на Васю не стоит.
Мы еще немного поболтали ни о чем. Вася рассказала, как идут дела с альбомом, а я посмеялся, когда она поведала историю о том, что Андрей все-таки не выдержал доебов Розанова и дал тому в морду. В который раз. В остальном песни для альбома писались. Медленно, конечно, но писались.
Спать мы легли ближе к полуночи. Я постелил Васе в маминой комнате, показал, где включается свет и отправился к себе. А потом подскочил, как ужаленный, в три часа ночи, услышав Васин сдавленный крик. Вскочив с кровати, я бросился в ее комнату и, включив свет, испуганно посмотрел на Васю, которая сидела в углу комнаты, поджав ноги и смотря в стену безумным взглядом.
- Прости, - хрипло пробормотала она, подтягивая колени к подбородку.
- Кошмар приснился?
- Типа того, - кивнула Вася и подняла на меня глаза. В них я снова увидел боль. И животный ужас. Нет, кошмары так не пугают. Так обычно пугает реальная жизнь.
- Хочешь поговорить?
- Не особо, - скривилась она и, чуть подумав, добавила. – Яр, а можно… ну… можно я с тобой посплю?
- Эм… да. Наверное, - смутился я. – Но у меня кровать маленькая.
- Я тоже далеко не Блодвен, - нервно улыбнулась она и с мольбой посмотрела на меня. – Я немножко. Просто страшно одной.
- Хорошо, - вздохнул я, протягивая ей руку. – Пойдем.
Она легла рядом со мной, как маленький котенок. Дрожащий и напуганный. Свернулась комочком и положила голову мне на плечо. Порой она вздрагивала, когда проваливалась в сон, потом ерзала, пытаясь улечься поудобнее. Успокоилась только тогда, когда я осторожно ее обнял.
- Прости, что вот так влетела без приглашения, - тихо пробормотала она, поглаживая пальцами мою руку.
- Всякое бывает, - так же тихо ответил я. И в ночной тишине мой голос впервые зазвучал нормально.
- Просто я… поломанная, Яр.
- Я тоже поломанный. Пытаюсь вот себя починить, - улыбнулся я, но Вася только вздохнула и, поерзав, повернулась. Теперь ее голова лежала у меня на груди.
- Нас не починишь. Мы всегда поломанными будем.
- Возможно. Но попробовать-то стоит?
- Это все… папа, - последнее слово Вася словно выдавила из себя. Как гной из очень болезненного нарыва.
- Понимаю, - кивнул я, но Вася неожиданно напряглась.
- Нет. Не понимаешь.
- У меня была мама…
- Мама не трахала тебя с тринадцати лет! – воскликнула она и, сморщившись, заплакала, уткнувшись лицом мне в грудь.
- П-п-прости, - неловко пробормотал я. – Я не знал об этом.
- А он трахал, - голос Васи звучал глухо и очень больно. Он жалил похлеще игл и шнура от утюга, которым мама любила расписывать мою спину. – Через день, через два. Когда ему вздумается. Просто заходил в комнату, ложился в мою кровать и… трахал.
Я промолчал, понимая, что любые слова сейчас будут лишними. Только покрепче обнял дрожащую, плачущую девчонку.
- В четырнадцать я маме об этом рассказала. А мама мне не поверила. Папа потом, когда она на работу ушла, меня избил. И руку сломал, когда вытаскивал меня из-под кровати. Сказал, что в следующий раз просто убьет, если еще хоть кому-нибудь скажу. А ночью он снова пришел ко мне, Яр. Когда мама умерла, он совсем обезумел.
- Это не человек. Это чудовище, - прошептал я. Мое сердце ныло от боли. Той боли, которую выливала на меня Вася.
- Хуже. Он хуже чудовищ, Яр, - пробормотала Вася и, шмыгнув носом, снова заплакала. – Я бежала, но он всегда меня догонял. Догонял и тащил к себе. Сейчас я тоже сбежала. И я не вернусь домой. Лучше вены себе распишу, лучше в окно шагну… сдохну, но не вернусь.
- Тише, тише, - ответил я, поглаживая ее по голове.
- Я устала. Я пиздец как устала от этого. Устала маски носить, устала плакать, устала шрамы прятать, - Вася резко вскочила с кровати и, включив ночник, задрала футболку, показав мне свою спину. Моя спина была не лучше, но на Васиной бледной коже шрамы смотрелись еще ужаснее. Смутившись, Вася снова нырнула в кровать и прижалась ко мне. Словно я мог защитить ее от этой боли. Нет, не мог. Трус, все еще живший внутри меня, ни за что бы на такое не решился. – Для меня было радостью, если он не приходил домой. И болью, когда я слышала, как ключ проворачивается в замке. А он… он… просто приходил и трахал. Будто по праву. Будто так надо. Будто… так правильно.
- Надо в милицию обратиться…
- Нет! – воскликнула она. Ее губы дрожали не от гнева. От страха. – Нет, нет, нет…
- Вась.
- Нет, Яр. Нет.
- Побег ничего не изменит.
- Знаю. Но… мне стыдно, - скривилась Вася. – Стыдно будет в глаза смотреть людям. Рассказывать. Ты… ты мой друг. Больше, чем друг, наверное.
- Я поломанный, - вздохнул я. – Я пойму.
- Да, поймешь, - кивнула она. – Я уеду, Яр. Анжела вернется и я к ней пойду.
- Я тебя не выгоняю. Успокойся.
- Спасибо. Спасибо, что выслушал. И не осудил. Яр?
- М?
- А в нашем городе… ну, есть нормальные семьи? Или только поломанные? Как наши. Марта вон с бабкой живет, которая ее лупит постоянно. У Энжи мать с мужиком жила, который любил, напившись, ее за жопу хватать. У Насти… ну, девчонки из моей школы, каждый день синяки новые. Она их под одеждой прячет, а все равно видно. Кажется, что нормальных-то и нет, Яр.
- Не знаю, - честно ответил я. – Хотелось бы верить, что есть.
- И мне хочется верить, - снова кивнула Вася. – Хочется верить, что родители любят детей, а не полосуют их ремнем за косой взгляд. Не трахают ночью, навалившись сверху так, что дышать невозможно. Знаешь, Шакал как-то сказал, что мы давно живем в ином мире. Что мы все давным-давно сдохли. Что мы в персональном Аду и расплачиваемся за свои грехи. Но каким тогда страшным был мой грех, если в наказание за него меня ебал собственный отец?
- Нет, Вась. Это не Ад, - вздохнул я. – Это наше Чистилище. И от нас зависит, выплывем ли мы, или же пойдем на дно.
- Я не вернусь домой, - повторила Вася. – Пока он там… я не вернусь. А когда он сдохнет, я сожгу все в моем доме. Мебель, одежду, каждую ебаную вещь. Может тогда мне полегчает?
- Может быть, - кивнул я и, улыбнувшись, заглянул Васе в глаза. – Мне полегчало.
- Правда?
- Немножко. Самую малость.
- Надеюсь, что так и будет. Спасибо, Яр… ну, что выслушал. И не осудил.
- Пустое, - тихо ответил я. – Мы же свои. Поломанные.
- Поломанные, - повторила Вася, устраиваясь поудобнее у меня на груди.
Она уснула быстро, а вот я не мог сомкнуть глаз до утра. Так и лежал неподвижно, поглаживая Васю по голове и смотря в потолок. Мыслей было много, мысли были злые, больные и нерадостные. Может, Шакал прав? И это наш персональный Ад? Но если это правда… то, что же такого мы сделали, чтобы заслужить его?
Глава девятая. Последний аккорд.
К репетициям я вернулся только летом. Вернулся без помпы и каких-то пафосных речей. Просто приехал в студию, чем неслабо удивил друзей, которые занимались разучиванием нового материала.
- От он! – воскликнула Настя, пытаясь отпихнуть взбешенного Андрея от бледного Славика. Не иначе опять была высказана критика и сомнения в мастерстве барабанщика. – Явился во плоти, хоть хуй колоти.
- И я рад вас видеть, - улыбнулся я, бросая рюкзак на диван. – Слава, ты опять?
- Не опять, а снова, - пробубнил тот, мягко уклоняясь от жалящих ударов ногой. – Знаешь, Ярослав, даже бестолочь поймет, что полиритмия…
- У, сука! – взвыл Андрей. – Как же ты меня заебал своими триолями, падла!
- А ну, блядь, тихо! – рявкнула Настя, отталкивая Андрея от Славика. – Ты – сядь! А ты – за языком следи!
- Неспособность принимать критику есть верный путь к деградации, - повторил слова нашего преподавателя Славик и, с видом победителя, уселся на диван. – Так, ты вернулся? Или просто в гости зашел, чтобы нагрузить остальных проблемами?
- Вернулся, - вздохнул я, понимая, что отвык и от репетиций, и своеобразного поведения Розанова, который озвучивал все, что думал, невзирая, что это может кого-то обидеть.
- Хорошо. Я дам тебе партитуры для изучения. И нам надо много наверстать, Ярослав. Готовы три новые песни, но мне кажется, что в них чего-то не хватает.
- Твоих яиц и куска залупы в самом начале, - буркнул обиженно Андрей, заставив присутствующих расхохотаться.
- Вот и обсудили все противоречия, - лениво протянул Макс, отстукивая ритм на корпусе своей гитары. Он поправил солнцезащитные очки и сварливо улыбнулся.
- Тут, смотрю, солнечно, - хмыкнул я. Вася и Андрей синхронно рассмеялись.
- Не бери в голову, сладенький, - вздохнула Настя. – Глаз ему подбили и еще больно видеть белый свет. Потому что дряни всякой нажрался опять.
- Выдохни, Блодвен, - проворчал Макс. – Ты не моя мамка.
- И возблагодари, блядь, за это Боженьку, - ехидно ответила Настя.
- Как только, так сразу. Так, Яр, падай на диван. А остальные за инструменты. Надо показать нашему блудному басисту, что у нас есть.
- Если только кто-то перестанет сбиваться, - заметил Славик.
- Да еб вашу мать!
- Молчу, молчу. Характер мягкий, - вздохнул Розанов, занимая место у синтезатора.
За прошедшие полгода мои друзья неплохо так сыгрались. Исчезла нервозность и примитивные ошибки. Каждый знал, что ему надо делать и как, но Славик все же оказался прав. В музыке, которую они играли, словно чего-то не хватало. Да, это был все тот же меланхоличный готик-рок, но какой-то беззубый. Может дело было в Максе, голос которого звучал несколько иначе, чем я помнил. Может симфонические подкладки Славика были слишком сложными и выбивались из общей картины. Со всем этим еще предстояло разобраться, а пока я просто молча слушал, как играют друзья. Басовую партию Славик сымитировал с помощью синтезатора, но я чувствовал, что низов определенно не хватает.
- Короче, три песни, к тем четырем у нас уже есть, - сказал Макс, когда репетиция закончилась, из холодильника вытащили пиво и настало время отдыха и праздной болтовни. – Тебя не было полгода, поэтому… что скажешь? Критика, хуитика и все такое.
- Мне «You were more than a name» понравилась, - кивнул я. – Красивая получилась.
- О, это пиздострадалец наш постарался, - ответила Настя.
- Иди в жопу! – возмутился Макс.
- Не, не. Охуительно все. Мне таких песен никто никогда не писал, - в голосе Насти неожиданно зазвучал яд и это услышали все. – Конечно, я ж не прекрасная Лаки…
- Насть, завязывай, - буркнул Андрей, помахав рукой.
- Угу. Короче, песня хорошая. Сиповки готишные ноги на раз раздвинут.
- Слав, - вклинился я. – А тебе не кажется, что общий минорный тон, не лучшее решение?
- Почему? – нахмурился он. – Звучит меланхолично, красиво, под текст.
- Это понятно. Но если брать структуру баллады, то по-хорошему мажорные аккорды тоже нужны. Так добавляются акценты в тех моментах, которые надо подсветить.
- Нихуя не понятно, но очень интересно, - съязвил Макс. – Давайте для темных, простым языком.
- Вась, - я повернулся к Василисе и указал рукой на гитару. – Можешь сыграть еще раз соло из завершающей части. Без остальных инструментов.
- Да, конечно, - кивнула та, подключая гитару к педалборду. Закончив, она вопросительно на меня посмотрела. – Ну, как?
- Хорошо. А попробуй теперь чуть импровизации добавить. Но в мажорном ключе. Величаво, радостно.
- О, тут гамма мажорная подойдет, - встрял Славик, наигрывая мелодию на синтезаторе. – Вот такая.
- Попробую, - ответила Вася. И теперь соло зазвучало совсем по-другому. Да, немного коряво, диссонансно, но общий настрой уловили все. – Так?
- Да, подумай еще над инструментальной частью. Пусть первая треть звучит в минорном тоне, а потом постепенно надо добавить мажорных моментов. Тогда получится более цепляюще. Как у Шопена.
- Ты гляди, - восхитился Макс. – Только пришел и уже порешал половину проблем. Так держать, брат.
- Кажется, так и правда будет лучше, - улыбнулся я. Пусть в его словах мне послышалась издевка, я все же был рад вернуться к творчеству. Его определенно не хватало в моей жизни.
- А что насчет «Between»? – спросил Макс. – Только честно.
- Вокал слишком рваный, ухо режет, - ответил за меня Славик. Макс метнул в его сторону любимый хуевый взгляд и Розанов моментально заткнулся.
- В целом, согласен с ним, - вздохнул я. – По структуре песня очень напоминает партию из мюзикла…
- Да, да! – обрадованно закивал Макс. – Я тут Уэббера слушал, вдохновлялся. Ништяк, что выкупил. Не то, что эти.
- Куда уж нам уж, - деликатно пожала плечиками Настя. – Темные мы, необразованные, в кустах с бомжами ебущиеся.
- В общем, сейчас вокал кажется чужеродным, - продолжил я. – А вот если понизить тембр, то получится что-то похожее на арию Призрака. Ну, ты понял, да?
- Ага, ага, - снова кивнул Макс, внимательно меня слушая. – Хм, а мне это в голову даже не приходило. Ладно, покумекаю на досуге…
- Вмазываясь, как ебанько, - фыркнула Настя. Макс пропустил ее слова мимо ушей, но гаденькая улыбка говорила об обратном.
- Нам тоже надо поработать, Ярослав, - напомнил о себе Розанов. – Есть вопросы и по другим моментам.
- Конечно, не вопрос, - ответил я.
- Тогда на сегодня все. Все свободны, - добавил Макс, поднимаясь с дивана. – Кроме Яра. Ему еще дохуя чего сделать надо.
- Насть, - я осторожно прикоснулся к ее плечу, когда остальные ребята уже ушли. – Что случилось?
- Ты про Максимушку? – вздохнула она. – Ну, да. Про кого еще. Не знаю, сладенький, но с ним что-то происходит. Давно уже, последние полгода он сам не свой, как с Лаки поцапался. Ладно, садись, потрещим немного.
- Он стал выглядеть… иначе, - тихо ответил я, когда мы сели на диван. Настя закурила тонкую сигаретку и, выпустив душистый ментоловый дым к потолку, недовольно фыркнула.
- Еще бы, блядь. Он, если не на репе, так в притоне каком-нибудь околачивается. Даже Шакал в ахуе был от тех мест, где его встречал. Вписки у Черепахи, ну, курорт по сравнению с ними. Ну и еще… он, конечно, в этом не признается, да кризис у него творческий. В депресняк скатился, иными словами. Ты бы видел, как он на говно исходил, когда мы стихи правили. Его первые версии песен… на помойку, если только. А на днях до скинов каких-то доебался. Ну, те ему пизды без лишних слов и прописали. Зуб выбили. Ходит теперь, как говнарь какой-то. А хуевее всего то, что его и на разговор-то не вытянешь. Сразу, блядь, в ракушку свою залазит и хуй оттуда выковырнешь его. Многие уже пытались, да гордый ж он. Сам свои проблемы решать привык. Помощь чужую из-под палки только принимает. Не знаю, Яр. Странное с ним что-то творится. Вроде веселый, как и всегда, а душа говном сочится и всех, кто рядом, пачкает. Ну, сам видел. Сегодня еще куда ни шло. Обычно тут все ором и посылами нахуй заканчивается. Может, ты до него достучишься?
- Если дверь закрыта, долбится можно сколько угодно.
- Золотые слова. Но ты все ж попробуй. Попытка не пытка, - улыбнулась Настя и обняла меня за плечи. – Ну, с возвращением. Рада, что ты все же вернулся. Говорят, у басистов мозг с орешек. Может, этого орешка всем и не хватало? М?
Но мои попытки достучаться до Макса не возымели успеха. Стоило мне поинтересоваться его жизнью, как он тут же замыкался в себе и переводил разговор на другую тему. Порой отшучивался, порой грубил. Только во время выезда в августе на природу мне удалось его хоть немного разговорить.
- Знаю, что ты волнуешься, брат, - тихо произнес он, вороша угли в костре палкой. Наши друзья разбрелись по палаткам и возле костра остались только мы вдвоем. Может, это ему и надо было. Одиночество, тишина, да дружеское плечо рядом. – Блодвен поди подбила?
- Нет. Я же не слепой. Вижу, ты сам не свой.
- Что есть, то есть, Яр, - вздохнул Макс. – Ты не думай, что я реально вас всех говном считаю. Наоборот, люблю. Каждого. Даже Блодвен, хоть и ебет она мне мозги последнее время. Ты спросишь «что со мной»? А я не знаю, брат. Я как этот вот хворост, - он бросил палку, которой ворошил угли, в костер. – Вспыхнул ярко, а сейчас чувствую, что догораю. Так, уголек остался какой-то, что еле тлеет.
- И уголек может обжечь, - кивнул я. – И из уголька новый костер хорошо разгорается.
- Хороший ты пацан, Яр, - рассмеялся Макс. – Хороший. Добрый. Не чета всему тому отрепью, что в тусовке нашей трется. Только в жизни, брат, угольки обычно тухнут. Или на них ссут, когда костер тушат. Но ты не бзди. Все нормально. Гореть ярко, потухнуть быстро. Таков удел всех великих, так?
- Не всегда, - подумав, ответил я. – Оззи вон живет и здравствует.
- И его костер когда-нибудь потухнет, - пожал плечами Макс. – А мой уже еле тлеет. Ни тепла, ни света. Так, зола одна.
- Грустно.
- Хули поделать. Тебе, Яр, врать не хочется.
- А себе?
- Себе легче.
- Макс, может тебе в больницу? Ну, реабилитационные центры там…
- Не, нахуй. В утку ходить и колеса глотать? Пусть деды этим занимаются, - фыркнул он. – Да и поздняк менять что-то.
- Выбор ты сам делаешь.
- А, пощади, брат. Не жаль меня моей же пикой, - улыбнулся он. – Свой выбор я сделал, Яр. Уж поверь. Ладно, хватит об этом. Понимаю, чего ты добиваешься, но не надо. Я не маленький. Сам решу.
- Как знать, - кивнул я, делая глоток пива. Угли в костре рдели алым, только вместо тепла от них почему-то исходил холод.
С моим возвращением работа над альбомом пошла в разы быстрее. Словно друзья не врали, и я был тем самым винтиком, без которого вся конструкция развалится. Так или иначе, но в сентябре три новых песни были полностью готовы и записаны под руководством Колумба и Дим Димыча, которые тоже остались в полном восторге. Недовольный был только один. Как всегда. Славик Розанов.
- Мне кажется, мы что-то упускаем, - пробормотал он на очередной репетиции, когда мы сыграли партии новых песен.
- Так и есть, - весело блеснул глазами Макс. – В нашем творчестве есть одна старая, пропахшая нафталином и бабкиными трусами песня, которая напрочь выбивается из общего стиля.
- «Сплин», - кивнул я, попутно меняя струны на бас-гитаре.
- «Сплин», - подтвердил Макс. – Не, песня годная, не спорю, но не для нынешних нас. За все это время прошел нехилый такой скачок. Вы изменились, творчество изменилось. А «Сплин» остался прежним. Наивным, сырым, неровным.
- Предлагаешь перезаписать его? – удивился Славик.
- Полностью. Новая аранжировка, новый вокал, все новое…
- Да ну, чушь, - помотал головой Розанов. Макс неожиданно зло улыбнулся.
- Конечно. Тебе-то виднее. Потому как без Яра ты, как без хуя. Ни бабу выебать, ни поссать нормально.
- Неправда, - побледнел Славик.
- Макс, перегибаешь, - бросила Вася.
- Говорю, как есть. А что? Я неправ? – усмехнулся он. – Как-то недемократично получается. Свободу, хуяк, и отняли. Музыку у нас Вячеслав пишет, стихи на мне, а вы так… инструменты, чтобы это все озвучить. Самим творить не хочется? Или бздите сказать об этом?
- Макс, мы не об этом, - вставил я.
- Об этом, Яр. Об этом. Андрюха!
- Чего?
- А ты чо молчишь? Ты же постоянно с Розановым срешься, что он тебя душит своими придирками. Так? Так. Ну так вылези из жопы, в которую залез, и добавь свое «я», брат.
- У него нет образования… - попытался объяснить Славик, но Макс грохнул кулаком по столу, заставив его замолчать.
- Да нахуй оно не нужно, Слава. «Sex Pistols» полные клубы собирали, не имея никакого образования. Они и на инструментах-то играли кое-как. Ты, блядь, как паук. Все ниточки у себя собрал и свободу душишь. Только Яра слушаешь, так как он не залупается, а мягонько так тебе объясняет, где и как ты оказался неправ.
- Ладно! – взвился Славик. – Ладно. Свободу хотите? Ладно. Делайте сами тогда то, что считаете нужным.
- Так, угомонитесь, - поморщилась Настя и ткнула пальцем в Макса. – А ты обороты сбавь!
- Правду всегда больно слышать.
- Правду? – удивилась она. – Хм. Ладно. Правда в том, что ты бестолочь, которая свою жизнь в могилу закапывает.
- Ой, блядь. Праведница нашлась, - рассмеялся Макс. – А вы… сделайте хоть раз иначе. И увидите, что результат тоже может удивлять.
- Ладно. Я напишу симфоническую подложку, - обиженно протянул Славик. – А вы добавите то, что сочтете нужным.
- Молодец. Быстро учишься.
- Ярослав, я же не паук? – жалобно спросил Розанов, повернувшись ко мне. И, не дождавшись ответа, махнул рукой. – Ладно. Я домой. Надо о многом подумать.
- Слав, вернись, - крикнула Настя, когда Славик, опустив голову, пошел к выходу. Затем развернулась к Максу и зло бросила. – Пиздец, Макс. Был ты человеком, так когда в говно-то превратился, а?
Макс не ответил. Лишь чиркнул зажигалкой и, закурив сигарету, тонко улыбнулся.
Через две недели споров, прогонов и правок новый «Сплин» был готов. И обозлившийся Славик проделал отменную работу, выдав настолько пронзительную симфоническую подкладку, что мурашки бегали от одного лишь вступления. Получившие свободу Андрей и Вася тоже добавили много своего видения. Так у песни появились два красивых соло, а партии ударных идеально бы залетели в какой-нибудь симфо-метал. Не хватало только вокала. Однако Макс на все вопросы лишь загадочно улыбался и велел подождать, после чего тоже всех удивил, когда на одной из репетиций подключился к исполнению песни. Его голос был одновременно мрачным и торжественным, глубоким и надрывным, веселым и злым. Глаза Макса блестели особенно ярко, бледный лоб покрывали серебрящиеся бисеринки пота, но голос… голос не дрожал. Он пробивал музыку и обволакивал, как яд.
- Возможно, я был не прав, - пробормотал Славик, когда отгремели финальные аккорды и в студии воцарилась тишина.
- В чем неправ? – невинно поинтересовался Макс.
- В том, что ограничивал свободу.
- В точку, брат. В точку. Нам дали свободу, как величайшее благо, а мы бессознательно отказываемся от него, - улыбнулся Макс и задумчиво посмотрел на меня. – Но мне кажется, что все еще чего-то не хватает. Как думаете?
- Да, согласна, - кивнула Вася. – У нас в начале будто пустота.
- Не может быть, - помотал головой Славик. – Все партии на месте.
- А тут вопрос не к тебе, - хмыкнул Макс. – А к Яру.
- К Ярославу?
- Ага.
- Скрипка нужна, - вздохнул я, беря со стойки старенькую учебную скрипку, которую на Блохе когда-то купил за три копейки Колумб. К счастью, инструмент был отстроен и звучал приемлемо. Особенно для чувствительных ушей Розанова, который относился к звуку порой слишком уж серьезно. – Слав, сыграй вступление, пожалуйста. А я подхвачу…
Мелодия возникла сама по себе. Где-то глубоко внутри меня. Тонкой серебряной нитью она пустилась гулять по обнаженным нервам, по венам, по коже, раз за разом возвращаясь в исходную точку в самом центре сердца. Старенькая скрипка играла паршиво, но именно этот звук, чуть дребезжащий, пыльный и звенящий оказался ровно на своем месте. Впервые за всю свою жизнь я солировал, а не прятался на задворках. Будто я наконец-то обрел тот голос, что когда-то потерял. И от осознания этого захватывало дух.
- Кажись, я кончила, - пробормотала покрасневшая Настя, когда я опустил скрипку и тяжело вздохнул. – Аж ножки трясутся…
- Да тут и у меня привстал, - усмехнулся Андрей. – Кто б знал, что Яр такое выдаст.
- Я сам не знал, - честно ответил я. – Оно само… просто начал играть.
- Ты молодец, - улыбнулась Вася. – Очень красиво.
- Что и требовалось доказать, - лениво бросил Макс, закуривая сигарету. – Вот теперь порядок. Вот теперь заебись.
На запись нашего альбома ушел ровно месяц, а потом Колумб обрадовал нас тем, что ему удалось выбить нам выступление в «Семерках». Не на разогреве у Сильверов. Полноценное выступление с презентацией нашего альбома. Жизнь разогналась, как спятивший гонщик, и останавливаться, судя по всему, не собиралась. Даже Настя зарыла топор войны с Максом и с головой погрузилась в работу над обложкой альбома. Ради этого она съездила в Питер со своим другом Асгаротом, где два дня бродила по кладбищу, ища вдохновение. Результатом поездки стала одна фотография, на которой был изображен скорбный ангел, по его каменному лицу стекали капли дождя, что только добавляло атмосферности и холодной меланхолии. Фотография так всем понравилась, что было решено использовать ее в качестве обложки.
Альбом Nox Aeterna можно скачать по этой ссылке. Рекомендую послушать, чтобы добавить истории атмосферности.
Помимо обложки Настя договорилась со своей знакомой гримершей, которая обещалась нанести нам боевой раскрас на предстоящее выступление. Стоит ли говорить, что на студии теперь постоянно царило предпраздничное настроение. Особняком стоял только Макс. Лениво посмеиваясь, он следил за нашими приготовлениями и что-то чиркал в своем блокноте. А потом сделал всем неожиданный подарок, когда в студию приехали две тяжелые коробки, внутри которых находились ровно сто копий нашего альбома.
- Макс, это ж тонна бабла, - заметил Андрей, рассматривая пластиковую коробочку с диском внутри. На сам диск тоже была нанесена та самая фотография. Конечно, печать была не очень, но для нас сам факт того, что альбом есть на диске, перечеркивал все недостатки.
- Расслабься, брат. Это подарок. За мое говнистое поведение, - усмехнулся Макс.
- А себе можно один взять? – спросила Вася.
- Нужно, солнце. Остальные будем продавать на выступлении. Вика обещала помочь. Ну а если чо останется, я дядь Сереже в магаз сгружу.
- Ничего там не останется, брат, - улыбнулся Колумб, хлопая Макса по колену. Тот тоже улыбнулся и сдержанно кивнул.
- Тоже так думаю. Но поглядим, посмотрим, - ответил он.