mihasmeh

"Я бы стоял ближе.
Я бы шагнул дальше!"
Сколько в словах этих
Глупости и фальши.

Я прорастал корнем,
Я сотрясал веткой,
В ошейнике был вольным
С чёрной в руке меткой.

"Не выбирал море,
Не призывал ветер!"
Сколько в словах этих
Лжи, ведь себе верит.

Я допускал мысли
И расправлял парус,
Что сдаться всегда можно,
Даже сейчас, каюсь.

"Мне не помог добрый,
Мне не простил злой!"
Сколько в речах этих
Торга с самим собой.

Конечно же, я виновен,
До донышка сам пил,
Фартуной давил совесть
И честно себя любил.

"Я не успел мига,
Будильник меня проспал!"
Сколько в словах этих
Разбитых от слёз зеркал.

Траур судьбы — пыль.
Забвение не осмыслить.
Я морю порой пел,
Чтоб слиться, истечь, вылить.

Когда появятся
В лесах грифоны,
Падут киты в поля
Из облаков,
Когда науки
Изменив законы,
К нам через вечность
Прилетит Леммон, —

Услышат все
Земли единой стоны,
Со всех Богиня
Спросит за любовь,
Развеев пеплом
Тех, кто бил поклоны,
И сядет на
Осиротевший трон.

Последний год,
Когда ещё мы верим
Глазам, ушам
И книгам на кармане.
Врать будет цифра,
И отмеченные зверем...
Их крестит Папа —
Следите за руками.

Нас встретят двери —
Нас умнее двери,
И не от сердца слово,
Тени на экране,
Друг друга сами
Мы взвесим и измерим
Штрих-точкой кода,
Вмятиной в диване.

Так мало, кто едет,
Так многих везут
Проценты толкают,
Массами ждут.
Чужая морковка
Слаще в сто крат.
Жалость к рабам
Не питал бывший раб.

Межзвёздный камень
Там, далеко.
Отнять у народа
Надежду? Легко!
И блохи собаку
Съедят: дайте срок.
Пей же и ты
Свежевыжатый сок.

В тыща шестьсот двенадцатом году
(Москвы голодный год)
Поляки ели, что найдут
И что полезло в рот.

В пустых амбарах, за стеной,
Оплёты книг, коней
Варил наш враг в своих котлах:
Всех птиц и крыс...Людей.

На мясо пленные пошли —
Дворянство и стрельцы,
А иногда на общий стол
Готовились свои.

Двадцать шестого октября,
(На грязник, в старый лад)
Поляк врата Кремля открыл
И плену был бы рад.

И больше четырёх веков
Мы чтим народный сбор,
Что гнал вражину от Москвы
За вал и за бугор.

На Красной площади сидит
Пожарский двести лет,
А Мины сын с мечом в руке
Зовёт спасти от бед.

Но так ли было всё тогда
Иль летописи врут...
Дмитрий с Кузьмой сейчас молчат
И новой смуты ждут.

Сотрём границы — не заступай.
Тайный придумаем (нам лишь) рай.
Не прикасайся, но крепко держи
Тело моё у себя внутри

В мыслях и чувствах. Танцуй, пылай,
Скользи по мне взглядом, дыханьем тай.
Не растворяясь во мне, взболтай,
И переполняясь теки за край.

Не заступай, удержи этот миг —
Всполохи мыслей, стон будто крик.
Порознь дышим, но словно слились.
На взмахе ресниц пролетает вся жизнь.

Никто не узнает цветущий Эдем
В наших движениях, в молчании стен,
Чужих телефонов нелепых звонков.
Никто не заметит наших оков.

Но буря не вечна под вечной Луной;
Ночь тает рассветом, даря непокой,
Холодом сырость презренья к себе.
Ты в школу уходишь — я еду к семье.

[chorus]
Мы падаем, падаем пеплом к ногам,
В следы тротуаров и встречных полос,
Наполнив обманом своим океан.
На память в углу узелки из волос.

Если хочешь — покажи
Мне тьму своей души.
Если хочешь — одолжи
Тепло моей руки.

Пепел снов тревожных тронь,
Раздуй — под ним угли.
Шумным водопадом слов,
Рекой со мной теки.

И сойдутся корабли надежд
В единый путь,
Там — далёкие огни мечты,
Что не свернуть.

На двоих — одни ветра,
Судьба и сердца стук.
Даже если впереди шторма —
Поверь, я тут!

Если хочешь — покажи
Мне свет ночей Москвы.
Если хочешь — одолжи
Тепло своей руки.

Пепел снов тревожных
На заре моей любви.
Быстрым водопадом слов,
Рекой со мной теки.

И сойдутся корабли надежд
В единый путь,
Там — далёкие огни мечты,
Что не свернуть.

На двоих — одни ветра,
Судьба и сердца стук.
Даже если впереди шторма —
Поверь, я тут!