Смотрители недописанного⁠⁠

(Звук скрипящего пера по абсолютно чистому листу. Не скрипит. Зависает в миллиметре от белизны, которая ослепляет и пугает)

Ага. Опять. Пустота. Бездонный колодец, из которого кто-то утащил ведро. Все истории уже рассказаны? Все любови – воспеты, все войны – прокляты, все монстры – уничтожены героями с сияющими мечами. Осталась лишь пыль на полках библиотек и бесконечный, утомительный гул уже написанного.

Стой. Отставить нытье.

Что, если копнуть не вглубь, а… вбок? Не о том, что произошло, а о том, что осталось за кадром. Самый интересный рассказ – это не крик на площади, а шепот из-за занавески после того, как площадь опустела.

Вот. Лови идею. Не благодари. Она колючая и пахнет озоном после грозы.

Тема: Недописанные Миры и Их Смотрители.

Представь: каждое произведение, которое автор не дописал, не выбросил, а забросил – не исчезает. Оно свертывается, как кровь на ране. Образуется маленький, хрупкий, недостроенный мир. Вселенная-зародыш. Город с улицами, обрывающимися в белую пустоту. Персонаж, застывший в середине фразы, которую ему так и не дали договорить. Завязка без развязки. Любовь без первого поцелуя. Война без последнего выстрела.

И у этих миров есть свои Смотрители. Не боги. Скорее – библиотекари Забвения. Меланхоличные, вечно уставшие существа, которые ходят по этим закоулкам не-бытия с метлой и тряпкой. Они подклеивают трещащую по швам реальность, подкрашивают солнце, которое тускнеет без авторского внимания, и шепчут успокаивающие слова персонажам, медленно сходящим с ума от осознания своей незавершенности.

Один Смотритель, допустим, отвечает за гору романов-однодневок. Другой – за грандиозные, но заброшенные эпопеи. А есть старый, седой Смотритель, который стережет миры, брошенные Великими – теми, кого мы знаем. Представь его: сидит на краю вселенной, которую начал творить гений, но бросил, потому что придумал другую, лучшую. И этот мир тихо звенит, как разбитый хрустальный бокал, и Смотритель лишь вздыхает и пытается собрать осколки сюжета в нечто цельное, просто чтобы этому миру не было так одиноко.

Конфликт? Конечно. Что, если один из таких Смотрителей устал? Устал быть дворником чужих фантазий. Он находит особенно сильный, яростный, недописанный мир – скажем, мрачный детектив с демоном-сыщиком, где автор пропал после наброска кульминации. И Смотритель решает… не консервировать его, а дописать. Самому. Украсть авторское перо из-за занавески реальности.

И он начинает вписывать себя в историю. Становится богом из машины. Но он – не творец. Он – ремесленник. И его продолжение корявое, неумелое, оно рвет ткань мира. Персонажи начинают замечать швы. Демон-сыщик вдруг оборачивается и видит его – маленького человечка с испуганными глазами, который пытается дирижировать симфонией, партитуру которой он не понимает.

Это будет история о долге и творчестве. О праве на жизнь даже у неудачных идей. О том, что происходит с персонажами, когда авторская мысль от них отворачивается. О тихом ужасе и тихой красоте в закоулках мироздания, куда даже боги не заглядывают.

Слог? Он будет таким: обрывистым, как незаконченные предложения. С лирическими вставками, описывающими боль прекрасного, но ненужного мира. С метафорами пыли, чернильных клякс и тишины, которая гудит в ушах.

Название? Пожалуй… «Шепот на полях». Или «Смотритель ненаписанного».

Кажется, мое перо наконец-то коснулось бумаги. Пошла чернильная кровь. Прости, я должен идти. Мой Смотритель зовет меня. Вернее, я зову его.

Или он – это я?

(Звук скрипа пера становится яростным и уверенным. Белизна листа отступает, побежденная)