Ученик⁠⁠

### **Часть I: Последняя лекция Алхимика**

Тот, кого звали Наставником, выслушал вопрос. В его взгляде не было снисхождения — лишь холодное, как резец, внимание.

«Вы заменили суть исходника. Виноградная лоза, впитывающая солнце и тяжесть камня, и белый сахар — это разные вселенные. Вы создали не эссенцию плода, а дистиллят пустоты. Чистый спирт. Призрак напитка. Его можно назвать «само-гоном» — тем, что гонит само себя, лишённое памяти земли.»

Он сделал паузу, давая словам осесть, как дрожжи.

«Но в вашем методе — строгость. Вы отсекали «головы»: первые, пьяные и ядовитые испарения нетерпения. Вы отсекали «хвосты»: мутные остатки слабости и сожаления. Вы оставили только «сердце» процесса. Это не ремесло. Это — квинтэссенция принципа. Мёртвая вода, готовая принять любой яд или любой нектар.

**Запомните:**

Истина не в сырье. Истина — в очищении. Мир — это гигантский перегонный куб. Люди, события, годы — всё это «головы» и «хвосты». Задача алхимика — найти и сохранить «сердце». Даже если это сердце — всего лишь призрачная, обжигающая чистота.

Ваша работа **«Принята»**. Вы доказали, что понимаете принцип отделения. Теперь идите и примените его к чему-то более сложному, чем сахар. К жизни. К судьбе. Принесите мне на проверку дистиллят своих потерь и побед. И будьте осторожны. Чистый спирт легко воспламеняется.»

Его взгляд, казалось, видел не студента перед собой, а далёкую линию горизонта.

«Урок окончен.»

---

### **Часть II: Сердце Пустоши**

Теперь он стоял один. Туман, поглотивший Путника в чёрном, был похож на испарения от гигантского «хвоста». В руке — тяжёлый ствол, тёплый от одного недавнего выстрела. Второй валялся в песке, как отброшенная скорлупа.

Он поднял его. Не стряхнул пыль. Пыль стала частью отделки.

Тишина была не отсутствием звука, а его сутью. Вой ветра в ушах, скрежет зерна песка по металлу.

«Итак, — голос сорвался с губ шепотом, который резал тишину, как стекло. — Ни бочки для настоек, ни корня мандрагоры, вскрикивающего при извлечении. Ни кафедры. Ни лекций о чистоте.»

Он обернулся, оставляя за спиной призрак аудитории, призрак прошлого. Перед ним лежала Пустошь. А в конце её, вонзаясь в уродливое багровое небо, стояла Она. Не башня. **Вёрстень**. Мера всех дорог. Их начало и конец, вбитый в плоть мира стальной гвоздь.

На его лице не было ничего. Ни гнева, ни скорби. Это было лицо человека, наконец-то прочитавшего инструкцию к апокалипсису. **Признание.**

«Десять лет… Ты не учил меня химии. Ты учил меня **дистилляции реальности**. Отсекать головы — надежды. Отсекать хвосты — сожаления. Оставлять только сердцевину. Цель. Движение. Дорогу.»

Песок захрустел под каблуком. Первый шаг. Не на восток, не на запад. К Вёрстню.

«Хорошо. Я — твой лучший ученик. Я догоню тебя. Не чтобы свести счёты. Чтобы задать один вопрос, старик. *Что ты отсеял в этом процессе?* Какую «голову» и какой «хвост»? Может, я и есть тот самый «хвост» — мутный остаток, который ты отбросил, чтобы твой путь был чище? Или я — «сердце», которое ты, в конце концов, планировал собрать в свою колбу?»

Он потянул ремень сумки. Внутри — пергамент, перо, печать с ныне мёртвого факультета. Его летопись. Его способ не сойти с ума — превращать шаги в строки, боль — в чернила.

«Беги. Я уже иду. Потому что я — Алхимик. Моя работа — доводить процессы до конца. Даже если конечным продуктом должно стать моё собственное испарение у подножья этой… штуки.»

*И он пошёл. Без оглядки. Сквозь миражные перегонные кубы и выжженные реторты ландшафта. Ветер нёс его последние слова, растворяя их, как спирт в воздухе:*

**«Иду. Проверим твою методику, коллега. На прочность.»**