Спор⁠⁠

Было это в 90-х , родители уехали в Польшу на заработки, ну а я остался с бабушкой в хрущевке на окраине Москвы. Мне было 8, я только пошел во второй класс, школа была довольно далеко, добираться нужно было по получасу а то и по 40 минут. К сожалению все ребята из моего и соседних дворов были минимум на 4 года старше. Выбирать с кем гулять я не мог и поэтому тусовался с ними.

Вскоре я сдружился с одной из компаний, ну, как сдружился, я был слишком мал, чтобы понимать, что меня просто использовали. Развод был прост: меня брали на слабо в споре, выиграть который я априори не мог, настаивая при этом на том, что долг для мужика - дело чести. Эти самые долги я отдавал мелочью или игрушками, не знаю зачем 7-и классникам нужны были эти машинки и солдатики, но тогда меня это не волновало, я считал себя мужиком. Они хорошо играли свои роли - должен я был постоянно.

И вот однажды мы решили не просто гулять во дворе, а сходить на заброшенный фарфоровый завод. Завод этот был старше меня раз в 10, он пережил 2 из 2 мировых войн, и, по словам ребят, был разрушен немцами в 40-х годах. Размышлять над тем, был он разрушен немцами (что в принципе не имело смысла, т.к. немцы до этих территорий так ни разу и не дошли) или местой шпаной как только его закрыли я не хотел, да и не мог. Пробраться внутрь особого труда не составило и через минут 5 мы уже ходили по полуразрушенным цехам. Дальше произошло то, о чем я по идее должен сожалеть. Я увидел закрытую дверь с висящим на ней замком, в который был вставлен ключ. Вернее, я был единственный, кто увидел эту дверь, и по-дурости показал остальным. Открыть дверь было легко, на это не ушло и минуты. За ней была лестница, ведущая ,судя по всему, в подвальные помещения завода. Очередной спор не заставил себя долго ждать. Условия были просты: я спускаюсь по лестнице, они закрывают дверь, и я стою там 10 секунд, после этого я выхожу без долгов за спиной. Однако если я не продержусь нужное время - долг удваивается. Мое согласие, так же как и спор, не заставило себя ждать.

И вот я уже спускаюсь вниз. Помню азарт в их глазах и безумную ухмылку одного из ребят. Я не придал этому значения тогда, наверное зря. Внизу была небольшая площадка 2х2 метра, а слева дверное отверстие, в котором почему-то отсутствовала сама дверь. Спустя мгновения дверь наверху была заперта, заперта на замок. И тут даже не мой прокол, мол, мог бы и забрать ключ с собой, нет, они бы просто подперли ее своими телами. Прокол был в том, что я согласился на спор. И вот я стою один в кромешной тьме, слышу хохот этих мразей за дверью, и меня начинает охватывать паника. Тревожность при спуске, превращается в дикий ужас осознания, осознания того, что придется мне тут простоять не 10 секунд, а много больше. Наплевав на условия, я бегом поднимаюсь по лестнице и начинаю колотить в дверь что есть мочи. Это не помогает, они слишком заняты своим смехом над "пиздец каким смешным" приколом. Но все это ерунда. Нет, серьезно. Ужас начался тогда, когда спустя минуту я услышал приближающиеся шаги внизу слева. Ужас усилился тем, что больше не было слышно их смеха. Это был конец. Я сел на колени упершись лбом в дверь, рыдал, и умолял открыть . Шаги приближались, мозг рисовал ужасные образы твари, которая живет в подвале заброшенного завода, а по ночам охотится на людей, которые спешат домой после поздней работы. Я слышал эту тварь уже совсем близко, уже у лестницы...

Дверь отворилась и я вывалился прямо на пол, весь в соплях и слезах. Мне было уже плевать на все, я лишь хотел отомстить. Впервые за все время, спор был предложен мною. Они должны были простоять там те же 10 секунд, и я отдам им все свои игрушки и конфеты. А учитывая то, что их четверо, согласились они сразу.

Это был самый прекрасный момент в моей жизни. Они спускаются вниз. Они глупы. Оставили и замок, и ключ. Это их прокол. Последний прокол. Я закрывал дверь и смотрел на их лица, они не понимали, что будет дальше. Я буквально прочувствовал каждой клеткой своего тела, как изменились их мысли, когда они услышали щелчок закрывающегося замка. Я слышал их вопли, слышал как она жрала их. Никто их больше не видел. Никто.