©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.
Финал.

На выступление собрался весь наш город. Неформальный, конечно же. В «Семерках», пожалуй, еще никогда не было так тесно. Сарафанное радио Насти и Макса сработало на ура. Правда диски покупались неохотно, но нас это мало волновало. Куда сильнее волновал предстоящий концерт.
- Рожа чешется, - сообщил Андрей, пытаясь пальцем почесать зудящее лицо.
- А ты как хотел, родной, - вздохнула Настя. – Мама Валя свое дело знает. Да и театральный грим – это тебе не хуйня из-под коня. Впитывается в сами нервы, ацетон его хуй возьмет.
- Золотые руки у этой женщины, - ответил Славик, рассматривая себя в зеркало. Грим спрятал его прыщи и превратил в весьма симпатичного тощего гота. Хоть сейчас на обложку журнала.
- Истинно так, сладенький, - улыбнулась Настя. – Можешь хоть с разбегу об стену уебаться. Ничего не смажется.
- Пожалуй, откажусь от таких проверок… А, Максим, - воскликнул он, когда из гримерки выбрался Макс. – Ого!
- Нравится? – усмехнулся тот, покружившись на месте.
- Твои волосы, - ахнула Настя. Да и все мы порядком удивились, потому что Макс состриг их, оставив лишь длинную челку, выкрашенную к тому же в темно-красный.
- Король должен блистать на балу. Даже если бал проходит на самом дне Ада, - ответил Макс. – Ну, готовы?
- Скажу «да», значит, совру, - буркнула Вася, в сотый раз проверяя свою гитару. Гример постарался выделить ее большие глаза, и сейчас перепуганная Вася напоминала мне не менее перепуганную совушку.
- Выше нос. Это наш вечер, - кивнул Макс. – Насладитесь им сполна, пока угли нашего костра еще рдеют.
- Ты опять вмазался? – мрачно спросила Настя, но Макс мотнул головой и улыбнулся.
- Нет, солнце. Сегодня я чист, как трубочист после стирки. А что будет дальше… поживем-увидим.

Всегда волнительно выходить на сцену. Тот, кто скажет, что после пятого, десятого или пятидесятого раза страх уходит, безбожно соврет. Все волнуются. И начинающие артисты, и те, кто собирает стадионы. К счастью, у нас был Макс, ледяная уверенность которого, постепенно передавалась и нам.
Он вышел на сцену твердой походкой, благосклонно улыбнулся, услышав приветственные крики толпы, а потом пригласил на сцену нас. И лишь после того, как мы заняли свои места, подошел к микрофону.
- Насладитесь этой ночью, - мягко произнес он. И добавил уже знакомым нам глубоким и вибрирующим голосом. – Ибо ночь вечна.

- Меня чуть на кусочки не порвали, когда диски закончились! – пожаловалась Вика после выступления, когда мы собрались в пустом уже зале возле барной стойки, чтобы выпить и прийти в себя. – Чего вы так мало-то напечатали?
- На сколько денег хватило, - пожал плечами Макс, поцеживая пиво. Он мотнул головой, когда Вика протянула ему пачку налика, и кивнул в нашу сторону. – Не. Это им. Как уже говорил, это подарок.
- Ну, брат, ты выдал, - широко улыбнулся Колумб, хлопая Макса по спине. – Да, блядь, все выдали. Когда Яр начал на скрипке в конце играть, там бабы аж из трусов выпрыгивали.
- Правда? – глупо спросил я и покраснел, увидев ехидные улыбки друзей.
- Васька тоже молодца. Нервничала поначалу, а потом ворвалась, - добавила Настя. – Ну, если это не заявка на победу, то я хуй знает, что это вообще тогда было.
- Все молодцы. Все, - поправил ее Макс. – И этот концерт запомнят.
- Угу. Еще скажи, что локти будут кусать те, кто пропустил?
- И это тоже, - кивнул он. – В любом случае, отыграли мы охуенно.
- Если ты ща скажешь, что я лажал, я тебе каждый рудимент на ебале отыграю, - предупредил открывшего рот Славика Андрей. Розанов предупреждение понял прекрасно и захлопнул рот с громким стуком, спровоцировав новый взрыв смеха.
- Не, не. Я что хотел сказать… Выступление многое показало. Что неформалам понравилась наша музыка, что диски хорошо продаются… Надо альбом в журналы отправить, - забормотал Славик. – Лейблам тоже. В «Nuclear blast», «Spinefarm», «Irond».
- Не порть прекрасную ночь своей меркантильностью, - скривился Макс, положив руку Славику на плечо. – Хуль ты начал-то? Не все ж от денег зависит, Слав. Душа важнее. Вон как вам хлопали. А ты про деньги. Тьфу…
- Так, старый панк разворчался, - улыбнулся Шакал, ставя перед Максом новую бутылку пива. – Давай лучше выпьем, брат.
- Давай. Вот это дело, а деньги… деньги - грязь, - кивнул тот и, обведя нас долгим, внимательным взглядом, как-то грустно улыбнулся. – Но все же… Люблю вас. Знайте это.
- А уж мы-то как тебя любим, - сварливо ответила Настя. – Порой придушить готовы от любви энтой. Выпьем!
- Выпьем! – загалдели все, поднимая вверх алкоголь. Бутылки, бокалы и стаканы хрустально зазвенели, сталкиваясь друг с другом. – Пусть эта ночь длится ВЕЧНО!

Понятное дело, что никакая ночь не может длиться вечно. Ее всегда сменит утро. В наших жизнях тоже наступило утро, только вот облака оказались окрашены в темно-бордовые цвета. Никто не знал, почему, когда ехал с улыбкой в студию на очередную репетицию. В голове Славика вовсю крутились бизнес-процессы – куда отправить альбом, как связаться с лейблами и подписать контракт, по какой цене выставить новую партию дисков в «Черном солнце». Порой они сменялись на творческие – витали обрывки будущих мелодий, части сложных пьес и коротких импровизаций. Славик не мог иначе и, пока все отходили от концерта, он думал, прикидывал и записывал идеи в свою тетрадь, чтобы потом поделиться всем этим с нами.
Я же просто задумчиво пялился в окно трамвая, который вез меня в Окурок, к дому культуры, в подвале которого проходили наши репетиции и был записан наш альбом. А за окном царила золотая осень – мягкая, еще теплая и влажная. Скоро она превратится в осень колючую и мрачную, но пока осень все еще хранит яркие цвета лета.
В студии меня уже ждали друзья. Вася настраивала гитару, подключив ее к тюнеру. Андрей разминал руки, сидя за установкой. Славик возился с синтезатором и порой заглядывал в тетрадь. Мирно гудел холодильник в углу и неспешно тикали часы на стене. Скрипнула дверь, впуская Настю и Шакала. Правда одного взгляда на них нам хватило, чтобы понять, что что-то случилось.
- Ребят! – взволнованно произнесла Настя, замерев на пороге. Позади нее мрачной, тощей тенью замер Шакал.
- Фу, блядь. Напугала, - ругнулся Андрей, откладывая палочки в сторону. – Чо случилось?
- Ребят, - жалобно повторила она и, скривившись, заплакала. – Макс умер.

После этих слов в студии наступила зловещая тишина. Мы недоуменно смотрели друг на друга, переводили взгляды на Настю и на Шакала. Тетрадка выпала из ослабевших рук Славика. Охнув, села на диван Вася. И мрачно покачал головой Андрей.
- Что? – тихо переспросил я, вцепившись побелевшими пальцами в гриф своей гитары.
- В окно шагнул вчера, - ответил мне Шакал, обнимая плачущую Настю. – Наглухо, брат.
- Да как так… - пробормотала Вася. Ее губы дрожали, а в глазах блеснули слезы.
- Он не мог, - помотал я головой. – Не мог так сделать.
- Его нет, Яр. Нет, - повторил Шакал. Через секунду тишину разорвал наш крик.

Макса похоронили через пять дней, и проводить его пришли многие. Друзья, знакомые, коллеги. Но не я. Вместо этого, я собрался утром и поехал в студию, где и просидел весь день бессмысленно пялясь в стену и бренча гаммы на гитаре. Правда, когда я посмотрел на стол и увидел в нем окурок сигареты, то не смог сдержать слез. Потому что такие сигареты курил только Макс.
Слезы катились по моим щекам ручьем, впитывались в водолазку, падали на дрожащие руки и на гриф гитары. Слезы превратились в истерику, когда я, неожиданно для себя самого, заорал. Заорал от боли, обдирая горло в кровь. Но эта боль не приносила облегчения. Только новую боль. А мой крик… нет, это был не крик. Это был вой. Тот, который я так долго держал в себе.
- Ты не мог так поступить, - крикнул я в пустоту. Но то был не крик. Сиплый шепот сорванных связок и только. – Не мог.
Ответом мне была тишина, мерный гул холодильника и гудение комбика у моих ног.
- Ты был сильным. Ты бы не поступил, как трус. Как я…

Друзья приехали в студию вечером. Поняли, что я буду тут и пришли несмотря на то, что их сердца тоже кровоточили. Молча зашли, молча разделись и расселись по своим местам. К моему плечу прижалась Вася, зашуршал тетрадкой Славик и хлопнул дверцей холодильника Андрей. Слова были не нужны. Нужна была музыка.
Сначала Вася взяла в руки гитару и, подстроив ее, проиграла вступление «Сплина». Того, первого «Сплина». Сырого, неровного. К ней добавился мой бас, а потом и легкий, дрожащий ритм барабанов. Не было слышно вокала, но он сейчас звучал в наших головах. Хриплый, низкий, обволакивающий. Голос, который, как нам тогда казалось, больше никогда не зазвучит в этой студии.

Через два месяца нас выдернул в студию Колумб. Он позвонил Насте, а та уже собрала всех остальных. Пусть мне и не хотелось ехать, но я все-таки нашел в себе силы и отправился на трамвайную остановку. В подъезде, у почтовых ящиков, Шиша ебал какую-то грязную сиповку, но я равнодушно прошел мимо, не обратив внимания ни на жаркие стоны, ни на грубое возмущение Шишы, которому помешали.

- Хуй знает, ребят, - вздохнул Колумб, когда мы расселись на диване. – Честно, долго думал, показывать вам это или нет, но потом подумал, что неправильно как-то, если вы не услышите.
- О чем ты? – нахмурился Андрей.
- Да есть одна тема. Макс тут с Дим Димычем за неделю до концерта в студии заперся. Все долдонил, что песню ему какую-то записать надо.
- Ну, да, - криво улыбнулась Настя. – Если вбил себе в башку, значит так просто не слез, да?
- Ну, мы там за денек управились, - хмыкнул Дим Димыч, сидя за компьютером. – Хули там… гитара да вокал. Но я разбил на две дорожки…
- Ща, погодь, я обрисую, - перебил его Колумб. – Макс же как… Ушел, не попрощавшись. В хате разгром, пустые бутылки, ложки копченые, шприцы… В своем стиле короче. Он и из приюта сбежал, меня не предупредив. Всегда делал так, как сочтет нужным… Ладно, без лирики. Выцепил он Дим Димыча, чтобы песню записать.
- Я забыл сказать, - смутился Дим Димыч. – Винт чистил от мусора и наткнулся.
- Короче, я послушал, и думаю, что вам тоже надо послушать.
- Ой, блядь. Надо ли, - помотала головой Настя.
- Надо, - кивнул Колумб. – Сама поймешь.

Непривычно было слышать голос Макса. Еще непривычнее было слышать такой голос Макса. Робкий, мягкий, насквозь пропитанный болью, которая его пожирала. Он становился громче, сильнее, увереннее, превращаясь в крик. Нет, не крик. Вой. Его вой. Который он прятал точно так же, как и я. Этот голос был настоящим. Искренним. Это был голос Макса, которого мы не знали. И так и не смогли узнать.
Настя, ничуть не смущаясь, плакала, спрятав лицо на груди у Андрея. Плакала Вася, вцепившись ноготками в мою руку. Шумно дышал Андрей, сидя за установкой. И беззвучно шевелил губами Славик, растеряно смотря на нас. А я… я просто молчал, слушая голос моего друга. Это была не просто песня. Это был реквием. Прощальная записка, оставленная нам.

Прощальный концерт мы отыграли зимой, двадцать первого января. Это решение далось нам нелегко, но каждый понимал, что это необходимо. Собраться вместе предложил, как ни странно, Славик, он же взял на себя все хлопоты вместе с Колумбом, которому отводилась роль приглашенного вокалиста. Колумб сам предложил свою кандидатуру, с чем все без проблем согласились. Кто, как не лучший друг Макса, способен заменить его у микрофонной стойки. Пусть репетиции и прошли, как по маслу, нервозность все равно присутствовала. Сердца все еще кровоточили, отказываясь признавать то, что случилось.
Играли мы снова в «Семерках», куда набилось столько же народу, сколько на наш концерт. Каждый хотел попрощаться с Максом, понимая, что этот концерт может стать последним. Его посетила и Лаки, которая украдкой поплакала, обнимая Настю в уголке гримерки. Я грустно улыбнулся, но все-таки порадовался, что они смогли помириться. Пусть и при таких печальных обстоятельствах.
Концерт тоже прошел хорошо, Колумб оказался профессионалом своего дела, адаптировав свой вокал максимально близко к тому, как пел Макс. Но он не был Максом. Не та стать. Не та сила… Это понимали не только мы, но и все присутствующие. Само прощание случилось в самом конце нашего выступления, когда Славик дал знак Дим Димычу и клуб неожиданно потонул в темноте. Только над пустым микрофоном свет остался гореть. Одинокий, теплый лучик, пронзающий клубы дыма и поднятой в воздух пыли.
Первыми вступили клавишные. Грустные и нежные, преисполненные печали. Как и голос Макса, что зазвучал из колонок. А потом в зале зажегся робкий огонек зажигалки. Следом еще один и перед нами неожиданно заколыхалось звездное небо…
Я слышал, как всхлипывает Вася. Как дрожат руки Славика. Как неровно звучит ритм. Но всем на это было плевать. Каждый из нас понимал, что сейчас звучит прощальное письмо Макса. Честное, неровное, окровавленное и с легким запахом вина, которое он так любил. Письмо, наполненное болью и словами, которые так и не были сказаны. Ночь не вечна. Теперь это понимали и мы. Потому что песня была и нашим прощальным письмом.

Прощальное письмо можно послушать, включив это видео

Эпилог.

2022 год.

Сложно было возвращаться в родной город после стольких лет отсутствия. Призраки прошлого все еще обитали в нем, да и вряд ли куда-то денутся, пока жив хоть один человек, родившийся на этой земле. Но даже несмотря на это я улыбался, идя по перрону к выходу из вокзала. Возле тяжелых деревянных дверей я увидел знакомую долговязую фигуру в черном и с неизменным черным цилиндром на голове. Шакал. Он, на первый взгляд, казалось, даже не изменился, словно пропитался формальдегидом. Но глаза выдавали возраст. Усталые, холодные, с еле заметной искоркой тепла, которую увидеть могли лишь те, кто был Шакалу особенно близок.

- Привет, брат, - хрипло произнес он, крепко меня обнимая.
- Ты как узнал, что я приеду? – улыбнулся я, убирая выбившуюся прядь волос за ухо.
- Забыл, что ли? – усмехнулся он. – Я всегда на страже двух миров. Все знаю.
- Девчата по такому еще текут?
- Еще как, - рассмеялся Шакал. – Ладно, мне Блодвен сболтнула, что ты приезжаешь. Решил встретить. Кстати, я на машине, Яр. Тебя подкинуть куда?
- Надеюсь, не на катафалке?
- Вполне приличная «бэха», - обиженно протянул он.
- Погребальный бизнес неплохо идет? Тогда не откажусь. Я в центре гостишку снял на несколько дней. Тут недалеко.
- Ну, погнали, в таком случае. Хоть расскажешь, где был и что делал.

Впрочем, с беседой пришлось повременить, так как Шакалу позвонили по работе и он, извинившись, высадил меня у гостиницы, после чего умчался по своим темным делам. Пообещав, правда, заглянуть в гости.
Я же, приняв душ и разложив чемодан, отправился прогуляться, наслаждаясь золотой осенью и изменившимся в лучшую сторону городом. Город и впрямь коснулись изменения. Он похорошел, избавился от мрачности и серости. Но было понятно, что это все-таки маска. Красивая, но маска, под которой прячется тот уродливый и прокаженный старик из моего детства, которого я хорошо помнил. 
В кармане зазвонил телефон и на экране высветилось имя. «Андрей Щукин». Улыбнувшись, я поднес телефон к уху и тут же поморщился, услышав его громкий голос, на фоне которого что-то лязгало и гремело.
- Яр! Ты приехал?
- Да, можешь так не орать.
- Да я себя хуй слышу. Ща, погодь, - он прервался на мгновение, а когда вернулся, фоновый шум исчез. – Во, так получше. Как доехал, брат?
- Нормально. Жопа квадратная правда, - рассмеялся я. – Прогуляться вот вышел.
- Эт правильно, - ответил Андрей. Голос все тот же. Разве что хрипотца взрослая выделяется. И усталость. – Так, напомни, где мы там встречаемся?
- В «Моряке». Настя там столик забронировала на восемь вечера.
- А, точняк. Ну, могу задержаться малость.
- Мы подождем.
- Уж, блядь, сделайте милость, - ругнулся он, а потом в голосе послышалась улыбка. – Я рад, что ты приехал, Яр.
- Я тоже, Андрюх. Я тоже.
- Ладно, пойду, а то тут уже истерят. Да, иду, блядь, не галди! – рявкнул кому-то Андрей. – Извини, работа.
- Все в порядке. Подкатывай к восьми.
- Найдемся, брат.
- Найдемся.
Сбросив звонок, я вздохнул, сделал глоток воды из бутылки и неспеша пошел дальше.

К ресторану я приехал раньше на полчаса, но сразу же увидел у входа знакомое лицо. Знакомое лицо курило тонкие сигареты и грязно ругалось с кем-то по телефону. А потом, замолчав, рассмеялась и бросилась ко мне.
- Ярик!
- Привет, Настен, - улыбнулся я, обнимая ее.
- Так, я надеюсь, что это не та же водолазка, в которой ты отсюда уезжал? – строго спросила она.
- Нет, новая. Неделю назад купил.
- Смотри у меня, композитор. Узнаю, что последний хуй без соли доедаешь, прибью.
- На хлеб с маслом хватает, - успокоил ее я. – Наши уже здесь?
- Васька только, а малохольный Андрейка в мазуте-поди топится. Сказала же русским языком. К восьми, значит, к восьми. В «Моряке» столик просто так хуй забронируешь.
- Он предупредил, что чуть задержится… - я не договорил, потому что Настя снова обняла меня и всхлипнула.
- Рада, что ты выбрался. Боялась, что опять отменишь поездку.
- Когда-то надо было приехать, - вздохнул я. – Ладно, черт с ним. Пошли?
- Да, пошли. Пока Васька там не набубенилась в одиночестве. Бля, Яр. Ты ее не узнаешь. Точно тебе говорю!

Настя оказалась права. Я не узнал Васю. За столиком сидела не та угловатая девчонка, а миниатюрная женщина с короткой, аккуратной прической и в черном, обтягивающем платье. Увидев меня, она широко улыбнулась и, выбравшись из-за стола, бросилась в мои объятья. Васе возраст пошел только на пользу. Во взгляде и во внешности появилась какая-то строгость и уверенность, а вот голос остался тем же. Правда в нем тоже сквозила усталость.

- Ну, рассказывай, - улыбнулась она, держа меня за руку. Настя ехидно кашлянула, но Васю это не смутило. – Где ты, как ты?
- Нормально. В питерской консерватории преподаю. Музыкой занимаюсь.
- Эт мы знаем, - перебила меня Настя. – Лучше скажи, баба есть? А детки? Наплодил уже байстрюков по всей стране, а?
- Да, погоди ты, - встряла Вася. – Ты-то может и знаешь, а я его двадцать лет не видела.
- Как и я, сладенькая, как и я. Ладно, вещай, голос из прошлого.
- Да нечего особо вещать, - ответил я. – Живу потихоньку, были отношения… да сплыли.
- Ну, как у многих, смотрю, - усмехнулась Настя, посмотрев на Васю. Та в ответ зарделась и смущенно уставилась в тарелку.
- А ты в кино все так же?
- А как же, родной. Сценарии, хуе-мое и все такое. Но речь ща не обо мне, а о тебе. Вот и рассказывай.
- Считай, что рассказал. Правда, похвастаться нечем. Жизнь у меня не такая богатая, как у тебя. Музыку вот для фильмов пишу. Для игр тоже. Со многими направлениями работаем.
- Ну, хоть не попсу, как Розанов, - рассмеялась Вася и, посмотрев поверх моей головы, улыбнулась. – О, какие люди!
- Вспомни калича и он явится.
- Василиса, - послышался позади голос Славика. – Анастасия. Ярослав.
- Привет, - тепло улыбнулся я, поднимаясь со стула и заключил старого друга в объятья.
- Три секунды, Ярослав, - напомнил тот. – Не забывай.
- Угу. Так и мучаешься?
- Отнюдь. Избавляет от ненужных контактов, - улыбнулся он. Располневший, полысевший, с бегающими глазками и изрытой от старых прыщей кожей. Но все-таки тот самый Славик, которого я знал.
- Ты поправился, - заметил я. Розанов неожиданно покраснел и попытался втянуть живот.
- Вот не надо тут это делать, - поморщилась Настя. – Знавала я одного такого. Втянул живот, а потом обосрался от натуги.
- Ну, тебя, - буркнул Славик, присаживаясь за стол. – Андрей опаздывает? Сразу скажу, я только до одиннадцати…
- Отставить свои дебиловатые замашки. Ты двадцать лет нас не видел.
- Это Ярослав не видел, а мы виделись два года назад, - поправил ее Розанов, заставив Настю закатить глаза.
- Постарайся хоть механика не заебывать. А то он тебе точно в жопу гаечный ключ запихает.
- А надо? -  весело спросил позади меня Андрей. Он улыбнулся, услышав одобрительное гудение и по очереди обнял сначала девушек, а потом и нас со Славиком. Меня он обнял крепче. – Рад видеть, братка.
- Взаимно, - улыбнулся я. – Ладно, садись.
- Сесть я всегда успею.
- О, извини. Присаживайся.

Отужинав и выпив вина, мы переместились на открытую веранду, на свежий воздух. Чтобы поговорить, чтобы помолчать, чтобы вспомнить прошлое. Андрей закурил, а я облокотившись спиной на перила, задумчиво смотрел на раскинувшийся внизу ночной город. Ради панорамы и посещали этот ресторан.
- Да, чо я… - хмыкнул Андрей, стряхивая пепел под ноги. – Мы с Некитом уже давно на рынке. Сейчас каждый второй автосервис в городе наш. Конкуренты залупались по первой, да с Некитом разговор короткий, сам знаешь. А так, что… Женат, двое детей.
- Двое? – удивился я. – Молодца.
- А то. Лиза и Макс. Погодки. Школу заканчивают как раз. Макс… ну, ты не удивишься, по батиным стопам пошел.
- Машины ремонтирует? – спросил Славик, чтобы поддержать беседу. Андрей в ответ рассмеялся и помотал головой.
- Не, барабаны осваивает. Только не рок, а джаз.
- А ты-то сам? – спросил я. – Играешь?
- Бывает, накатит хандра, сажусь за «кухню» сына, - ответил Андрей и погрозил пальцем Славику. – Ну-ка, цыц! Только заикнись про рудименты и мои косяки.
- Да я и не собирался, - обиженно хмыкнул тот.
- Смотри у меня… Так вот. Чисто для души иногда. Ну и молодость вспомнить. Руки-то помнят. А на постоянку, с группой… не могу после Макса. Хоть ты тресни, сразу накатывает, - улыбнулся Андрей и повернулся к Славику. – А ты, значит, продался, ненавистный? Слил душу попсе?
- Ну, деньги там хорошие вертятся, - поправил очки Славик. – И таланты встречаются. А то, что души нет… кого сейчас этим удивишь.
- Слыхали, слыхали. Подопечные твои вон по всем каналам пездами светят, - вставила Настя, присоединяясь к нам. Вася же робко прижалась ко мне и смущенно улыбнулась. – Ну, на вкус и цвет…
- Да пытался я другой музыкой заниматься, - проворчал Славик. – Не идет. Кажется, что Nox Aeterna – единственное, что я делал с душой. А теперь не могу. Из-за… ну, сами знаете.
- Знаем, - кивнула Настя, похлопав его по плечу. – Эт мы так, подъебываем беседы ради. Прости.
- Все нормально, - нервно улыбнулся Розанов.
- Ладно ты скажи, Славик. Ты эту, как ее… - задумался Андрей. – А, Бактерию ебал? Которая конкурс выиграла. По ящику еще показывали.
- Ну. Некая связь у нас была… - пробормотал он и, вздрогнул, когда мы рассмеялись. – Ну вас в жопу.
- Да мы и так там, сладенький, - пропела Настя. – Куда ни глянь, везде одно говно.
- А ты? – тихо спросил я, повернувшись к Васе. Та в ответ покраснела и поджала губы. – Понятно, не тема для беседы.
- Ага, - кивнула Вася. – Может, быть потом. Яр, а ты чего так долго не приезжал?
- Не мог, - вздохнув, честно ответил я. – Боялся. Боялся, что в прошлое вернусь, а с ним и боль вернется.
- Прости…
- Не извиняйся. Когда-то надо было приехать. Хотя бы вас увидел, - робко улыбнулся я.
- Правильно сделал, - серьезно ответила Настя. – От прошлого бегать – гиблое дело. Его отпустить надо.
- За этим и приехал, - чуть подумав, ответил я.

Разъехались мы ближе к часу ночи, когда настолько осоловели от съеденного и выпитого, что Славик попросту отрубился прямо там, где сидел. Ему вызвали такси, растормошили и отправили в гостиницу, где он остановился. Уехал Андрей, уехала Настя. Остались только мы с Васей вдвоем. Я видел, что она мнется, поэтому взял ситуацию в свои руки и просто предложил прогуляться по набережной. Несмотря на осень и прохладу в воздухе, на улицах еще было многолюдно. И, как сказал мне Андрей, давно уже никого не щемили в центре ночью.

- Я не хотела при остальных рассказывать о своей жизни, - тихо сказала Вася, пока мы медленно шли по бульвару. – В ней нет семьи, как у Андрея. Нет успеха, как у Славы. Даже спокойствия, как у тебя, и того нет. Когда ты уехал… нет, не так, прости. Через три года, как ты уехал, отец умер.
- Ты спалила квартиру? – спросил я. Вася грустно улыбнулась и помотала головой.
- Не квартиру. Его вещи. Только легче не стало, Яр.
- Понимаю.
- Знаешь, говорят, что девушки подсознательно ищут мужа, похожего на отца.
- Комплекс Электры? Да, слышал.
- Я не искала, но он нашелся сам. Искала не поломанного, а нормального, но в итоге оказалась с очередным чудовищем, - процедила она и, шумно вздохнув, нервно рассмеялась. – Пиздец, как сложно-то говорить об этом.
- Если не хочешь…
- Хочу, Яр. Устала молчать, - воскликнула Вася и, смутившись, подернула плечами. – Если коротко, то в этих отношениях было много страшного. Много нервов я потратила, пока не разорвала их. Хорошо хоть Никита помог. Ну, брат Андрюшкин. Без него даже не знаю, как выбралась бы. Знаешь, что самое смешное? Макс постоянно говорил, что мы выбираем, а не за нас должны выбирать. Получается, я сама выбрала для себя такую жизнь?
- Нет, Вась. Объяснение куда проще. Ты поломанная.
- Как и ты.
- Как я. Думаешь, у меня так все гладко? Нет. Но если прекратить бороться, то остается только шагнуть в ночь. Как Макс.
- Я думала об этом, - честно ответила Вася, сжав мою руку. – Не смогла. Испугалась.
- Ты сделала выбор, как Макс. Каким бы ни был его выбор, он его сделал, пусть и причинил всем нам боль. А ты… ты выбрала жизнь. А какой она будет, зависит уже от тебя.
- Хуево я значит выбираю, Ярик, - улыбнулась она. – Хочешь еще смешного?
- Хотелось бы, - улыбнулся я в ответ. – Смех прогоняет тьму.
- Ну, тут смех будет скорее циничный.
- И все же.
- Ладно, когда-то надо было признаться. Так почему бы не сейчас? Ты мне всегда нравился. С того дня, как Макс тебя на вписку привел. И Шакал еще сказал, что видит, как нас друг к другу тянет.
- Почему промолчала?
- Боялась, что сломанное со сломанным не пара, понимаешь?
- Понимаю.
- Боялась, что, глядя на тебя, буду видеть себя. Истерзанную, разорванную, искалеченную. Даже тогда, когда ты меня переночевать пустил, я так и не решилась сказать, что ты мне нравишься. Больше, чем нравишься. И я сейчас боюсь того, что сказала.
- Не стоит бояться, Вась, - вздохнул я и, притянув ее к себе, крепко обнял. Она задрожала, шмыгнула носом, но сдержалась. Не стала давать волю слезам, хоть они ее и душили. Душили до боли.
- Кто знает, какой была бы моя жизнь, признайся я тогда тебе в своих чувствах? Может и не было бы больше этой боли, не было бы страхов. Но был бы ты. Рядом. Не папа, а ты…
- Мы свободны в своем выборе, Вась. Мы должны решать, какой будет наша жизнь. Именно это пытался до нас донести Макс. До всех нас. Но мы не понимали.
- Поняли только сейчас, - прошептала она. – Яр…
- М?
- А ты как считаешь? У нас могло что-то быть?
- Думаю, да.
- И сейчас? – с надеждой спросила Вася, снова превратившись в ту угловатую девчонку, которую я помнил.
- Не попробуешь – не узнаешь. Но если надумаешь, - покраснел я и вытащил из кармана визитку. – Позвони мне. Питер очень красив осенью.
- Спасибо, Яр, - грустно улыбнулась она. – Спасибо.
Я не ответил. Только улыбнулся в ответ и ободряюще сжал Васину руку. А потом пошел вперед, по бульвару, ежась от прохладного ветерка, ерошащего мои волосы. Кто знает, позвонит она мне или нет. Куда важнее, что я сделал свой выбор. Тот, о котором теперь точно не буду сожалеть.

Перед отъездом я навестил еще одного друга, визит к которому откладывал слишком уж долго. Идя по потрескавшемуся асфальту среди мрачных мраморных памятников и покосившихся крестов, я то и дело сверялся с картой, которую мне скинула Настя. Каждый шаг давался нелегко, потому что я хотел сделать то, чего постоянно избегал. Возвращения в прошлое. Но этот шаг был необходим.
Могилку Макса я нашел без проблем и сразу понял, что это она. Потому что рядом с ней стояла красивая женщина в черном пальто, которая, посмотрев на меня, слабо улыбнулась.

Окончание истории в закрепленном комментарии.

©Гектор Шульц

Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
Часть седьмая.
Часть восьмая.
Часть девятая.
Часть десятая.
Часть одиннадцатая.
Часть двенадцатая.

- Привет, - тихо поздоровался я, открывая дверь. Вася вымученно улыбнулась и кивнула. Посторонившись, я впустил ее в коридор. – Заходи. Не ждал гостей, но рад тебя видеть.
- Я тоже, - кивнула она, осторожно обнимая меня. – Яр, я…
- Погоди, погоди, - перебил я. – Разденься сначала. Ты голодная?
- Как волк, - снова улыбнулась Вася.
- Яичницу будешь?
- Ага.
- Тогда мой руки и за стол. Тебе глазунью или болтунью?
- Глазунью, - тихо ответила она, мышкой проскальзывая в ванную.

Через десять минут мы сидели на кухне друг напротив друга и молча ели яичницу. Вася лениво ковыряла вилкой в своей тарелке и задумчиво смотрела на бутылку пива, которая стояла на столе. Когда с ужином было покончено и я убрал тарелки в раковину, мы переместились в гостиную.

- Что у тебя случилось? – спросил я и, сделав глоток пива, поморщился. – Прости. Газы в нос ударили.
- Бывает, - рассмеялась она. – А вино у тебя есть?
- Было вроде, - кивнул я. – Сейчас принесу.
- Спасибо, Яр.

- Так что случилось? – повторил я вопрос, когда Вася уселась на диван, держа в руке бокал с вином.
- Может, я просто хотела тебя проведать, - с вызовом ответила она, но, увидев мою скептичную ухмылку, тут же стушевалась. – Ну, да. Глупо прозвучало.
- Ага, - согласился я. – Проведывают обычно налегке, а не тащат с собой гитару и вещмешок за спиной.
- Понимаю, что странно прозвучит, но… можно у тебя на пару дней вписаться? – вздохнула Вася. – Днем я могу уходить. Мне только ночевать. А в воскресенье Анжелка из Питера вернется и я к ней переселюсь.
- Да, без проблем, - кивнул я, указав пальцем на комнату. – Правда спать придется на раскладушке. Или на диване в гостиной. Мамину кровать я выбросил.
- Не страшно, - улыбнулась она. – Я и на полу спать могу, главное, чтобы крыша над головой была.
- Вась, у тебя все в порядке? – снова спросил я и вздрогнул, увидев, как Вася побледнела.
- Нет, Яр, - ей удалось взять себя в руки. – Но ты не переживай. Я не потесню.
- Без проблем. Мой дом – твой дом.
- Это Шопен? – неожиданно спросила она, прислушавшись к игравшей музыке.
- Да. Ноктюрны.
- Красиво. И грустно.
- Меня он успокаивает, - вздохнул я, понимая, что давить на Васю не стоит.

Мы еще немного поболтали ни о чем. Вася рассказала, как идут дела с альбомом, а я посмеялся, когда она поведала историю о том, что Андрей все-таки не выдержал доебов Розанова и дал тому в морду. В который раз. В остальном песни для альбома писались. Медленно, конечно, но писались.
Спать мы легли ближе к полуночи. Я постелил Васе в маминой комнате, показал, где включается свет и отправился к себе. А потом подскочил, как ужаленный, в три часа ночи, услышав Васин сдавленный крик. Вскочив с кровати, я бросился в ее комнату и, включив свет, испуганно посмотрел на Васю, которая сидела в углу комнаты, поджав ноги и смотря в стену безумным взглядом.

- Прости, - хрипло пробормотала она, подтягивая колени к подбородку.
- Кошмар приснился?
- Типа того, - кивнула Вася и подняла на меня глаза. В них я снова увидел боль. И животный ужас. Нет, кошмары так не пугают. Так обычно пугает реальная жизнь.
- Хочешь поговорить?
- Не особо, - скривилась она и, чуть подумав, добавила. – Яр, а можно… ну… можно я с тобой посплю?
- Эм… да. Наверное, - смутился я. – Но у меня кровать маленькая.
- Я тоже далеко не Блодвен, - нервно улыбнулась она и с мольбой посмотрела на меня. – Я немножко. Просто страшно одной.
- Хорошо, - вздохнул я, протягивая ей руку. – Пойдем.

Она легла рядом со мной, как маленький котенок. Дрожащий и напуганный. Свернулась комочком и положила голову мне на плечо. Порой она вздрагивала, когда проваливалась в сон, потом ерзала, пытаясь улечься поудобнее. Успокоилась только тогда, когда я осторожно ее обнял.

- Прости, что вот так влетела без приглашения, - тихо пробормотала она, поглаживая пальцами мою руку.
- Всякое бывает, - так же тихо ответил я. И в ночной тишине мой голос впервые зазвучал нормально.
- Просто я… поломанная, Яр.
- Я тоже поломанный. Пытаюсь вот себя починить, - улыбнулся я, но Вася только вздохнула и, поерзав, повернулась. Теперь ее голова лежала у меня на груди.
- Нас не починишь. Мы всегда поломанными будем.
- Возможно. Но попробовать-то стоит?
- Это все… папа, - последнее слово Вася словно выдавила из себя. Как гной из очень болезненного нарыва.
- Понимаю, - кивнул я, но Вася неожиданно напряглась.
- Нет. Не понимаешь.
- У меня была мама…
- Мама не трахала тебя с тринадцати лет! – воскликнула она и, сморщившись, заплакала, уткнувшись лицом мне в грудь.
- П-п-прости, - неловко пробормотал я. – Я не знал об этом.
- А он трахал, - голос Васи звучал глухо и очень больно. Он жалил похлеще игл и шнура от утюга, которым мама любила расписывать мою спину. – Через день, через два. Когда ему вздумается. Просто заходил в комнату, ложился в мою кровать и… трахал.
Я промолчал, понимая, что любые слова сейчас будут лишними. Только покрепче обнял дрожащую, плачущую девчонку.
- В четырнадцать я маме об этом рассказала. А мама мне не поверила. Папа потом, когда она на работу ушла, меня избил. И руку сломал, когда вытаскивал меня из-под кровати. Сказал, что в следующий раз просто убьет, если еще хоть кому-нибудь скажу. А ночью он снова пришел ко мне, Яр. Когда мама умерла, он совсем обезумел.
- Это не человек. Это чудовище, - прошептал я. Мое сердце ныло от боли. Той боли, которую выливала на меня Вася.
- Хуже. Он хуже чудовищ, Яр, - пробормотала Вася и, шмыгнув носом, снова заплакала. – Я бежала, но он всегда меня догонял. Догонял и тащил к себе. Сейчас я тоже сбежала. И я не вернусь домой. Лучше вены себе распишу, лучше в окно шагну… сдохну, но не вернусь.
- Тише, тише, - ответил я, поглаживая ее по голове.
- Я устала. Я пиздец как устала от этого. Устала маски носить, устала плакать, устала шрамы прятать, - Вася резко вскочила с кровати и, включив ночник, задрала футболку, показав мне свою спину. Моя спина была не лучше, но на Васиной бледной коже шрамы смотрелись еще ужаснее. Смутившись, Вася снова нырнула в кровать и прижалась ко мне. Словно я мог защитить ее от этой боли. Нет, не мог. Трус, все еще живший внутри меня, ни за что бы на такое не решился. – Для меня было радостью, если он не приходил домой. И болью, когда я слышала, как ключ проворачивается в замке. А он… он… просто приходил и трахал. Будто по праву. Будто так надо. Будто… так правильно.
- Надо в милицию обратиться…
- Нет! – воскликнула она. Ее губы дрожали не от гнева. От страха. – Нет, нет, нет…
- Вась.
- Нет, Яр. Нет.
- Побег ничего не изменит.
- Знаю. Но… мне стыдно, - скривилась Вася. – Стыдно будет в глаза смотреть людям. Рассказывать. Ты… ты мой друг. Больше, чем друг, наверное.
- Я поломанный, - вздохнул я. – Я пойму.
- Да, поймешь, - кивнула она. – Я уеду, Яр. Анжела вернется и я к ней пойду.
- Я тебя не выгоняю. Успокойся.
- Спасибо. Спасибо, что выслушал. И не осудил. Яр?
- М?
- А в нашем городе… ну, есть нормальные семьи? Или только поломанные? Как наши. Марта вон с бабкой живет, которая ее лупит постоянно. У Энжи мать с мужиком жила, который любил, напившись, ее за жопу хватать. У Насти… ну, девчонки из моей школы, каждый день синяки новые. Она их под одеждой прячет, а все равно видно. Кажется, что нормальных-то и нет, Яр.
- Не знаю, - честно ответил я. – Хотелось бы верить, что есть.
- И мне хочется верить, - снова кивнула Вася. – Хочется верить, что родители любят детей, а не полосуют их ремнем за косой взгляд. Не трахают ночью, навалившись сверху так, что дышать невозможно. Знаешь, Шакал как-то сказал, что мы давно живем в ином мире. Что мы все давным-давно сдохли. Что мы в персональном Аду и расплачиваемся за свои грехи. Но каким тогда страшным был мой грех, если в наказание за него меня ебал собственный отец?
- Нет, Вась. Это не Ад, - вздохнул я. – Это наше Чистилище. И от нас зависит, выплывем ли мы, или же пойдем на дно.
- Я не вернусь домой, - повторила Вася. – Пока он там… я не вернусь. А когда он сдохнет, я сожгу все в моем доме. Мебель, одежду, каждую ебаную вещь. Может тогда мне полегчает?
- Может быть, - кивнул я и, улыбнувшись, заглянул Васе в глаза. – Мне полегчало.
- Правда?
- Немножко. Самую малость.
- Надеюсь, что так и будет. Спасибо, Яр… ну, что выслушал. И не осудил.
- Пустое, - тихо ответил я. – Мы же свои. Поломанные.
- Поломанные, - повторила Вася, устраиваясь поудобнее у меня на груди.

Она уснула быстро, а вот я не мог сомкнуть глаз до утра. Так и лежал неподвижно, поглаживая Васю по голове и смотря в потолок. Мыслей было много, мысли были злые, больные и нерадостные. Может, Шакал прав? И это наш персональный Ад? Но если это правда… то, что же такого мы сделали, чтобы заслужить его?

Глава девятая. Последний аккорд.

К репетициям я вернулся только летом. Вернулся без помпы и каких-то пафосных речей. Просто приехал в студию, чем неслабо удивил друзей, которые занимались разучиванием нового материала.
- От он! – воскликнула Настя, пытаясь отпихнуть взбешенного Андрея от бледного Славика. Не иначе опять была высказана критика и сомнения в мастерстве барабанщика. – Явился во плоти, хоть хуй колоти.
- И я рад вас видеть, - улыбнулся я, бросая рюкзак на диван. – Слава, ты опять?
- Не опять, а снова, - пробубнил тот, мягко уклоняясь от жалящих ударов ногой. – Знаешь, Ярослав, даже бестолочь поймет, что полиритмия…
- У, сука! – взвыл Андрей. – Как же ты меня заебал своими триолями, падла!
- А ну, блядь, тихо! – рявкнула Настя, отталкивая Андрея от Славика. – Ты – сядь! А ты – за языком следи!
- Неспособность принимать критику есть верный путь к деградации, - повторил слова нашего преподавателя Славик и, с видом победителя, уселся на диван. – Так, ты вернулся? Или просто в гости зашел, чтобы нагрузить остальных проблемами?
- Вернулся, - вздохнул я, понимая, что отвык и от репетиций, и своеобразного поведения Розанова, который озвучивал все, что думал, невзирая, что это может кого-то обидеть.
- Хорошо. Я дам тебе партитуры для изучения. И нам надо много наверстать, Ярослав. Готовы три новые песни, но мне кажется, что в них чего-то не хватает.
- Твоих яиц и куска залупы в самом начале, - буркнул обиженно Андрей, заставив присутствующих расхохотаться.
- Вот и обсудили все противоречия, - лениво протянул Макс, отстукивая ритм на корпусе своей гитары. Он поправил солнцезащитные очки и сварливо улыбнулся.
- Тут, смотрю, солнечно, - хмыкнул я. Вася и Андрей синхронно рассмеялись.
- Не бери в голову, сладенький, - вздохнула Настя. – Глаз ему подбили и еще больно видеть белый свет. Потому что дряни всякой нажрался опять.
- Выдохни, Блодвен, - проворчал Макс. – Ты не моя мамка.
- И возблагодари, блядь, за это Боженьку, - ехидно ответила Настя.
- Как только, так сразу. Так, Яр, падай на диван. А остальные за инструменты. Надо показать нашему блудному басисту, что у нас есть.
- Если только кто-то перестанет сбиваться, - заметил Славик.
- Да еб вашу мать!
- Молчу, молчу. Характер мягкий, - вздохнул Розанов, занимая место у синтезатора.

За прошедшие полгода мои друзья неплохо так сыгрались. Исчезла нервозность и примитивные ошибки. Каждый знал, что ему надо делать и как, но Славик все же оказался прав. В музыке, которую они играли, словно чего-то не хватало. Да, это был все тот же меланхоличный готик-рок, но какой-то беззубый. Может дело было в Максе, голос которого звучал несколько иначе, чем я помнил. Может симфонические подкладки Славика были слишком сложными и выбивались из общей картины. Со всем этим еще предстояло разобраться, а пока я просто молча слушал, как играют друзья. Басовую партию Славик сымитировал с помощью синтезатора, но я чувствовал, что низов определенно не хватает.

- Короче, три песни, к тем четырем у нас уже есть, - сказал Макс, когда репетиция закончилась, из холодильника вытащили пиво и настало время отдыха и праздной болтовни. – Тебя не было полгода, поэтому… что скажешь? Критика, хуитика и все такое.
- Мне «You were more than a name» понравилась, - кивнул я. – Красивая получилась.
- О, это пиздострадалец наш постарался, - ответила Настя.
- Иди в жопу! – возмутился Макс.
- Не, не. Охуительно все. Мне таких песен никто никогда не писал, - в голосе Насти неожиданно зазвучал яд и это услышали все. – Конечно, я ж не прекрасная Лаки…
- Насть, завязывай, - буркнул Андрей, помахав рукой.
- Угу. Короче, песня хорошая. Сиповки готишные ноги на раз раздвинут.
- Слав, - вклинился я. – А тебе не кажется, что общий минорный тон, не лучшее решение?
- Почему? – нахмурился он. – Звучит меланхолично, красиво, под текст.
- Это понятно. Но если брать структуру баллады, то по-хорошему мажорные аккорды тоже нужны. Так добавляются акценты в тех моментах, которые надо подсветить.
- Нихуя не понятно, но очень интересно, - съязвил Макс. – Давайте для темных, простым языком.
- Вась, - я повернулся к Василисе и указал рукой на гитару. – Можешь сыграть еще раз соло из завершающей части. Без остальных инструментов.
- Да, конечно, - кивнула та, подключая гитару к педалборду. Закончив, она вопросительно на меня посмотрела. – Ну, как?
- Хорошо. А попробуй теперь чуть импровизации добавить. Но в мажорном ключе. Величаво, радостно.
- О, тут гамма мажорная подойдет, - встрял Славик, наигрывая мелодию на синтезаторе. – Вот такая.
- Попробую, - ответила Вася. И теперь соло зазвучало совсем по-другому. Да, немного коряво, диссонансно, но общий настрой уловили все. – Так?
- Да, подумай еще над инструментальной частью. Пусть первая треть звучит в минорном тоне, а потом постепенно надо добавить мажорных моментов. Тогда получится более цепляюще. Как у Шопена.
- Ты гляди, - восхитился Макс. – Только пришел и уже порешал половину проблем. Так держать, брат.
- Кажется, так и правда будет лучше, - улыбнулся я. Пусть в его словах мне послышалась издевка, я все же был рад вернуться к творчеству. Его определенно не хватало в моей жизни.
- А что насчет «Between»? – спросил Макс. – Только честно.
- Вокал слишком рваный, ухо режет, - ответил за меня Славик. Макс метнул в его сторону любимый хуевый взгляд и Розанов моментально заткнулся.
- В целом, согласен с ним, - вздохнул я. – По структуре песня очень напоминает партию из мюзикла…
- Да, да! – обрадованно закивал Макс. – Я тут Уэббера слушал, вдохновлялся. Ништяк, что выкупил. Не то, что эти.
- Куда уж нам уж, - деликатно пожала плечиками Настя. – Темные мы, необразованные, в кустах с бомжами ебущиеся.
- В общем, сейчас вокал кажется чужеродным, - продолжил я. – А вот если понизить тембр, то получится что-то похожее на арию Призрака. Ну, ты понял, да?
- Ага, ага, - снова кивнул Макс, внимательно меня слушая. – Хм, а мне это в голову даже не приходило. Ладно, покумекаю на досуге…
- Вмазываясь, как ебанько, - фыркнула Настя. Макс пропустил ее слова мимо ушей, но гаденькая улыбка говорила об обратном.
- Нам тоже надо поработать, Ярослав, - напомнил о себе Розанов. – Есть вопросы и по другим моментам.
- Конечно, не вопрос, - ответил я.
- Тогда на сегодня все. Все свободны, - добавил Макс, поднимаясь с дивана. – Кроме Яра. Ему еще дохуя чего сделать надо.

- Насть, - я осторожно прикоснулся к ее плечу, когда остальные ребята уже ушли. – Что случилось?
- Ты про Максимушку? – вздохнула она. – Ну, да. Про кого еще. Не знаю, сладенький, но с ним что-то происходит. Давно уже, последние полгода он сам не свой, как с Лаки поцапался. Ладно, садись, потрещим немного.
- Он стал выглядеть… иначе, - тихо ответил я, когда мы сели на диван. Настя закурила тонкую сигаретку и, выпустив душистый ментоловый дым к потолку, недовольно фыркнула.
- Еще бы, блядь. Он, если не на репе, так в притоне каком-нибудь околачивается. Даже Шакал в ахуе был от тех мест, где его встречал. Вписки у Черепахи, ну, курорт по сравнению с ними. Ну и еще… он, конечно, в этом не признается, да кризис у него творческий. В депресняк скатился, иными словами. Ты бы видел, как он на говно исходил, когда мы стихи правили. Его первые версии песен… на помойку, если только. А на днях до скинов каких-то доебался. Ну, те ему пизды без лишних слов и прописали. Зуб выбили. Ходит теперь, как говнарь какой-то. А хуевее всего то, что его и на разговор-то не вытянешь. Сразу, блядь, в ракушку свою залазит и хуй оттуда выковырнешь его. Многие уже пытались, да гордый ж он. Сам свои проблемы решать привык. Помощь чужую из-под палки только принимает. Не знаю, Яр. Странное с ним что-то творится. Вроде веселый, как и всегда, а душа говном сочится и всех, кто рядом, пачкает. Ну, сам видел. Сегодня еще куда ни шло. Обычно тут все ором и посылами нахуй заканчивается. Может, ты до него достучишься?
- Если дверь закрыта, долбится можно сколько угодно.
- Золотые слова. Но ты все ж попробуй. Попытка не пытка, - улыбнулась Настя и обняла меня за плечи. – Ну, с возвращением. Рада, что ты все же вернулся. Говорят, у басистов мозг с орешек. Может, этого орешка всем и не хватало? М?

Но мои попытки достучаться до Макса не возымели успеха. Стоило мне поинтересоваться его жизнью, как он тут же замыкался в себе и переводил разговор на другую тему. Порой отшучивался, порой грубил. Только во время выезда в августе на природу мне удалось его хоть немного разговорить.
- Знаю, что ты волнуешься, брат, - тихо произнес он, вороша угли в костре палкой. Наши друзья разбрелись по палаткам и возле костра остались только мы вдвоем. Может, это ему и надо было. Одиночество, тишина, да дружеское плечо рядом. – Блодвен поди подбила?
- Нет. Я же не слепой. Вижу, ты сам не свой.
- Что есть, то есть, Яр, - вздохнул Макс. – Ты не думай, что я реально вас всех говном считаю. Наоборот, люблю. Каждого. Даже Блодвен, хоть и ебет она мне мозги последнее время. Ты спросишь «что со мной»? А я не знаю, брат. Я как этот вот хворост, - он бросил палку, которой ворошил угли, в костер. – Вспыхнул ярко, а сейчас чувствую, что догораю. Так, уголек остался какой-то, что еле тлеет.
- И уголек может обжечь, - кивнул я. – И из уголька новый костер хорошо разгорается.
- Хороший ты пацан, Яр, - рассмеялся Макс. – Хороший. Добрый. Не чета всему тому отрепью, что в тусовке нашей трется. Только в жизни, брат, угольки обычно тухнут. Или на них ссут, когда костер тушат. Но ты не бзди. Все нормально. Гореть ярко, потухнуть быстро. Таков удел всех великих, так?
- Не всегда, - подумав, ответил я. – Оззи вон живет и здравствует.
- И его костер когда-нибудь потухнет, - пожал плечами Макс. – А мой уже еле тлеет. Ни тепла, ни света. Так, зола одна.
- Грустно.
- Хули поделать. Тебе, Яр, врать не хочется.
- А себе?
- Себе легче.
- Макс, может тебе в больницу? Ну, реабилитационные центры там…
- Не, нахуй. В утку ходить и колеса глотать? Пусть деды этим занимаются, - фыркнул он. – Да и поздняк менять что-то.
- Выбор ты сам делаешь.
- А, пощади, брат. Не жаль меня моей же пикой, - улыбнулся он. – Свой выбор я сделал, Яр. Уж поверь. Ладно, хватит об этом. Понимаю, чего ты добиваешься, но не надо. Я не маленький. Сам решу.
- Как знать, - кивнул я, делая глоток пива. Угли в костре рдели алым, только вместо тепла от них почему-то исходил холод.

С моим возвращением работа над альбомом пошла в разы быстрее. Словно друзья не врали, и я был тем самым винтиком, без которого вся конструкция развалится. Так или иначе, но в сентябре три новых песни были полностью готовы и записаны под руководством Колумба и Дим Димыча, которые тоже остались в полном восторге. Недовольный был только один. Как всегда. Славик Розанов.

- Мне кажется, мы что-то упускаем, - пробормотал он на очередной репетиции, когда мы сыграли партии новых песен.
- Так и есть, - весело блеснул глазами Макс. – В нашем творчестве есть одна старая, пропахшая нафталином и бабкиными трусами песня, которая напрочь выбивается из общего стиля.
- «Сплин», - кивнул я, попутно меняя струны на бас-гитаре.
- «Сплин», - подтвердил Макс. – Не, песня годная, не спорю, но не для нынешних нас. За все это время прошел нехилый такой скачок. Вы изменились, творчество изменилось. А «Сплин» остался прежним. Наивным, сырым, неровным.
- Предлагаешь перезаписать его? – удивился Славик.
- Полностью. Новая аранжировка, новый вокал, все новое…
- Да ну, чушь, - помотал головой Розанов. Макс неожиданно зло улыбнулся.
- Конечно. Тебе-то виднее. Потому как без Яра ты, как без хуя. Ни бабу выебать, ни поссать нормально.
- Неправда, - побледнел Славик.
- Макс, перегибаешь, - бросила Вася.
- Говорю, как есть. А что? Я неправ? – усмехнулся он. – Как-то недемократично получается. Свободу, хуяк, и отняли. Музыку у нас Вячеслав пишет, стихи на мне, а вы так… инструменты, чтобы это все озвучить. Самим творить не хочется? Или бздите сказать об этом?
- Макс, мы не об этом, - вставил я.
- Об этом, Яр. Об этом. Андрюха!
- Чего?
- А ты чо молчишь? Ты же постоянно с Розановым срешься, что он тебя душит своими придирками. Так? Так. Ну так вылези из жопы, в которую залез, и добавь свое «я», брат.
- У него нет образования… - попытался объяснить Славик, но Макс грохнул кулаком по столу, заставив его замолчать.
- Да нахуй оно не нужно, Слава. «Sex Pistols» полные клубы собирали, не имея никакого образования. Они и на инструментах-то играли кое-как. Ты, блядь, как паук. Все ниточки у себя собрал и свободу душишь. Только Яра слушаешь, так как он не залупается, а мягонько так тебе объясняет, где и как ты оказался неправ.
- Ладно! – взвился Славик. – Ладно. Свободу хотите? Ладно. Делайте сами тогда то, что считаете нужным.
- Так, угомонитесь, - поморщилась Настя и ткнула пальцем в Макса. – А ты обороты сбавь!
- Правду всегда больно слышать.
- Правду? – удивилась она. – Хм. Ладно. Правда в том, что ты бестолочь, которая свою жизнь в могилу закапывает.
- Ой, блядь. Праведница нашлась, - рассмеялся Макс. – А вы… сделайте хоть раз иначе. И увидите, что результат тоже может удивлять.
- Ладно. Я напишу симфоническую подложку, - обиженно протянул Славик. – А вы добавите то, что сочтете нужным.
- Молодец. Быстро учишься.
- Ярослав, я же не паук? – жалобно спросил Розанов, повернувшись ко мне. И, не дождавшись ответа, махнул рукой. – Ладно. Я домой. Надо о многом подумать.
- Слав, вернись, - крикнула Настя, когда Славик, опустив голову, пошел к выходу. Затем развернулась к Максу и зло бросила. – Пиздец, Макс. Был ты человеком, так когда в говно-то превратился, а?
Макс не ответил. Лишь чиркнул зажигалкой и, закурив сигарету, тонко улыбнулся.

Через две недели споров, прогонов и правок новый «Сплин» был готов. И обозлившийся Славик проделал отменную работу, выдав настолько пронзительную симфоническую подкладку, что мурашки бегали от одного лишь вступления. Получившие свободу Андрей и Вася тоже добавили много своего видения. Так у песни появились два красивых соло, а партии ударных идеально бы залетели в какой-нибудь симфо-метал. Не хватало только вокала. Однако Макс на все вопросы лишь загадочно улыбался и велел подождать, после чего тоже всех удивил, когда на одной из репетиций подключился к исполнению песни. Его голос был одновременно мрачным и торжественным, глубоким и надрывным, веселым и злым. Глаза Макса блестели особенно ярко, бледный лоб покрывали серебрящиеся бисеринки пота, но голос… голос не дрожал. Он пробивал музыку и обволакивал, как яд.

- Возможно, я был не прав, - пробормотал Славик, когда отгремели финальные аккорды и в студии воцарилась тишина.
- В чем неправ? – невинно поинтересовался Макс.
- В том, что ограничивал свободу.
- В точку, брат. В точку. Нам дали свободу, как величайшее благо, а мы бессознательно отказываемся от него, - улыбнулся Макс и задумчиво посмотрел на меня. – Но мне кажется, что все еще чего-то не хватает. Как думаете?
- Да, согласна, - кивнула Вася. – У нас в начале будто пустота.
- Не может быть, - помотал головой Славик. – Все партии на месте.
- А тут вопрос не к тебе, - хмыкнул Макс. – А к Яру.
- К Ярославу?
- Ага.
- Скрипка нужна, - вздохнул я, беря со стойки старенькую учебную скрипку, которую на Блохе когда-то купил за три копейки Колумб. К счастью, инструмент был отстроен и звучал приемлемо. Особенно для чувствительных ушей Розанова, который относился к звуку порой слишком уж серьезно. – Слав, сыграй вступление, пожалуйста. А я подхвачу…

Мелодия возникла сама по себе. Где-то глубоко внутри меня. Тонкой серебряной нитью она пустилась гулять по обнаженным нервам, по венам, по коже, раз за разом возвращаясь в исходную точку в самом центре сердца. Старенькая скрипка играла паршиво, но именно этот звук, чуть дребезжащий, пыльный и звенящий оказался ровно на своем месте. Впервые за всю свою жизнь я солировал, а не прятался на задворках. Будто я наконец-то обрел тот голос, что когда-то потерял. И от осознания этого захватывало дух.
- Кажись, я кончила, - пробормотала покрасневшая Настя, когда я опустил скрипку и тяжело вздохнул. – Аж ножки трясутся…
- Да тут и у меня привстал, - усмехнулся Андрей. – Кто б знал, что Яр такое выдаст.
- Я сам не знал, - честно ответил я. – Оно само… просто начал играть.
- Ты молодец, - улыбнулась Вася. – Очень красиво.
- Что и требовалось доказать, - лениво бросил Макс, закуривая сигарету. – Вот теперь порядок. Вот теперь заебись.

На запись нашего альбома ушел ровно месяц, а потом Колумб обрадовал нас тем, что ему удалось выбить нам выступление в «Семерках». Не на разогреве у Сильверов. Полноценное выступление с презентацией нашего альбома. Жизнь разогналась, как спятивший гонщик, и останавливаться, судя по всему, не собиралась. Даже Настя зарыла топор войны с Максом и с головой погрузилась в работу над обложкой альбома. Ради этого она съездила в Питер со своим другом Асгаротом, где два дня бродила по кладбищу, ища вдохновение. Результатом поездки стала одна фотография, на которой был изображен скорбный ангел, по его каменному лицу стекали капли дождя, что только добавляло атмосферности и холодной меланхолии. Фотография так всем понравилась, что было решено использовать ее в качестве обложки.

Альбом Nox Aeterna можно скачать по этой ссылке. Рекомендую послушать, чтобы добавить истории атмосферности.

Помимо обложки Настя договорилась со своей знакомой гримершей, которая обещалась нанести нам боевой раскрас на предстоящее выступление. Стоит ли говорить, что на студии теперь постоянно царило предпраздничное настроение. Особняком стоял только Макс. Лениво посмеиваясь, он следил за нашими приготовлениями и что-то чиркал в своем блокноте. А потом сделал всем неожиданный подарок, когда в студию приехали две тяжелые коробки, внутри которых находились ровно сто копий нашего альбома.
- Макс, это ж тонна бабла, - заметил Андрей, рассматривая пластиковую коробочку с диском внутри. На сам диск тоже была нанесена та самая фотография. Конечно, печать была не очень, но для нас сам факт того, что альбом есть на диске, перечеркивал все недостатки.
- Расслабься, брат. Это подарок. За мое говнистое поведение, - усмехнулся Макс.
- А себе можно один взять? – спросила Вася.
- Нужно, солнце. Остальные будем продавать на выступлении. Вика обещала помочь. Ну а если чо останется, я дядь Сереже в магаз сгружу.
- Ничего там не останется, брат, - улыбнулся Колумб, хлопая Макса по колену. Тот тоже улыбнулся и сдержанно кивнул.
- Тоже так думаю. Но поглядим, посмотрим, - ответил он.

Купить мои книги можно на Литрес.
И в сообществе ВК.