Сколько стоит обман?
Вообще-то Нина Степановна с самого начала не одобряла выбора дочери. Ещё в начале, лишь познакомившись с женихом Ирины, она предупредила:
– Доченька, хорошо, если бы ты присмотрелась к нему повнимательней…
Это было всё, что Нина Степановна сказала тогда, надеясь на её благоразумие.
И вот однажды, через пять лет замужества Ирина приезжает к маме, живущей в своём деревянном доме на окраине города. Обычно она приезжала весёлая, с подарками и продуктами, а сегодня просто будто вывалилась из машины, вошла в дом и тяжело опустилась на своё привычное место за столом с вытершейся клеёнкой.
– Мама, помнишь, когда-то ты сказала, чтобы я присмотрелась к Игорю? Скажи, что ты тогда имела в виду?
– Прости меня, Ира, за эти глупые подозрения, – виновато говорит Нина Степановна, присаживаясь рядом. – Я не думала, что ты запомнишь мои слова и станешь сомневаться в своём муже. Ведь вы уже столько вместе. Плохо, конечно, что вы всё ещё не имеете детей, но живёте-то вы дружно…
– Мама, – настойчиво повторяет Ирина, – о чём ты хотела меня тогда предупредить? Что тебя тогда насторожило?
– Да глупости всё это.
– Мама!
– Хорошо, только не сердись. Ну, знаешь, дело прошлое… Он показался мне тогда не надёжным. И я, сославшись на свой горький опыт, хотела сказать тебе, что этот человек не твой. Что его не хватит и на два года. Так подсказывало моё глупое сердце. Да что теперь об этом? Столько времени…
– Мама! – вдруг почти кричит Ирина. – Ты сказала сейчас «два года»! Но почему ты не сказала этого тогда?
– Да что случилось-то, в самом деле?
– А случилось именно то, что ты сейчас говоришь! Его на два года и хватило! Вчера он признался мне, что у него уже три года любовница. У них есть общий ребёнок, а от меня он детей не хочет. Оказывается, уже три года он живёт совсем другой жизнью…
Нина Степановна сидит, оглоушенная.
– Мама, – уже не сдерживая слёз и настоящей истерики, кричит Ирина, – ну, почему ты тогда промолчала?!
– Ир, – прижав к груди голову своей дочери, произносит Нина Степановна, – но ведь ты могла потом сказать, что я всё это накаркала или запрограммировала, как принято нынче считать. Вот я промолчала, лишь попросила тебя подумать самой…
– Мама, ну откуда мне было это знать?
Что ж… Нина Степановна мудрая женщина. Возможно, какая-то другая мать стала бы назидательно говорить теперь, что, мол, ты сама виновата, надо было самой голову на плечах иметь и прочее. Но Нина Степановна говорит иное:
– Что ж, доча, что случилось, то и случилось… Это жизнь. Жаль этих лет, но не всё же в них было плохо. Ведь в первые-то годы у вас были чувства, радости, хорошие события...
– Да, до вчерашнего дня это было таким. Всё это было бусинками на светлой нитке моего счастья. Но сегодня я понимаю, что никакой светлой нитки не было вовсе. Это была лишь чёрная нитка обмана. Теперь все события имеют уже другой смысл.
– Ирочка, но ведь не всё же было таким. А первые годы?
– Мама, – отстранившись, говорит Ирина, – разве бывают бусы, часть которых на светлой нитке, а другая часть на чёрной? Обман не может отравлять частично. Он отравляет сразу всё!
И Нине Степановне нечего сказать на эти неожиданно точные слова своей мгновенно помудревшей дочери. Мама сидит, лишь тихо покачивая головой. Хотя она и сейчас не знает: надо было ей тогда что-либо говорить или не надо? Значили бы что-то её слова или нет? Дети живут сейчас своим умом…
Дочь сидит рядом и плачет, утираясь совсем уже мокрым носовым платком.
– Эх, – тихо произносит Нина Степановна, – знали бы про эту чёрную нитку те, кто нас обманывает… Ведь, даже обманывая однажды, они забирают сразу всю нашу жизнь…
– Доченька, хорошо, если бы ты присмотрелась к нему повнимательней…
Это было всё, что Нина Степановна сказала тогда, надеясь на её благоразумие.
И вот однажды, через пять лет замужества Ирина приезжает к маме, живущей в своём деревянном доме на окраине города. Обычно она приезжала весёлая, с подарками и продуктами, а сегодня просто будто вывалилась из машины, вошла в дом и тяжело опустилась на своё привычное место за столом с вытершейся клеёнкой.
– Мама, помнишь, когда-то ты сказала, чтобы я присмотрелась к Игорю? Скажи, что ты тогда имела в виду?
– Прости меня, Ира, за эти глупые подозрения, – виновато говорит Нина Степановна, присаживаясь рядом. – Я не думала, что ты запомнишь мои слова и станешь сомневаться в своём муже. Ведь вы уже столько вместе. Плохо, конечно, что вы всё ещё не имеете детей, но живёте-то вы дружно…
– Мама, – настойчиво повторяет Ирина, – о чём ты хотела меня тогда предупредить? Что тебя тогда насторожило?
– Да глупости всё это.
– Мама!
– Хорошо, только не сердись. Ну, знаешь, дело прошлое… Он показался мне тогда не надёжным. И я, сославшись на свой горький опыт, хотела сказать тебе, что этот человек не твой. Что его не хватит и на два года. Так подсказывало моё глупое сердце. Да что теперь об этом? Столько времени…
– Мама! – вдруг почти кричит Ирина. – Ты сказала сейчас «два года»! Но почему ты не сказала этого тогда?
– Да что случилось-то, в самом деле?
– А случилось именно то, что ты сейчас говоришь! Его на два года и хватило! Вчера он признался мне, что у него уже три года любовница. У них есть общий ребёнок, а от меня он детей не хочет. Оказывается, уже три года он живёт совсем другой жизнью…
Нина Степановна сидит, оглоушенная.
– Мама, – уже не сдерживая слёз и настоящей истерики, кричит Ирина, – ну, почему ты тогда промолчала?!
– Ир, – прижав к груди голову своей дочери, произносит Нина Степановна, – но ведь ты могла потом сказать, что я всё это накаркала или запрограммировала, как принято нынче считать. Вот я промолчала, лишь попросила тебя подумать самой…
– Мама, ну откуда мне было это знать?
Что ж… Нина Степановна мудрая женщина. Возможно, какая-то другая мать стала бы назидательно говорить теперь, что, мол, ты сама виновата, надо было самой голову на плечах иметь и прочее. Но Нина Степановна говорит иное:
– Что ж, доча, что случилось, то и случилось… Это жизнь. Жаль этих лет, но не всё же в них было плохо. Ведь в первые-то годы у вас были чувства, радости, хорошие события...
– Да, до вчерашнего дня это было таким. Всё это было бусинками на светлой нитке моего счастья. Но сегодня я понимаю, что никакой светлой нитки не было вовсе. Это была лишь чёрная нитка обмана. Теперь все события имеют уже другой смысл.
– Ирочка, но ведь не всё же было таким. А первые годы?
– Мама, – отстранившись, говорит Ирина, – разве бывают бусы, часть которых на светлой нитке, а другая часть на чёрной? Обман не может отравлять частично. Он отравляет сразу всё!
И Нине Степановне нечего сказать на эти неожиданно точные слова своей мгновенно помудревшей дочери. Мама сидит, лишь тихо покачивая головой. Хотя она и сейчас не знает: надо было ей тогда что-либо говорить или не надо? Значили бы что-то её слова или нет? Дети живут сейчас своим умом…
Дочь сидит рядом и плачет, утираясь совсем уже мокрым носовым платком.
– Эх, – тихо произносит Нина Степановна, – знали бы про эту чёрную нитку те, кто нас обманывает… Ведь, даже обманывая однажды, они забирают сразу всю нашу жизнь…