Tchabirov

Гриша откинувшись сидел в кресле и слушал жужжание электрической лампы. Началось самое спокойное время дежурства - личный состав был проверен, дежурный ушел в комнату отдыха, а все офицеры давно покинули штаб и находились либо в объятьях Морфея, либо по случаю очередной пятницы, в объятьях Диониса.

Гриша замер в кресле и прокручивал в голове все, что произошло с ним за последние 36 часов. Мерный звук лампы, абсолютная тишина и духота спертого, пахнущего казённой пылью воздуха постепенно усыпляли помощника дежурного по части. Незаметно для офицера глаза его прикрылись, а мысли стали превращаться в картинки.
Вот он снова стоит на плацу и чувствует запах водки и лука, вот Маша курит и с усмешкой смотрит на него, а вот кусочки его рапорта летят ему в лицо, как праздничное конфети. Такое же, какое было в Новый год на школьных ёлках. И вот он уже стоит рядом со своими одноклассниками в покрашенном синей краской спортивном зале, а перед ним Дед Мороз рассказывает о том, что кто-то похитил его внучку. Внучку надо спасти... Точно! Надо же спасти РЭБовский комплекс из под обстрела! Гриша снова бежит к КАМАЗу, а сзади него разрывается снаряд. Снова он пытается завести грузовик, но проклятая машина стоит на месте. Свист летящей мины. Вот она уже где-то совсем близко. Взрыв. Темнота, в которой слышен только отвратительный звон, похожий на дребезжание телефона в дежурке.
Гриша открыл глаза. На столе действительно надрывался телефон. Гриша быстро снял трубку.
- Помощник дежурного по части, старший лейтенант Алтынов.
- Дежурный по КПП, младший сержант Гришин. Товарищ старший лейтенант, на территорию прибыл командир.
- Принял, спасибо.
Гриша с грохотом положил трубку на место и взглянул на часы - 03:23.
Он поправил форму и вышел на крыльцо штаба. Воздух был свежим и морозным, Гриша глубоко задышал и на секунду даже забыл, зачем он вышел. Где-то на дороге от КПП к штабу послышался знакомый голос полковника. Он что-то невнятно говорил и каждую фразу заканчивал отборной матной скороговоркой. Через минуту показалась и его фигура в грязной военной форме. Командир шел зигзагами, то останавливаясь и покачиваясь, то вдруг переходил на подобие строевого шага и относительно бодро двигался по направлению к штабу. Он видимо устал орать и теперь весь сконцентрировался на ходьбе. Гриша притаился в тени крыльца и наблюдал за пьяным полковником, будто бы он оказался в заповеднике и смотрел за поведением дикого животного. Командир добрался до крыльца и медленно начал вползать по ступенькам. В этот момент Гриша сделал шаг из тени и громко и молодцевато доложил: "Товарищ полковник, за время моего дежурства происшествий не произошло, помощник дежурного по части - старший лейтенант Алтынов."
Полковник остановился и долго всматривался в лицо молодого офицера. В какой-то момент в его заплывших глазах блестнула искра сознания и он, судя по всему, понял, где он находится.
- А, пиджачок... Стоишь... Чё, зыришь на меня, бестолочь, видишь устал твой командир.
Говорил командир медленно, но удивительно членораздельно для своего состояния.
Потом он молча стоял и морщил лицо то ли пытаясь напугать Гришу, то ли собираясь с силами для ещё одной фразы.
- Чё, не нравлюсь я тебе? Считаешь, что ты тут самый умный, чувствующий, а мы все быдланы, которые могут только строем ходить? И тебя, бедняжку, замучили? Ты вот думаешь, что 3 года отслужил здесь - это много, а не понимаешь, бестолочь, что для настоящего военного - это херня. Некоторые по пять лет только ждут какого-нибудь ответа из штаба, чтобы дальше пойти.
Полковник качнулся и опять впился тупым взглядом в лицо старлея. Неожиданно командир резко ткнул в грудь офицера пальцем.
- О, колодку повесил. Герой. Вот это меня удивляет, конечно. Такой лошок, а нашел кому там подлизать, чтобы брелок получить. Ничего, здесь отработаешь, будешь вечным дежурным и даже за забор выходить будешь только по рапорту. Понял меня, чудило?
Гриша ничего не ответил, а только улыбнулся. Он медленно потянулся к кобуре, расстегнул и достал пистолет. Полковник смотрел на все эти манипуляции с тупым выражением на лице. Щёлкнул затвор. Гриша поднял пистолет и направил командиру в глаз. Полковник несколько секунд соображал, что происходит и вдруг неожиданно рассмеялся.
- И чё, старлей, пистолетом научился пользоваться? Хочешь мне показать, какой ты крутой боец? Убери оружие, пока не поранился, чудовище!
Полковник резко взмахнул рукой. В морозном воздухе раздался хлопок, стая ворон взмыла в небо и с карканьем улетела в сторону военного городка. Снова воцарилась тишина. Второй хлопок.
В 03:50 на спрятанный в ящике стола телефон Гриши пришло сообщение от Маши: "Прости меня, давай поговорим. Позвони мне."

***

Метель, которая разыгралась ночью занесла все подходы и подъезды к части, однако на плацу была идеальная чистота. Снег был не только убран, но и утрамбован в ровные прямоугольные сугробы. На идеально чистом асфальте в утренней мгле пасмурного зимнего дня стоял полк. На трибуну взошел сухой высокий человек в полковничьих погонах. Приятный мужественный баритон разнёсся над плацом:
- Здравствуйте товарищи!
- Здравия желаем товарищ полковник. - уставшими голосами неровно отозвался полк.
- Я не понял - это вы так поздоровались с командиром? Вы со старым тоже так здоровались? Или это меня вы так? Неуважаете что-ли, как это сказать?
Полк молчал.
- Здравствуйте товарищи!
- Здравия желаем товарищ полковник! - проорали солдаты и офицеры.
- Да, чуть лучше, но будем тренироваться. Вообще, я вижу, что никто подразделением не занимался. Будем, так сказать, исправлять ошибки. Как говорится, лучше исправить в прошлом, чем потом. А исправлять тут много всего надо. Вот например: иду сегодня по части - вижу, бойцы снег убирают, хорошие сугробы делают - как положено, по-зимнему квадратные. И тут подхожу ближе. А там солдаты их дверью трамбуют. Мы, говорят, на время взяли, потом обратно на петли повесим. Я сразу всем говорю и вам в том числе. У всего в мире есть свой, как это сказать, свой устав. Дверь должна туда-сюда открываться, ей не сугробы надо трамбовать. А у вас, товарищи солдаты, для сугробов есть руки. И голова. Понятно? Так, переходим к следующему вопросу. Я вам довожу, что прокуратура закончила все мероприятия, связанные с, так сказать, с тем неприятным случаем. Вывод экспертов и остальных образованных людей - неаккуратное обращение с оружием. Крутил, так сказать, молодой офицер пистолет в руках - в итоге и командира убил и себя. В связи с этим приказываю - все вот эти ваши разговоры о любви, усталости и других интересных вещах - прекратить. Умные люди приезжали из Москвы и все сказали, как было. Понятно объясняю?
Теперь к указаниям. Нам из штаба посоветовали проводить, я извиняюсь за выражение, психологические тесты. В армии, как вы понимаете - дураков нет, нас перед службой врачи проверяют. А тут, мне приносят результаты и оказывается, что несколько молодых офицеров у нас дураки. Я не буду называть фамилий. Но приказываю - при заступлении лейтенантов Коробова и Хрипова в наряды с оружием, боевые патроны заменить на холостые до конца месяца. Да, следующий тест все чтобы написали нормально. Все кто опять напишет, что устает, писается или собирается, так сказать, закончить службу по причине смерти - будут уволены мной по статье. Ну ничего, я вас, так сказать, перевоспитаю. Вы у меня еще лучшим полком округа станете! Ну, а теперь, полк, слушай мою команду...

Пасмурный день быстро обесцветился и погрузился в сумрак. Гриша отмучился очередной день в Вооружённых Силах, вышел за КПП и с радостью растворился в темноте. Мысли о службе, утреннем награждении и командире полка медленно отходили на задний план, а их место занимал образ Маши, к которой он быстро шагал по разбитому асфальту, затерянного в лесу военного городка.
Вот вдали замаячил свет от единственного фонаря на улице, который как маяк манил Гришу к пятиэтажной обители любимой.

Гриша ускорил шаг и по дороге начал звонить своей возлюбленной, но вместо ангельского голоса Маши ему отвечал безликий бот, который сообщал, что абонент, в котором он души не чает, отвечать ему не собирается. После нескольких попыток дозвониться он решил позвонить в домофон. Несколько гудков и звонкий голос мамы Маши спрашивает: "Кто там?". Гриша знал, что мама берет трубку только тогда, когда нет дома его любимой, поэтому внутри у него все сжалось от досады и без особой надежды он представился и спросил дома ли Мария. Неожиданно он услышал: "Привет, да она дома, заходи". Запиликала дверь, Гриша влетел на четвертый этаж и уже готовился нажать на дверной звонок, когда дверь приоткрылась и в проёме он увидел своего ангела и расплылся в милой почти детской улыбке. Ее прекрасные светлые волосы были идеально выпремляны и красиво лежали на плечах. Зелёные глаза недовольно впились в его лицо.
- Ну, чего Гриш? Я же сказала, что плохо себя чувствую. Мне ещё к зачётам этим тупым готовиться на работе. Я не пойду никуда. - недовольным полушепотом сказала Маша.
- Маш, ну выйди на пять минут хотя бы, мне очень нужно побыть с тобой... - умоляюще произнес молодой офицер - тем более, что у меня есть сюрприз.
При слове "сюрприз" лицо Маши изменилось: прекрасная линия губ приподнялась в лёгкой улыбке, взгляд смягчился.
- Ладно, подожди пять минут, сейчас спущусь. - прошептала Маша.
Возлюбленная никогда не отличалась пунктуальностью, но в этот раз она вышла даже раньше назначенных пяти минут. Маша была прекрасна - стройная, высокая, хрупкая блондинка. Гриша снова и снова восхищался своей девушкой. Он с жадностью смотрел на нее и все время переспрашивал себя: "Точно ли она с ним?" и сам себе отвечая: "Да", он готов был захлебнуться от накатывающих на него чувств. Маша мило улыбнулась, внимательно осматривая молодого офицера на предмет наличия коробок, футляров и любых других признаков жертв, которые должны были преподнести на алтарь ее красоты.
- Ну, что же за сюрприз?
Гриша заулыбался ещё шире, вынул из кармана небольшую красную коробочку и протянул ее своей любимой.
- Вот. Сегодня наградили. Медаль "За отвагу".
Маша непонимая взяла коробочку, открыла ее и разочаровано покрутила в руках.
- Ну, здорово. Поздравляю. - не скрывая досады сказала она.
- Эта медаль что-то даёт? Ну, дополнительные деньги или может она поможет перевестись в Москву?
- Ну, да, один раз заплатят. В переводе в Москву не знаю, наверное, не поможет особо. Там ведь не от медали зависит.
- Ммм. Понятно.

Маша достала из кармана "зубочистки" и закурила. Следом показался новенький айфон, который подарил ей Гриша, взяв кредит. Айфон щёлкнул, на ярком экране показалась лента Instagram с красивыми фото подруги. Маша внимательно разглядывала белоснежные песчаные пляжи Доминиканы, изысканные блюда московских ресторанов и подарки от гражданского мужа подруги. Гриша почувствовал ту же бессильную обиду, какую он вдоволь отведал утром на плацу. Он с усилием улыбнулся.
- Маш, ты обижаешься? Что-то случилось?
Маша смахнула пальцем красивую жизнь одной подруги и зашла в аккаунт другой.
- Нет, Гриш, я не обиделась. На что мне обижаться? Разве только на то, что я такая дура? - он на секунду бросила на него недовольный взгляд и снова стала изучать витрину чужой жизни.
- Ну, Маш, что за глупости? При чем тут дура? К чему ты вообще?
- К тому, что верю всем подряд. Вот тебе поверила. Маша, все будет хорошо. Маша, мы уедем в Москву. Меня переведут, заживём. Где мы заживём то? А, Гриша? Вон, Ирка, со мной работала в Билайне. Ни о чем вообще. Но подкатила к куратору, понеслись отношения и ради нее он все бросил и уехали в Москву. Там уже устроились, на моря ездят. А я кроме луж, большой воды в жизни не видела.
- Ваш куратор - это лысый который? Который тогда был у тебя на днюхе и мы весь вечер слушали о его великолепии?
- Да, и как видишь, взял и сделал, а не сопли жуёт.
- Ну-ну, он очень крут. Взять кредит, чтобы налепить крутых фоток - это конечно многого добился.
- Кредит или не кредит - это неважно,да и откуда тебе знать? Он там уже старший, начальник нескольких отделений, так что с деньгами там все нормально. - глаза Маши заблестели, ее голос зазвучал с презрением, которое так контрастировало с ее ангельской внешностью. - Лучше на себя посмотри Много ты в армии заработал? Много ты из Сирии привез? Долги закрыл и радуешься. А, ну и обещаниями меня кормишь, что все будет хорошо. Когда, Гриша, когда? Когда станет всё хорошо? Ты уже год говоришь, что тебя переведут, а в итоге мы стоим у подъезда моего дома, а у тебя даже нет денег сводить меня кофе попить.
- Да, пойдем, в чем проблема? Просто я знал, что ты выйдешь ненадолго, ты ведь болеешь...
- Да я не болею, мне просто надоело все это нытье, твои бесполезные слова, твоя тупая привычка лыбиться, как дурачок... - Маша осеклась и замолчала. Гриша из последних сил, будто бы специально, натягивал милую улыбку. Маша бросила бычок на землю и прижала его носком. Гриша поднял голову.
- Ладно, я пойду, думаю, что мы отлично провели время. Это было то, что мне нужно.
Маше стало немного стыдно, но это она успешно скрыла и сделала безразличное лицо.
- Пока, Маша.
- Пока.
Гриша резко развернулся, будто выполняя строевой прием и быстро зашагал в сторону своей комнаты в общежитии, которую ему заботливо выделило государство.

Темное осеннее утро неприветливо окутывало плац со стоящим на нем личным составом полка. Люди окоченели от промозглого ветра, но подчиняясь какой-то неведомой силе не шевелясь слушали командира, который был сегодня особенно красноречив. Кроме обычного потока сознания, которое выливалось на благодарных слушателей, полковник нарезал задачи перед предстоящей проверкой из Москвы. Естественно, что все замыслы и новаторские идеи были абсолютно невыполнимы, противоречили друг другу и было удивительно, что все они родились в одной голове. Гриша молча покачивался в строю и пытался хотя бы на секунду отвлечься от одной единственной мысли: «Так жить нельзя». Но нестройная речь командира скрашенная матом и добротным, на взгляд полковника, армейским юмором еще сильнее укрепляла молодого офицера в тщетности бытия и беспросветных перспективах его нахождения в Вооруженных Силах. После построения все начали расходиться по рабочим местам, а Гриша решил, что надо сегодня же закончить все это. Пора бросить службу, вернуться в Москву и забыть об этом городке, части и полоумном полковнике.

Гриша уже полчаса сидел в импровизированной приемной командира полка и наблюдал, как нагловатый солдат-писарь с видом полного превосходства над старлеем сновал туда-сюда между своим рабочим местом и кабинетом начальника. В руках молодой офицер заботливо держал листок, который должен был стать его пропуском в другую жизнь. Каждый раз, когда писарь открывал дверь Гриша с надеждой поднимался со стула, но солдат деловито сообщал ему, что командир занят и пригласит его позже.
Наконец-то пробегающий писарь недовольно сообщил, что командир его вызывает.

"Разрешите, товарищ полковник?" - спокойным и каким-то неестественно безразличным голосом сказал Гриша, приоткрыв дверь.
Полковник поднял опухшее от перепоя лицо.
- А, это ты, герой. Заходи давай быстрее. Чего пришел?
Гриша медленно подошёл к столу и положил листок.
- Вот, товарищ полковник, рапорт.
Полковник взял в руки бумагу, прищурился, но в этот момент Стас Михайлов запел про туманы, моря и океаны, которые были предназначены какой-то неизвестной женщине. Полковник недовольно посмотрел на экран смартфона, которые его же приказом были строго запрещены в части. Он тихо выругался себе под нос и поспешно взял трубку.
- Да, любимая. Да, конечно не забыл солнышко. Зайчик, ну... Да, я конечно знаю, милая. Но... Да, я постараюсь приехать пораньше, конечно. Мне сейчас не очень удобно говорить, любимая... Да, да, Светочка, да мое солнышко. Целую. Перезвоню через часик.
Полковник повесил трубку и с ненавистью смотрел на улыбающегося Алтынова.
- Ну, чего рожу свою скривил, старлей? Думаешь, что самый умный? Улыбаешься. А вот и хер там. Посмотри на мои погоны и на свои. Думаешь, что женишься на кухаркиной дочке и сам всего добьешься? Видел таких,мои ровесники, а пачками в капитанах ходят. - полковник с ненавистью хлопнул ладонью по столу.
- Чего припёрся? Докладывай, герой.
Гриша не ожидал такого откровенного монолога полковника, поэтому не сразу вспомнил зачем, собственно говоря, он припёрся, но выдержав паузу всё-таки выдавил из себя причину прибытия.
- Рапорт, товарищ полковник. Я хочу уволиться.
Теперь улыбнулся полковник. Он взял рапорт, сложил его несколько раз и начал медленно рвать.
- Конечно, товарищ старший лейтенант, я рассмотрю ваш рапорт. Зайдите ко мне через месяц, я вам скажу о своем решении. А пока, герой, заступи-ка в наряд. Подумай о своей жизни. Поучись Родину любить.
Рапорт уже был порван на мелкие кусочки и полковник резко бросил их в сторону Гриши.
Улыбка полковника резко сменилась лицом полного ненависти.
- Что, Алтынов? К мамке в Москву захотелось? Под юбку? К своим гомосятным друзьям? Не нравится тебе у нас? Холодно? Плохо? Да ещё и злые дядьки везде? Ты у меня сгниешь в нарядах. Чтобы сегодня же заступил помощником дежурного по части. Кругом, шагом марш.
Гриша молча выполнил приказ, развернулся и вышел из кабинета командира. Солдат-писарь, который слышал крики командира из-за двери ожидал увидеть старлея униженным и еле сдерживающим слезы, но офицер вышел от полковника с улыбкой, хотя она и была "какой-то странной", как потом описал ее боец в ходе расследования.

Гриша вышел на край плаца и увидел, что все подразделения уже были на своих местах, но еще шевелились не сообразно уставу. «Слава Богу – не опоздал» - мелькнуло у него в голове и он ускорил шаг. Мерзкий снег с дождем лупил его в разгоряченное лицо, но это не портило ему настроения. За три шага до командира подразделения, как и положено он перешел на строевой шаг, приложил руку к фуражке и молодцевато выкрикнул: «Товарищ майор, разрешите встать в строй!». Майор вздрогнул от неожиданности: «Алтынов, ты чего разорался то? Еще и строевой шаг. Это тебя в Сирии так надрессировали?». Гриша смущенно улыбнулся. Глебов улыбнулся ему в ответ и протянул руку:
- Ладно, не напрягайся. Готов?
- Так точно, товарищ майор!
- Ну ка стой, дай посмотрю на тебя. У нас же новый командир полка, за петличку в…ет и высушит. А уж «пиджаков» любит – словами не описать (прим. Пиджак – офицер, не учившийся в военном училище, а попавший на службу после завершения военной кафедры гражданского ВУЗа. В армии прозвище имеет уничижительный оттенок) – майор поправил на Грише шинель и покрутил звездочку на погоне так, чтобы лучи всех звезд погона смотрели в одни и те же стороны.
Гриша сконфуженно топтался на месте.
- Да, мне уже парни сказали, товарищ капитан.
- Вот все вроде у тебя правильно с формой, а все-равно вид, как у пиджачины. Ладно, вставай в строй и не тупи.
Гриша встал во фронт подразделения и стал повторять про себя порядок действий, которые ему предстояло выполнить. Чем больше он думал о строевых приемах, тем больше в нем росло внутреннее напряжение. Он начал перебирать в голове всевозможные «нештатные» ситуации : «А вдруг фуражку ветром сорвет? Надо за ней идти или сначала к командиру? Но к командиру нельзя без фуражки, руку к голове то не приложишь, как докладывать о прибытии? А за ней побежишь весь полк будет ржать. Так, а когда я говорю: «Служу России», то я должен на него смотреть или к строю повернуться. А России я служу или Российской Федерации?». Поток военного сознания Гриши резко оборвала команда: «Становись!». Строй зашевелился, все заняли свои места и замерли на своих местах. «Ррравняйсь!». Гриша с таким рвением повернул голову вправо, что у него защемило шею. «Смиррно!». Полк замер. В центр плаца вальяжно вышел невысокий человек с обтянутым шинелью животиком. Он устало и с неохотой приложил руку к голове, выслушал доклад, повернулся к строю и поздоровался. Плац огласило нестройное приветствие: «Здравия желаем товарищ полковник!». Гриша старался здороваться четко и громко, почему-то ему казалось, что сегодня новый командир полка особенно пристально за ним наблюдает и точно заметит, если он будет здороваться без должного рвения. Полковник лениво прошел к трибуне, поднялся на нее и взял микрофон.
- Ну, товарищи офицеры, солдаты и прапорщики, б.я., вы стоите, а снег идет. С дождем. И идет он уже несколько дней. Осень, б.я, скоро зима. – голос полковника стал набирать силу.
- Некоторые военнослужащие, не хочу сейчас называть их имена, но например, лейтенант Роторов, не знает них.я, что начинается зима. Да, Роторов? – полковник откашлялся, чтобы голос приобрел максимальную громкость.
- Он у нас гонщик. Х.рит на автомобиле, рулит, ему скользкая дорога – пох.ю. А в журнале инструктажа регулярно расписывается. Вот вчера он разложился об столб. Машина всмятку, сам в госпитале, а у меня уже военная прокуратура. И они е.ут меня, как сраного кота и им не объяснишь, что я всего три месяца в должности. Вы если ездить ни.уя не умеете, то сидите на службе. Н..ер дома вам делать, если вы д….ебы. Не надо на меня такими тупыми е.альниками смотреть – полковник сделал многозначительную паузу, а потом продолжил более тихим, но строгим голосом.
- Значит приказываю. Всем командирам подразделений, провести инструктажи, всем офицерам и прапорщикам ежедневно отмечать в журнале два раза в сутки, что они в курсе, что на улице осень. А потом зима. И что у них хватает мозгов ездить на личном автотранспорте.
- Командиры подразделений, где есть солдаты. Вы вообще офицеры? Или клоуны, б.я? Почему у вас эти животные ходят по части и не
знают чем заняться? Капитан Краснов мне тут сказал, что комплексы у него все готовы и обслужены, учений было много, о.уенно у него устал личный состав. Отдыхают они. Вы д.лбоебы? Вы сюда отдыхать пришли? Вам деньги за что платят? Офицеры, контрактники? Чтобы вы отдыхали? – полковник оборвал свою речь и закашлялся.
- Приказываю. Составить новые планы по организации личного состава. Должны умирать в части и солдаты и офицеры. Н.хуй прохлаждаться. Представить мне завтра на совещании.
- Так, ну и последнее. Старший лейтенант – полковник закопался в бумажке.
- Старший лейтенант Алтынов! – наконец-то сказал полковник – ко мне!
У Гриши замерло сердце и он на ватных ногах
зашагал к командиру. Ветер стих и одинокая фигура в полной тишине пыталась добраться до цели на другом краю плаца, неуклюже выкидывая ноги.
На середине пути командир полка решил "поддержать" своего офицера:
- Алтынов! Тебя в госпитале на долечили что-ли? Это что за пасадополь?
Гриша растерянно встал на месте. После слов полковника он услышал, как полк недружно хохотнул.
- Товарищ старший лейтенант, вы готовите нам сейчас ещё один цирковой номер? После вашего строевого шага - придется постараться, чтобы нас удивить. - с подчёркнутой вежливостью сказал полковник.
Гриша почему-то улыбнулся, лицо загорелось, на глазах выступили слезы от стыда. Он глубоко вдохнул и продолжил движение. Подойдя к полковнику он доложил о своем прибытии. Командир полка движением римского патриция показал Грише, чтобы он поднялся на трибуну. В руках у полковника была небольшая красная коробочка.
- Гхм. Товарищ Алтынов, а кто у вас командир?
- Майор Глебов. - Гриша невольно поморщился от запаха водки и лука, который источал командир полка.
- Ну,что я могу сказать? Ты у нас герой. Подвиг совершил. Но такого бл**ского дифиле я ещё не видел. Я все понимаю, что вы пиджаки зачарованные, но носишь офицерские погоны, должен соответствовать. Сегодня после построения остаётесь с Глебовым и ходите по квадратам (прим. ходить по квадратам - заниматься строевой подготовкой) - над строем пронеслись еле слышные смешки. Командир полка откашлялся и продолжил:
- Вот он - герой. Значит, спас в командировке боевую машину. Я что хочу сказать? Я рад, что Алтынова отметили высокой наградой - медалью "За отвагу". Но я думаю, что любой из нашего полка смог бы сделать то же самое, а может даже и лучше. Если уж пиджак с этим справился, который ходить по плацу за три года службы не научился, то настоящие офицеры, настоящие военные люди, уж и подавно сделают. Короче, старлей, поздравляю, давай не болей и учись военному делу.
Полковник брезгливо похлопал Гришу по мокрой шинели и трясущимися руками криво приколол медаль ему на грудь.
- Служу России - тихим, дрожащим от обиды голосом сказал Гриша. Но этого никто не заметил, полковник уже кричал в микрофон команды для марша. Полк буднично прошел мимо трибуны и скрылся за поворотом. Гриша побрел в расположении своего подразделения. Слез сдержать он не смог и шел, всхлипывая, как маленький мальчик, периодически отирая слезы жёстким рукавом шинели.

Тихая ночь медленно сменялась сонным туманным утром. Старший лейтенант Григорий Алтынов сидел на старом ящике, прижавшись спиной к кунгу КАМАЗА и наблюдал, как растворяется поселок с оливковыми рощами у подножья холма. Тишина, необычный пейзаж и последние часы дежурства грели душу молодого офицера и навевали поэтическое настроение. Единственное, что мешало полностью погрузиться в состояние просветления - изжога из-за бессчетного количества чашек растворимого кофе, выпитого за время дежурства. Дверь кунга со скрипом открылась и ударила по корпусу машины. Потягиваясь и зевая в проеме двери появился офицер в мятой форме.

-Грига! Хорош тут высиживать. Иди подремли в кузове часок, а там и смену будем сдавать.

-Не, Ром, не хочу. Тем более, сейчас спать ляжем, а там инфа придет какая-нибудь важная. Закон подлости.

-Грига, я тебя умоляю. За эту неделю мы выяснили только то, что у какого-то Ахмеда автомат сломался и Ахмед крайне недоволен китайскими оружейниками. Единственная польза была - я новых матерных слов на арабском узнал.

-Ну вот неправильно ты рассуждаешь. Из этой информации можно целую кучу выводов сделать. Во- первых, боевики откуда-то получают оружие из Китая. Во-вторых, качество этого оружия...

-Вывод один - у Ахмеда руки из жопы. Как ты в армии служишь с таким подходом?Я тебе сто пудов даю, что наши эти отчеты в лучшем случае сразу в бумагорезательную машину идут, а в худшем ими жопу на Хмеймиме подтирают. Хотя может лучше чтобы жопу подтирали - хоть какая-то польза.

-Ладно, Ром, хватит меня разлагать, - с очаровательной улыбкой сказал Гриша, - пойдем, я сейчас частоты поменяю, послушаем часок и будем “сдаваться”.

-Эх, Грига, вот был бы не ты, я бы в жопу послал и пошел бы спать...Пойдем, передовик труда.

Позиции стали тягостно просыпаться. Замерзшие “садыки” (прим. с арабского "друг", название военнослужащих сирийской армии в среде российских военных), укутанные во все, что можно было найти, стали стягиваться к бочке с водой. Идеальная тишина наполнилась длинными арабскими приветствиями, лязгом медных чайников, а в воздухе появился запах кофе. Также, как и тысячу лет назад, арабы расселись на землю вокруг небольшого очага и начали неспешную утреннюю беседу.

В двери кунга начал долбить Мухаммад, местный офицер РЭБ (прим. радиоэлектронной борьбы), который не имел никакого представления о своей службе, поэтому сам себя назначил на должность помощника и координатора русских друзей.

-Рума! Хрища!Щай!Кахуа! (прим. Рома!Гриша!Чай!Кофе!) - яростно надрывался Мухаммад.

Роман открыл дверь и с недовольным видом по-русски спросил:

-Чего орешь, как потерпевший?

-Щай!Кахуа!Ялла, щабаб (прим. Чай!Кофе! Давай, пойдем, парни!) - проорал Мухаммад, не обращая внимание на то, что переводчик говорит с ним по-русски.

-Гриш, давай сюда притараню кофе? Не хочу я с ними там сидеть, опять придется эти глупые беседы не о чем переводить. Впадлу.

-Да, без проблем - Гриша посмотрел на своего напарника своими голубыми глазами и почему-то добродушно улыбнулся.

-Ялла, Мухаммад, а то задрал уже орать тут.

Роман медленно поплелся к очагу, а Гриша сел на край кунга и закурил. Он смотрел вдаль на верхушки гор, которые как акульи плавники виднелись из белизны тумана. Гриша думал о своей маме и девушке, которые были где-то там, на Севере, за этими горами. Мама, естественно, очень быстро уступила Маше свое место в голове сына. “Маша - моя радость, совсем скоро мы с тобой снова встретимся. Потом я подам рапорт, переведусь в Москву и увезу тебя с собой. Так, как мы с тобой и мечтали. Так, как я тебе и обещал.”

-Алтынов! На, пей кофе! Ты че загадочный то какой сегодня весь день?

-Да, я так, думаю, что делать дальше в России. - Гриша снова мягко улыбнулся.

-А ничего не делать - в отпуск идти и по новой оформляться сюда.

-Ну, это вы переводчики так можете, у вас вся служба под это заточена, а у нас в полку разнаряд...

-Ман джадда - уаджадда! Кто ищет - тот всегда найдет. О, смена едет!

На позицию быстро вкатилось два “Тигра” и резко остановились прямо перед самым очагом, что вызвало у арабов бурю негодования. Из машины выскочили бойцы военной полиции и в полном боевом облачении, звякая оружием быстро заняли позиции по периметру небольшого лагеря. Следом неспеша вышел дуэт переводчика и рэбовца - новая суточная смена.

-Салам, славяне! - обратился к сменщикам Роман.

-И тебе того же! - ответил ему коллега переводчик.

-Чего опаздываете? Ждем вас уже лишний час.

-Туман. Да и командир у “красных шапок” деревянный...

Офицеры подошли и поздоровались друг с другом.

-Я думаю, что мы установили рекорд построений за единицу времени, - продолжил с усмешкой новоприбывший переводчик, - перед выездом мы построились девять раз! Девять раз, Карл! А еще ему кто-то сказал, что за пленного русского от майора и выше боевикам заплатят 50000 долларов...

-Да, если бы так было, то майора можно было бы неплохо монетизировать - с хохотом ответил Рома.

Офицеры засмеялись и закурили.

-Ну, что там у вас нового? - спросил капитан рэбовец.

-Да, честно говоря, то особой ничего. Этой ночью вообще молчание, - мягко и с виноватой улыбкой ответил Гриша.

-Говорят скоро будут перебрасывать наш аппарат ближе к горам, будем до Турции дошибать.

-Э, ребята, не, нас и тут неплохо кормят, - с усмешкой сказал Рома, - вот эту командировку добью, а там куда хотите перемещайте.

-Не очкуй, Рома, сочиним сегодня пару сказок в рапорт и вуаля, еще полгода стоим на месте, - с улыбкой парировал коллега сменщик.

-Товарищи офицеры! - высокий голос, похожий на детский раздался откуда-то из-за кунга.

-О, майор запищал. У меня в детстве “Тамогочи” также ныл, когда обкакивался...Пошли - тихо сказал новый переводчик.

Офицеры побросали сигареты и подошли к майору, который нацепил на свою вытянутую голову балаклаву и бестолково встал на половине дороги между “Тигром” и кунгом.

-Товарищи офицеры! Мне кажется, что наряд и вообще любые дежурства сдаются не смех...чками и п...здохаханьками! - на тон выше завизжал майор.

Офицеры подошли к майору и в разнобой встали в свободных позах, всем своим видом показывая, что он им абсолютно безразличен.

-Я не понял, товарищи офицеры, вы как стоите перед старшим по званию! Встаньте, как положено!

Товарищ майор, может мы передадим дежурство, а не строевой подготовкой тут будем заниматься? - дерзко сказал капитан рэбовец.

Что? Что вы сказали, товарищ капитан? Вы совсем нюх потеряли тут все...

Вдруг помимо ультразвука, который выдавал майор послышался какой-то посторонний свист. Майор продолжал орать, но звук все больше расширялся. Неожиданно повскакивали арабы, которые устроили чаепитие рядом со своими палатками. Офицеры стояли, но уже не обращали внимания на майора, а с интересом наблюдали за “садыками”, которые повыпрыгивали из палаток и прыгнули на пыльную землю. Свист заполнил все пространство. Кто-то наконец-то понял в чем дело и заорал: “Мина!”. Разрыв. Клочья земли, пыль и камни взмыли в небо где-то на краю позиции.

От страха и напряжения Гришу будто парализовало. Он непонимающе глядел то на своих товарищей, которые гурьбой лежали у него в ногах, то на майора, который пытался заползти под “Тигр”. Снова появился чуть различимый свист. Гриша растеряно смотрел по сторонам и вдруг почувствовал, как чья-то рука с силой дернула его за китель. Он неловко упал на Рому. Свист, как и в первый раз, заполнил собой все пространство. Разрыв. В этот раз недолет, мина легла где-то у подножья холма. Новый звук. Это был не свист, а какой-то шорох, как от бумажного пакета. Гриша приподнял голову от земли, как вдруг раздался оглушительный взрыв, а в голову что-то больно ударило. Артиллерийский снаряд попал в небольшой бруствер и разметал его по позиции. Гриша прижал руку к голове и почувствовал, как из раны на лбу бежит кровь. "Ну вот, лицо покалечили, Маша теперь не пойдет за меня - я же урод” - промелькнуло у него в голове. “А я вообще, еще жив? Я могу что-то делать? Или это может уже предсмертные конвульсии, и я как петух с отрубленной головой, все вижу, а тело где-то бегает без меня?” - с этой мыслью Гриша резко повернул голову вправо, а потом зачем то поднял руку. Один из солдат военной полиции дал очередь из автомата куда-то в сторону. Треск стрельбы невероятным образом будто бы выдернул всех из оцепенения. Все вдруг зашевелились, задвигалось. Арабы, до этого мирно лежащие в пыли со своими чайниками, повскакивали и побежали врассыпную. Бойцы военной полиции открыли ураганный огонь в разные стороны. Майор в натянутой на глаза балаклаве вынурнул из-под "Тигра" и буквально за секунду оказался внутри бронемашины. Снова засвистела мина. Разрыв. Палатки в одно мгновение превратились в груду дымящихся клочьев. Ураганная стрельба сменилась редкими очередями. Большинство бойцов отстреляли магазин за первые минуты "боя" и теперь просто беспомощно жали на спусковой крючок. Над полем боя впервые прозвучала чья-то команда: "К машинам, отходим!". Приказ неизвестного оказался всем присутствующим по душе, поэтому его незамедлительно начали исполнять. Через минуту "Тигры" уже лихо неслись с холма по накатанной гравийной дороге. Паника начала отступать, головная машина колоны свернула с дороги в заросли оливковых и остановилась у подножия холма. Взбудораженные офицеры и бойцы повыскакивали из машин и все разом на отборном матерном русском стали делиться впечатлениями. На знакомые русские слова стали стягиваться, гремя автоматами и чайниками представители доблестной сирийской армии. В себя пришел майор военной полиции. Он наконец-то поправил балаклаву, принял начальствующую позу и объявил построение. Все бестолково метались, искали свое место в строю, потом проверяли себя и оружие. Когда уже показалось, что все обошлось, переводчик Рома выскочмл из кривого строя, пробежал перед ним, заглядывая каждому в лицо, потом повернулся к майору и дрожащим голосом объявил: "Товарищ майор, отсутствует старший лейтенант Алтынов". На вершине холма снова грохнул взрыв артиллерийского снаряда.

Гриша сидел в кабине КАМАЗа и пытался сосредоточиться, чтобы поймать сцепление и сдвинуть с места свой мобильный рэбовский комплекс. КАМАЗ вел себя, как непослушное животное - прыгал, дёргался и отказывался двигаться по воле человека. Разрыв. Осколки и камни забарабанили по задней части кунга. "Следующий - точно в меня" - пронеслось в голове Гриши. КАМАЗ зарычал, наконец-то в воздушной системе набралось достаточное давление, чтобы разблокировать тормоза и машина сорвалась с места. Гриша от неожиданности вцепился в руль и направил автомобиль в единственную уцелевшую палатку. КАМАЗ с диким ревом снёс преграду. Гриша вспомнил, что он может управлять машиной и заложил лихой вираж от которого автомобиль захрипел и чуть не перевернулся. КАМАЗ выскочил на спуск с холма. Гриша увидел цепь поднимающихся в гору российских военных вместе с "садыками". Резко заскрипели тормоза, поднимая тучу пыли автомобиль юзом продолжил спускаться с горы. Гриша крутил рулём, как сумасшедший, чтобы никого не задавить. Шедшие на спасение старшего лейтенанта Алтынова, матерились каждый на своем языке и отпрыгивали в стороны от шайтан-арбы (прим. с арабского "дьявольская повозка"). Гриша отпустил тормоза и КАМАЗ покатился к подножью холма. Совладав с управлением, Гриша аккуратно запарковал своего зверя рядом с "Тиграми". Вниз по холму к нему неслись его спасители. Гриша вылез из кабины и сел рядом с машиной в пыль. Из разбитой камнем головы сочилась кровь. Первым к нему подбежал Рома.
"Ну что ты, садык, живой?" - он потряс его за плечи.
"Ну, чего молчишь? Как голова?"
Гриша вдруг посмотрел на него и улыбнулся. Обстрел холма прекратился...

Раннее утро на КПП Мерса-Машиита было пропитано приятными запахами чая, свежесорванных мандаринов и приторным дымом кальяна. Городок ещё спал, единственный офицер гарнизона уехал за провизией, а тучи и мелкий дождь говорили о том, что война откладывается на неопределенное время. Два солдата протягивали через железные трубочки матэ и вяло спорили о том, кому идти в город за керосином для буржуйки. Однако идиллию прервало несколько автомобилей, которые резво двигались в сторону КПП. Оба сирийца начали внимательно вглядываться в очертания машин. Расстояние между КПП и небольшой колонной стремительно сокращалось, также стремительно рос страх солдат. Сначала бойцы решили занять оборону и взяв автоматы прильнули к окнам. Автомобили не сбавляли скорости. Бойцы смогли уже детально рассмотреть состав колонны. Пять бронированных машин с крупнокалиберными пулеметами. Если это "даиш*" (даиш - ИГИЛ - запрещенная в России организация), значит через десяток минут КПП превратят в развалины, а если свои, то... Свои сюда уже не ездили таким составом несколько лет, с чего бы им ехать сейчас. . Бойцы лихорадочно заметались и приняли волевое решение спрятаться в глубине комнаты. Машины подъехали к КПП и начали сигналить. Эти звуки показались сирийцам страшнее иерехонских труб. Послышались голоса, говорили на арабском и на каком-то непонятном языке. Все понятно, наемники - это хуже всего! Им плевать кого и как убивать. Начали долбить в дверь. Кто-то начал материться на сирийском диалекте. В душе солдат полыхнула надежда - может окажется какой-нибудь знакомый? Или просто земляк? Может всё-таки простят, если добровольно сдаться? Один из бойцов дёрнул засов, дверь открылась с мерзким скрипом. Перед перепуганными бойцами стоял офицер "мухабаратчик", а за ним блестела голова какого-то европейца.
Офицер грубо толкнул солдата в грудь
- Спал, сын собаки?
- Нет, сэиди, я...
- Ты - сын ишака. Где офицер?
- Он уехал, сэиди. Он туда, сэиди, за едой.
- Открывай шлагбаум, осел!
- Да, сэиди!
Солдат волоча автомат побежал к шлагбауму. В комнату вошёл европеец. Он был в чистой военной форме и лучезарно улыбался оставшемуся в комнате бойцу.
- Салам, садык! Ана руси. Хабир Грибков!
Солдат смотрел на него, как на внеземную форму жизни.
- Серёга! Серёга! Чё то садык не понимает меня!
Европеец вышел из комнаты, за ним ушел злобно плюнув на пол и офицер мухабарата. Машины гулко рявкнули и помчались в город.
Солдаты вышли из КПП и растерянно смотрели в след уезжающей колонне.
- Ты слышал? Этот сказал, что он русский?
- Да, в машине тоже полно и наших и русских.
- Аллах велик!
- Видит Всевышний, что победа близка!
- По воле Всевышнего, брат!
Бойцы закурили, сели в пластиковые стулья у КПП и продолжали Родину защищать.

Инспекция войск гарнизона Хамис-Мушиита оказалось делом довольно быстрым. Сначала был выстроен весь личный состав: 32 человека в грязной оборванной форме и тапочках. Позже советники осмотрели полуразвалившийся штаб, закопанный в землю танк без боекомплекта и единственное артиллерийское орудие. Количество проблем и недостатков было настолько большим, что перечисляя их в отчете, советники забыли указать на отсутствие у солдат бирок. А ведь это, по мнению большинства российских военных, один из краеугольных камней, на котором зиждется боеспособность любой армии.
Планировать с таким воинством, по большому счету, было нечего. Нужно стягивать силы из соседних районов для нанесения удара. Попив чаю и послонявшись по полуразрушенным улицам городка, советники вернулись в Дамаск и разошлись по штабам.

Кабинет начальника РВиА был затянут синеватой дымкой от трёх пачек выкуренных сигарет. Грибков устало сидел возле карты, пил двадцатую чашку чая и довольно улыбался. Рядом, закинув ногу на ногу сидел Ахмед. Сирийский генерал вальяжно сидел в кресле и с мольбой в глазах смотрел на этот дуэт.
- Ну, значит договорились, господин генерал? Я докладываю своему руководству, что вы дадите две батареи по четыре орудия и два "Града"?
Генерал тяжело вздохнул.
- Господин Грибков. Вы наш русский брат, мы знаем, что вы хотите победы, но будет одна батарея и один "Град". Больше у нас просто нет. Грибков допил чашку чая и пошел наливать себе новую - это значило, что ответ его не удовлетворил и переговоры продолжаться. Повертев в руках чайник, Грибков обратился к Ахмеду:
- Ахмед, чаек закончился, позови паренька, пусть ещё принесёт.
Ахмед перевел слова Грибкова генералу. Начальник РВиА со стоном встал и распорядился принести десятый чайник.
- Господин Грибков, я думаю, что мы сможем предоставить на одну ночь две батареи и два "Града". ИншАлла* (*по воле Аллаха), они будут в ближайшее время в Хамис-Мушиите. Но это только потому, что я люблю вашу страну и очень уважаю вас лично.
Грибков слегка подпрыгнул от радости, когда дослушал перевод. Однако, кое-что его смутило - словосочетание "ИншАлла". Павел Петрович ни раз и ни два слышал на рынках эти волшебные слова и прекрасно знал, что если араб не хочет чего-то делать, то он это пообещает, но в конце скажет "ИншАлла".
- Господин генерал, а когда будут орудия на месте? Нужно же будет их посмотреть, подготовить.
- ИншАлла букра ау баада букра* (по воле Аллаха завтра или послезавтра)
Грибков понял эту фразу без перевода, так как ее он тоже десяток раз слышал от торговцев. Для себя он понимал ее так: "Никогда этого не будет, а если и будет, то совсем не так, как ты хочешь".
Генерал поднялся из кресла, быстро подошёл к задумывавшемуся Грибкову и мягко взял его руку.
- Господин Грибков, я думаю, что мы договорились. Мне нужно идти, очень срочные дела. Я рад, что вы заехали сегодня, пожалуйста, приезжайте ещё. Вы мой большой русский друг. Помните, что Сирия наш общий дом теперь. Попейте спокойно чай, Ахмед вас потом проводит.
Пока Грибков улыбался и думал, как переспросить повежливее не обманывает ли его генерал, начальник РВиА с необыкновенной скоростью для такого сухонького старичка вылетел за дверь.

К Громову на доклад Грибков шел со смешанными чувствами. С одной стороны было желание получить похвалу, а с другой пресловутая "иншАлла букра" начальника РВиА. Но на докладе все решилось само собой и Грибков доложил все бодро и молодцевато, приправив реальные факты самыми смелыми фантазиями.
Результат стоил того. Грибкова не только похвалили в приватной беседе, но и отметили в лучшую сторону на совещании.

Купание в лучах славы длилось недолго, ведь наступило злополучное "баад букра*" (послезавтра*) и Грибков, сняв свой лавровый венок выдвинулся в Хамис-Мушиит. На позициях Павла Петровича, естественно ожидал неприятный сюрприз. Нет, начальник РВиА его не обманул, недалеко от города действительно было две батареи по четыре орудия и две пусковые установки "Град". Но что это были за орудия. Позиции были больше похожи на музей под открытым небом. Музейные экспонаты разных стран и эпох бестолково громоздились и смотрели стволами в разные стороны. Беглый осмотр показал, что половину орудий было бы полезнее сдать в металлолом, чем таскать их с позиции на позицию. Оставшиеся пушки стреляли только "по воле Аллаха", так как их техническое состояние, по всем законам физики, использовать их не позволяло. Второй проблемой стал боекомплект. Его, даже на половину орудий, хватило бы на 20 минут интенсивной стрельбы. Грибков задумался почти над Шекспировской диллемой. Доложить или не доложить о реальном положении дел - вот в чем вопрос! Если бы Павел Петрович был в этом захолустье один - он обязательно бы доложил генералу всю правду, но глаза ему мазолили остальные советники. Вон инженер со своими ставит мины. Пехота с нашими советниками лазает по домам и готовит огневые точки. Да что уж там, даже замполит, который почти всю командировку ловил интернет, чтобы написать любовнице, и тот при деле. А он, хабир Грибков, сейчас ударит в грязь лицом, будет слушать насмешки Громова, но самое страшное - уедет из командировки без медали. Не бывать этому! И понадеявшись на русский "авось" или арабский "иншАлла" Павел Петрович забегал по позициям, подготавливая арабов к битве.

Вечером в "яме" царило нервно-праздничное настроение. Русские советники пригласили арабов понаблюдать за разгромом группировки противника в режиме онлайн. В небольшом зале "ямы" был оборудован импровизированный кинотеатр: перед «зрителями» висело заштопанное полотно, а сзади трещал старенький проектор, который показывал картинку с беспилотника. На экране, в подсветке камеры ночного видения пролетали совершенно футуристичные фигуры, в которых угадывались домики, деревья, дороги, рощи. В зале царило приподнятое настроение, все болтали, курили и иногда смеялись. В зал вошел Громов. Прозвучала команда: «Товарищи офицеры!». Все тут же стихли и поднялись со своих мест. Арабы секунду помедлили, поняли в чем дело и последовали примеру русских. Громов обвел всех взглядом. Взгляд был тяжелым и в нем не читалось ничего радостного. «Товарищи офицеры» - сказал наконец-то генерал. Все тихо уселись на свои места. Двадцать минут в полной тишине все смотрели на ночную Сирию с высоты птичьего полета. БПЛА* (*беспилотник*), запущенный несколько часов назад подлетал к Мерса-Машииту. Вот и сам городок. Оператор «подвесил» беспилотник в нескольких километрах от дороги. Здесь был развернут полевой лагерь террористов. Ночью были хорошо видны огни костров и палатки. Все было просто, как в тире. Уничтожить врага и дело с концом. Атака должна была начаться ровно 4 утра.
В 4:02 началось. Камера захватила разрывы на краю лагеря. Первый залп почти весь ушел левее. Через минуту появились еще разрывы. Снова мимо. Арабы как на футбольном матче разочарованно загудели. С опозданием отработали «Грады». Наконец-то успех. Почти все снаряды ровненько улеглись в периметр лагеря. Попадали палатки, пыль от разрывов красиво стелилась по пустыне. Павел Петрович вскочил со стула от радости, он понял, что это была победа! Быстрая и эффектная. Сирийцы уже не могли сдержать эмоций. Они начали орать, улюлюкать и посылать проклятья на головы врагов. Наши советники хотя и молчали, но лица их расплылись в довольных улыбках. Не улыбался только Громов. Он поднялся с места и повернулся к залу, все притихли.
- Ну, товарищи офицеры, поздравляю. Сегодня вы сделали огромное дело – уничтожили 20 палаток боевиков. Это большой успех.
Переводчик рядом с генералом с еще большим холодом отчеканил слова Громова. Все в недоумении переглянулись.
- Чего вылупились? Вы хоть одного человека видели? Первый залп попадает в молоко рядом с лагерем, а там все продолжают спать? Никто не вышел даже посмотреть? Они у вас что, терминаторы? Или им по...й, что по ним стреляют? Тьфу, б.., бестолочи!
- Ваня, отводи беспилотник к городу – прохрипел Громов в "тетру*" (Тетра* - специальная сирийская мобильная связь для военных целей). Беспилотник дернулся и камера быстро полетела в сторону городка.
На экране появился Мерса-Машиит, улицы которого были усеяны вспышками выстрелов. В зале повисло молчание. Беспилотник беспристрастно фиксировал городской бой. Часть гарнизона оказалась отрезана внезапной атакой боевиков с фланга. Солдаты забились в несколько домов и ведут огонь, но силы неравны. Вот боевики подтянули подкрепления. По домам начинают работать минометы. Последние выжившие пытаются вырваться из кольца и предпринимают атаку. Натыкаются на тачанку с пулеметом. Ещё несколько вспышек и сопротивление прекращается. Артиллерия начинает запаздало бить в квартал занятый боевиками. Несколько отчаянных залпов по городу и снова тишина. Кончились боеприпасы.
Зашуршала "тетра".
- Товарищ генерал, БПЛА нужно отводить. Кончается топливо.
- Возвращай, кино закончилось.
БПЛА обошел город по кругу. Вспышек на улицах становилось все меньше. Все в зале знали какая участь ждёт защитников города.

* * *
Грибков вышел из аэропорта. В этот дождливый день его парадная форма смотрелась особенно нарядно и жизнерадостно. Павлу Петровичу нужно было время, чтобы немного размяться после долгого перелета. Он достал сигареты и начал хлопать себя по карманам в поиске зажигалки.
- Что, товарищ офицер, угостить вас огоньком?
Грибков оглянулся, к нему обращалась симпатичная женщина средних лет. Он мило улыбнулся.
- Да, если вам нетрудно.
Дама протянула ему зажигалку.
- Вы ведь не местный?
- Да, вот только прилетел. - Грибков пытался прикурить, но очень волновался
- Надолго ли? - дама игриво захлопала глазами
- Да, служить сюда отправили...
- Чем же вы так провинились?
- Да, я сам попросился. Не мое это, по штабам сидеть. Люблю живую работу.
- Аааа, романтик, понятно. Бедная ваша жена...
- Хм, не женат, развелся...
- Да, жён декабристов сейчас днём с огнём не найдешь. Меня, кстати, Мария зовут.
- А меня Павел. Также известный, как хабир Грибков... - сказал Павел Петрович с хитрой улыбкой
- Ха-би кто?
- Хабир - советник по-арабски.
Дама затянулась и посмотрела на подполковника уже с неподдельным любопытством.
- Добро пожаловать на остров Итуруп, хабир Грибков.

Андрей Александрович, приняв на себе нелегкую долю начальника штаба, сразу заявил, что предшественники все делали неправильно. На первом же мероприятии после убытия старой группы, Боровицкий сформулировал основной замысел предстоящей работы: "Война - это когда орудие стреляет, солдат бежит, а танк горит. Вот пока наши коллеги протирали штаны в "яме", все боевые действия шли неупорядоченно. Танки горели - наши, солдаты хрен знает куда бежали, а орудия вообще... Соответственно наша задача в этой командировке - научить аборигенов трем простым вещам: орудие должно стрелять в сторону врага, бронетехника должна гореть только у противника, а во время "Ч" яица сирийского воина должны зависать над окопами боевиков! Пора вылазить из "ямы", товарищи офицеры."
В соответствии с новой доктриной поездки были не только разрешены, но даже стали поощряться. Павел Петрович одним из первых воспользовался ситуацией и без труда получил добро на поездку в штаб РВиА для знакомства с сирийскими коллегами.

Наверное никогда в жизни Павел Петрович так не переживал перед первым свиданием, как в этот раз. Он решил воспользоваться народной мудростью и сделать упор на блеск сапога, ведь вполне вероятно, что умом блеснуть - может не получиться.

Костюм был вычищен и выглажен, ботинки сверкали так, что их можно было использовать вместо зеркала, но для завершения образа не хватало акцента. По совету мудрой и всезнающей феи крестной, роль которой играл новый усатый друг Андрей Александрович, подполковник Грибков надел яркую красную бабочку.
Утром, блистая туфлями и лысиной, Павел Петрович погрузился в машину. Дорога до штаба была неблизкой, музыку Грибков слушать не любил, поэтому решил развлечь себя докопавшись до младшего по званию. А этот раз ему выпал старлей-переводчик.
- Серёга, Серёга! Да вынь бананы из ушей. Слушай, ты там только это, от себя не лепи. Слово в слово меня переводи, понял?
Старлей неохотно вытащил наушник.
- Понял, понял.
- Да, кстати, Серёга, ты мне скажи, как мне представиться?
- Ну, как обычно представляетесь, так и тут.
- Да нет, ты не понял, как мне по-арабски представиться? Мне тут сказали, что если на ихнем разговариваешь, то они уважают это очень.
- На ихнем - это да, очень уважают - старлей попытался оценить подполковника взглядом, но глаза не видели ничего, кроме бабочки.
- Хабир* Грибков (*с арабского: "специалист" - в среде арабистов может применяться к человеку с уничижительным оттенком) - выпалил с усмешкой переводчик.
- Хабир, ага, запомнил. Да, Серёга, ты там не налажай только, а то сам понимаешь, дело серьезное.
- Постараюсь, товарищ подполковник.
На встрече Павел Петрович блистал. Вычурный образ на все 100% соответствовал арабским понятиям о мужской красоте и произвел среди сирийцев фурор. Красную бабочку оценили в штабе все: от солдата-разливальщика чая до командующего РВиА Сирии. Но не одеждой единой покорил сердца «садыков» Павел Петрович. Талант дипломата раскрылся на встрече во всей красе. Грибков решил отложить в этот раз скучные вопросы и сосредоточился на хвалебных речах. После почти тридцатиминутного монолога на тему величия Сирии и ее президента Башара Асада, переводчик стал недобро посматривать на Грибкова и на окружающих. Речь подполковника становилась все более ветвистой и бессмысленной, толмач был загнан в угол фразой Павла Петровича: "мы с вами не родные братья и не двоюродные, а все равно будто от одной матери". Старлей потел, краснел и тужился, но эквивалент подобрать никак не получалось. На его счастье в дело лингвистического обеспечения вмешалась война. Послышался свист мин, а после этого где-то неподалеку раздался грохот нескольких разрывов. В ответ загремела сирийская артиллерия. В кабинете начальника РВиА раздался телефонный звонок. Генерал откашлялся, взял трубку и представился по всей форме, после чего отрывисто произнес только одну фразу: «Наам, йа сэиди»* (*да, мой господин). Стало ясно, что теперь дифирамбы Грибкова отошли на второй план. Генерал несколько раз извинился и предложил встретиться через пару дней. Несмотря на суету начальник РВиА сердечно распрощался с красавцем подполковником. Павел Петрович и компания убыли в пункт постоянной дислокации. Сердца арабов были покорены - чистая победа.

Хабир Грибков сидел в кафе и задумчиво глядел на древнеримский фасад храма Юпитера, который сейчас выполнял вполне банальную роль центрального входа на рынок. Сегодня Грибкова ничто не радовало: ни удачная покупка очередной безделушки, ни болтовня русскоговорящего Ахмеда - коллеги-артиллериста. Командировка неизбежно закончится, а подвиг пока ещё даже не маячил на горизонте.

Несмотря на то, что ситуацию в Сирии лучше всего можно было описать фразой, которой Грибков начинал каждый свой отчет: «обстановка в Сирийской Арабской Республике остается сложной и напряженной», на всех фронтах наступило затишье. Объяснялось такое спокойствие просто - наступила зима и погода была отвратительной почти на всей территории страны. Боевики были теплолюбивыми существами, поэтому наступление на столицу было свернуто и бармалеи попрятались в норы к теплым буржуйкам. Оперативную паузу сирийская армия тоже решила использовать с максимальной пользой. Позиции правительственных войск ощетинились кальянами, из загашников достали чайники, матэ и зхураты* (матэ и зхурат* - травяные чаи) полились рекой. Единственные, кто были настроены воевать – российские советники. Тем более, что из Москвы после доклада вернулся генерал Громов, который возглавил группу и требовал от своих подчиненных видимых результатов.
Павел Петрович за первый месяц не только смог выбраться из «ямы», но и стал самым активным путешественником группы. Практически каждый день он выезжал то на позиции, то в штаб, то в артиллерийскую школу для организации учебного процесса. График был уже отработан: утром в сопровождении полковника Ахмеда, Павел Петрович ездил по служебным делам, после этого следовал сытный обед «в лучшем кафе Дамаска» (со слов сирийского полковника), которое, к слову, держал брат Ахмеда. Во второй половине дня начиналась культурная программа, в которой гостеприимный сириец показывал своему "русскому брату" жизнь столицы и окрестностей. Ахмед и Павел Петрович были людьми очень похожими по складу характера, поэтому интернациональный дуэт не тратил время на осмотр достопримечательностей, а скурпулезно изучал рынки Дамаска.

Павел Петрович быстро усвоил правила восточного менталитета и научился торговаться. Сбивать цену Грибкову помогал необходимый языковой минимум, который он освоил необычайно быстро и автоматчики из «мухабарата*» (мухабарат - "контрразведка"). При этом Павел Петрович был уверен, что цена на любой товар падает в десятки раз именно благодаря его природному обаянию и поддержку двух бородачей из спецслужб в расчет не брал. Торговцы ныли, плакали, взывали к совести, разыгрывали целые представления, чтобы выбить из русского советника хотя бы лишние десять лир. Не знали, несчастные люди-дикари, что столкнулись с крепким хозяйственником и семьянином. Несмотря на все стенания лавочников свои товары они вталкивали не в убыток себе. Несколько раз были неприятные случаи, когда Павел Петрович вместе с автоматчиками перегибал палку. Но тут вмешивался Ахмед и не давал свершиться одной из самых страшных вещей в жизни арабского торгаша – продаже товара без навара. Все шло просто прекрасно, несколько раз в неделю Грибков приезжал с рынка и в красках рассказывал своим коллегам, как он выгодно приобрел ту или иную вещь. Естественно, что зависть боевых товарищей росла и нашелся среди апостолов Иуда, который вложил Павла Петровича старшему группы генералу Громову. Генерал был человек жесткий, но умный и справедливый. Он в приватной обстановке высказал Грибкову все, что он о нем думает и пообещал ему перспективную должность для продолжения службы на острове Итуруп. Но вместо того, чтобы все взять и запретить, Громов составил график поездок в город и дал возможность каждому насладиться своей долей свободы, посетить рынки, достопримечательности и вообще все, что душе угодно.

Народ в группе сразу повеселел, выезды в город стали целым событием. Павла Петровича, как самого опытного обложили со всех сторон. Он стал давать советы, надиктовывать под запись и конечно, готов был в любое время съездить с товарищами на рынок и все показать на месте. Авторитет Грибкова рос не только в среде друзей-гусар летучих, но и среди «мозгов» группы. Да, что уж, даже заносчивые и высокомерные переводчики тихонько советовались с ним вдали от посторонних глаз.

Допив чашку кофе с кардамоном, Грибков решил возвращаться в пункт постоянной дислокации. Ахмед пытался уговорить его заехать на "серебряный рынок", но меланхолия, овладевшая Павлом Петровичем погнала его к уединению. Прибыв на место, Грибков пошел в свою "келью". Там он достал бутылку местной анисовой водки "ракки", плеснул себе в рюмку, порезал закуски. Сев на краешек стула, он молча взял стопку, прикрыл глаза и вдруг в комнате Стас Михайлов разразился своим бессмертным хитом. Грибков поставил рюмку и посмотрел на экран телефона - звонил Боровицкий.

- Да Андрюх?
- Так, Паша, ты где у меня? Опять торгашей на рынках грабишь?
- Паша, да ты задрал уже...
- Ладно, давай без шуток, ты где?
- В келье
- Давай в "яму" бегом дуй, тут Громов совещание срочное собирает.
- Принял, лечу.

Несмотря на то, что Громов частенько собирал экстренные совещания, в этот раз в душе у Грибкова что-то ёкнуло. Нутро подсказывало, что намечается что-то интересное и оно его не подвело.

Громов уже сидел в зале, когда туда вбежал Грибков.
- А, вот и наш лысый Брюс Уиллис прибежал.
- Так точно, товарищ генерал, разрешите...
- Давай быстрее заходи, расхититель гробниц. Ладно, все в сборе, начнем. Сегодня к нам обратились лица очень высокого уровня. Я лично встречался с министром обороны и ещё несколькими высокопоставленными сирийскими офицерами. На одном из направлений сложилось критическое положение. Боевики, пользуясь тем, что наши великие воины ковырялись в носу, скрытно перебросили значительные силы на юго-восточное направление. Создалась угроза захвата противником единственного шоссе, которое связывает Дамаск и южные районы страны. Знаю, что многие из вас бестолковые, но последствия подобного объяснять не буду. Попросите, если вы нихрена не понимаете, своих товарищей вам объяснить.
На пути у бородатых есть небольшой поселок - Мерса-Машиит*. Судя по всем данным, атаковать шоссе они будут именно через этот населенный пункт. Обойти его они не могут, так как вокруг минные поля. В ходе переговоров, мы пришли к выводу, что нужно сыграть на опережение и атаковать боевичье первыми. Главная роль во всей операции отводится ракетной и ствольной артиллерии. Поэтому завтра Грибков вместе с инженером и разведчиком выдвигаются в Мерса-Машиит для оценки обстановки на месте. Остальные, кроме дежурной смены работают в штабах с целью помочь на этом направлении. Всем все понятно? Грибков? Ты меня понял? Завалишь операцию - я тебя точно на Итуруп отправлю рынки изучать. Всё, все по местам."

Потянулись дни инструктажа для убывающей группы. Павел Петрович грамотно рассудил, что в тонкости сирийского кризиса он сможет углубиться на месте, а вот искать свое место в новом воинском коллективе нужно сейчас, пока еще не сложились кружки по интересам. Пара дней совместных перекуров, несколько вечерних «по пивку» и Грибков уже определил самую перспективную группу советников. Место под солнцем оказалось в тени усов полковника Боровицкого Андрея Александровича, того самого, которого встретил Павел Петрович в дверях. Чутье не подвело Грибкова. Андрей Александрович оказался не только начальником штаба группы, но еще и неформальным лидером самых громких, хамоватых и «залихватских» старших офицеров.

Попасть в эскадрон полковника Боровицкого Павлу Петровичу помог богатый жизненный опыт и тонкое знание человеческой психологии. Несмотря на свою прижимистость Грибков активно вкладывался в заседания офицерского клуба, даже больше – несколько раз он сам выкатывал поляну. На всех мероприятиях он слушал и комментировал речи Боровицкого редко возражая ему по каким-либо малозначительным вопросам. Так Павел Петрович показывал одновременно близость их мировоззрения и независимость в суждениях. А чтобы показать свою дипломатичность через пару рюмок Грибков приходил к консенсусу с Боровицким.

Из инструктажей эскадрон вынес несколько основных положений, которые озвучил Андрей Александрович: «главное этих бестолочей выдрать» и «научим абреков с той стороны пушку заряжать и дело пойдет».

Прибытие в Дамаск не отметилось ничем примечательным. Самолет совершенно буднично сел на аэродроме, вокруг не было слышно ни выстрелов, ни артиллерийской канонады. Единственным напоминанием о том, что столица Сирии уже месяц как находится в осаде - были дыры от мин рядом со зданием аэропорта. Ночной город тоже притворялся абсолютно мирным. Ездят машины, по улицам ходят люди, работают магазинчики, в кафе сидят люди, пьют кофе и курят кальян. Смотря на всю эту идиллию мирной арабской жизни, Грибков загрустил. Где же тут война? Где дымящиеся обломки? Где пространство для подвига? Но самое печальное ждало подполковника впереди.

Принятие дел и должности тянулось уже несколько дней Грибкова. Почти все это время Павел Петрович провел в укрепленном пункте управления, который за недостаток солнечного света называли «яма». В прокуренной тесной комнатушке Павла Петровича заваливал бумагами, отчетами, мыслями и впечатлениями коллега артиллерист из убывающей группы:

- Паша, вот здесь в папке лежат отчеты суточные о применении артиллерии по всей территории, каждый день читаешь, считаешь, анализируешь, понял?

- Ага – сказал с видом вселенской печали Грибков

- Раз в неделю, обычно в среду, выбиваешь переводягу и едешь в штаб, там тебе дают всю информацию основную, что тебе непонятно уточняешь у местных, понял, Паша?

- Ага… - с грустью взглянув на огромные стопки папок выдохнул Павел Петрович

- Если «гена»* (генерал*) одобряет твои предложения, то их обсуждаешь там же в штабе только с двумя людьми : начальником РВиА* и его замом, остальным доверять нельзя. Паша, ты понял?

- Да, понял, понял – совсем уж с безнадегой сказал он

- Здесь тоже отчеты, сводные за предыдущие группы, а вот тут по потерям…

- Слушай, Леш, а мы в город то вообще выезжать будем? Ну, на позиции, посмотреть, как там ребята подготовлены? – неожиданно оживился Грибков

- Ну, на позиции можно съездить, если что-то новенькое придумаешь, а так местные садыки*(друзья*) стреляют получше нас с тобой. Уже четвертый год воюют. Учить их пушки чистить? Смысл? Да и что там делать? Здесь вся работа идет, в «яме». Так, по потерям я тебе показал, теперь смотри по направлениям отчеты…

Павел Петрович продолжал кивать, записывать, но теперь уже совсем не улавливал смысл. Он был подавлен. Награды, приключения и загадочная Сирия на глазах превращались в груду отчетов, кучу совещаний и редкие выезды на позиции, которые надо еще и обосновать. Но кое-кто все-таки внушал надежду на удачную командировку – и им очень удачно оказался владелец роскошных усов полковник Боровицкий.