Серые Ночи. Глава первая. Ночь первая (2/2)
Запах смерти вытекал из выбитых окон и дверей. Слова Ольги — "Мусора нас с потрохами сожрут. Кто нам поверит?" — эхом звучали в голове. Жуткое предчувствие стягивало грудь, но никто не подавал вида, что боится.
Мрак внутри заброшенного здания казался живым. Шум ветра трепал остатки металлического профиля, пробиваясь через разбитые стекла. Милицейские машины уже здесь: дрожь по спине хоть и не хотелось признавать, была от облегчения. Однако покой продлился всего несколько секунд.
С визгом шин несколько машин резко затормозил рядом с ними, двери распахнулись, и из машины выбежали несколько человек в милицейской форме. "Стоять на месте!" — пронеслось хриплым рыком. Буквально одну секунду спустя на Рыкова налетели одновременно двое, рванули с силой, бросили лицом в грязь. Александр попытался что-то сказать, но кто-то молча пнул его в бок, опрокинув в ту же мерзкую слякоть. Наручники заковали руки за спиной едва ли не до хруста, Лариса вскрикнула, но её тоже схватили, уронив на землю. "Да вы что делаете?!" — попыталась она крикнуть из грязи, но сзади тут же последовало грубое "Заткнись!"
Пока трое лежали лицами вниз, кто-то из милиционеров с ругательствами устремился внутрь склада. Раздались первые шаги, но тут же их прервал возглас отвращения. Оперативники вывалились обратно из двери, будто те, кто побывал на пороге ада. Один из них согнулся, хватаясь за живот, громко и рвано начал блевать в замерзшую грязь. Второй лишь покачал головой, растерянно пытаясь закурить дрожащими руками. "Черт побери, это что за мясорубка?!" — донеслось как будто несколько отдаленно. Кто-то же всё это сделал. И теперь подозрение падало на тех, кого со всей излишней злостью милиционеры обездвижили у разбитого склада.
Максим до последнего сопротивлялся. Его возмущенный голос оглушал темное пространство переулока:
— Но это я вызвал милицию! Вы… вы не имеете права! Мы не делали этого!
Человек в легком пальто шагнул вперед. Его взгляд — яростный, отражающий отблески дальних фонарей, как у ночного хищника, — остановил крик Максима на полуслове.
— Следователь убойного отдела, — сухо представился он, холодный голос обжигал уши: — Подлесных. Роман Леонидович.
Максим попытался заговорить снова, но не успел. Подлесных одним движением схватил его грубыми пальцами за подбородок, насильственно развернув лицо к себе. Глаза следователя будто пронзили его насквозь, поблескивая неестественным, почти мертвенным светом.
— Заткнись и лезь в машину, — шипение прозвучало с такой силой, что Максиму показалось, будто это был не голос человека, а нечто далекое, из глубин самого его сознания. Голова вдруг закружилась, а где-то в затылке мелькнул болезненный холод. Макс мог бы поклясться, что почувствовал, как невидимые, ледяные пальцы, чуждые и неправдоподобные, копаются в его разуме. Все его мысли спутались, ярость сразу потухла, а тело перестало слушаться. Он автоматически ступил вперед и молча залез в милицейскую машину.
Лариса, вся дрожащая, вжимала спину в прохладный металл машины. Александра посадили рядом, но лицо его оставалось пустым — он явно копался в себе, пытаясь найти ответ на этот кошмар: откуда кровь на их руках? Почему мертвые, холодные лица погибших преследуют их даже с закрытыми глазами?
Машина тронулась, оставляя за собой обледеневшую улицу, изрезанную тусклым светом фонарей. Молчание воцарилось внутри вместе с ощущением безысходности.
Башня Смерти вырастала перед ними среди ночи. Она всегда подавала себя внушительно: высокие бетонные стены, которые уходили ввысь, будто сопротивляясь законам пространства. Жуткий шпиль главной башни утопал в подрагивающем ночном небе, скрывая свою вершину в облаках. Снаружи это место олицетворяло что-то извечное, неизбежное и грязное. За воротами уже слышался шум. Лязг решеток. Крики.
Когда машина остановилась, Подлесных скомандовал холодно и коротко:
— По одному.
Их вывели с нескрываемой грубостью. Голос Александра, впервые прорвавшегося сквозь оцепенение, был тихим, но дрожал:
— Что будет с нами? Мы не знаем, почему мы там оказались. Кто настоящий убийца?
Подлесных даже не посмотрел на него. Он уже шел вперед, невыразимым, безразличным шагом глаза-хищника гасли под мертвыми фонарями серого коридора.
Каждого из троих завели в отдельную камеру. Железные двери клацали, как челюсти чудовища. Единственной компанией каждого из них стало чувство полной оторванности от реальности.
***
Спустя час томительного ожидания дверь камеры громко скрипнула, и в проеме появился тот жуткий мужчина в легком пальто. Подлесных. Его холодный взгляд пробежался по Александру, прежде чем тот сделал шаг внутрь, плотно захлопнув за собой дверь. Тишина зазвенела в воздухе, как натянутая струна.
Подлесных сел напротив Александра. Его рука невзначай потянулась к блокноту, но не сделала записей — вместо этого он заговорил, ровным, но каким-то слишком уверенным голосом:
— Александр, нам нужно обсудить сегодняшний инцидент. По показаниям свидетелей вас было пятеро, кто ваши сообщники? Зачем вы устроили бойню?
Александр упрямо прищурился.
— Пятеро? Я не понимаю, о чем вы. С нами была еще одна девушка но она ушла.
Взгляд Подлесных стал тяжелее, а голос — ниже, будто каждое его слово обретало собственный вес.
— У меня уже есть показания твоих друзей, — медленно произнес Роман, наклоняясь чуть ближе, так что Александр почувствовал напряжение, исходящее от его фигуры. — Не хочешь ничего добавить? Расскажи мне всё. Сейчас.
Однако Александр действительно не знал, о чем идет речь. Его взгляд метнулся вниз, он стиснул пальцы, ощущая, как начинает спадать сосредоточенность. Ему вдруг захотелось что-то сказать, очень важно и срочно… но что именно, понять он не мог.
— Вам не скрыть правду, — голос Романа стал мягким, пугающе спокойным. Его слова, словно тихий набат, начали проникать прямо в мысли. — Кто вас послал? Кто твой сир?
Александру вдруг показалось, что пространство в комнате стало тесным. Каждая из фраз оставляла сомнения, словно угадывала несуществующие ответы внутри его сознания. Голос Романа гулко отражался в нервной уйме мыслей. "Я ничего не знаю! Не понимаю!" — пытался воскликнуть Александр внутренне, но его сознание рвалось на части.
— Вы слышите меня? — процедил Подлесных. Его взгляд, точно ледяной штырь, словно прорезал биение страха в голове Александра. — Расскажите все.
Александр знал, что должен сопротивляться. Логика билась внутри него, как птица в клетке, но с каждым вопросом Романа становилось труднее цепляться за мысль, как за спасательный круг. Его разум будто окутала дымка — странная, холодная, и неприятная, чужая.
Проглотив подступивший ком в горле, Александр наконец выдавил:
— Я... честно, ничего не сделал. Вы ошиблись.
Подлесных, напротив, выглядел уверенным. Он еще некоторое время смотрел Александру в глаза, а потом просто встал и вышел.
***
Максим сидел в углу своей тесной камеры, притворно лениво покачивая ногой. Серые стены угрюмо давили, но он, казалось, не замечал их. Губы его шевелились, едва слышно выводя строки:
(Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном…)
— Интересный выбор, — раздался вдруг в комнате голос.
Максим резко замолк, отрывая взгляд от пола. На пороге стоял Роман Подлесных; его силуэт четко выделялся на фоне яркого света из коридора. Прежде чем войти, он пристально осмотрел помещение, будто проверяя, не спрятано ли что-то в тени.
Заглянув в равнодушные глаза Максима, Подлесных спокойно закрыл за собой дверь и сел напротив. Максим посмотрел на него, потом с усмешкой закинул руки за голову, будто устраиваясь поудобнее.
— Творческая натура? — холодно начал Роман. — Или вы уже мыслями где-то высоко?
Максим молчал. Только уголок его губ приподнялся в насмешке.
— По показаниям свидетелей вас было пятеро, — Голос Романа был ровным, но в нем чувствовалась натянутая струна скрытого напряжения. — Где остальные?
Максим закатил глаза, делая вид, что скучает. Но внутри него что-то защемило. Он не мог позволить себе слабости.
— А вы сами так хотите найти их, — ответил он едва слышно, — чтобы кто-то взял на себя вину?
— Не нужно отвлекаться. — Подлесных слегка прищурился. В его голосе чувствовалась угроза, но одновременно с этим холодный профессионализм. — Кто ваш сир? Кто вас обучал?
Слово "сир" ударило Максима, как невидимый кулак. Его улыбка дрогнула, но он тут же вернул себе маску равнодушия.
— Сир? — он изобразил притворное недоумение. — Вы о чем вообще?
Но Роман не спускал с него глаз. Его вопросы казались не просто словами — они проникали в самое сознание, выискивали слабые места.
— Что за ритуал вы там проводили? — продолжил Роман, слегка подавшись вперед.
Максим чувствовал, как воздух в комнате стал тяжелым. Каждое слово Подлесных отзывалось в голове, как тяжелый валун, катящийся по нарастающему склону. Он словно уже не мог доверять собственному разуму.
— Как долго вы этим занимаетесь? Кто привел вас в эту секту? Где проходят встречи? — Роман начал задавать вопросы быстрее, без пауз, оставляя все меньше пространства для маневра.
Максим почувствовал, как его руки начинают дрожать. Сумрачные стены камеры начали будто сжиматься, становясь ближе с каждым мгновением.
Роман, не моргая, смотрел прямо в глаза Максима. Его взгляд был колючим, ледяным, и словно видел больше, чем позволяли слова.
— Говори правду. Или будет поздно, — сказал он спокойно, с нажимом на каждое слово.
У Максима мутнело в голове. Казалось, что его вытаскивают из реальности, вытягивая остатки того, что он мог контролировать. Логика размывалась, будто таяла на глазах. Все сильнее он ощущал, что сопротивляться практически не осталось сил.
Его сознание словно пропадало, уступая место чему-то чужому, чего он никак не мог объяснить. Казалось, что мысли его не принадлежат ему, а слова вкладываются прямо в его мозг, раздробленный и изнеможденный.
Подлесных, едва заметно улыбаясь, наклонился чуть ближе.
— Нет смысла держаться, Максим, — сказал он низким... гипнотическим голосом.
Максим почувствовал это воздействие — оно не было ни агрессивным, ни варварским: тягучее, как туман, оно заполняло сознание, нежно стирая у него оставшиеся силы для сопротивления.
— Расскажи всё, — спокойно продолжил Роман. — Всё, что произошло.
Горло пересохло, разум пульсировал уже не страхом, а каким-то отравляющим, странным спокойствием. Максим с трудом осознал, что слова сами сорвались с его губ.
Он рассказал. Всё что помнил, все что понимал. Держась за голову, Максим осознал, что произнес слова, которые не хотел бы произносить никогда.
— Что со мной? Что это вообще?.. — срывающимся голосом выдавил он, вцепляясь пальцами в свои волосы.
Подлесных невозмутимо выпрямился. Его голос больше не обладал тягучей, "завораживающей" тенью, но холодная отчетливость слов пробирала до костей.
— Это вполне естественно. Теперь ты нежить, — сказал он спокойно.
Максим потупил взгляд.
— Что?.. Ч-что это значит?.. — он рассмеялся, нервно и коротко.
Роман не ответил. Лишь хладнокровно потянулся к карману своего пальто. Его рука медленно достала пистолет. Теперь время будто замедлилось.
Максим даже не успел осознать происходящее, как резкий звук выстрела будто размазал мир перед глазами. Удар пришелся прямо в сердце — или туда, где оно должно было быть.
Дыхание перехватило на мгновение. Он зажмурился, ожидая агонии, паники, боли... но вместо этого ощутил лишь тупую пульсацию, будто выкрученную, приглушенную, как воспоминание в замедленной перемотке.
Он открыл глаза. Его рубашка намокла от крови, но та не текла ручьями, как он ожидал, а вязко застыла, придавая странный металлический блеск.
— Что... что вы сделали?! — выкрикнул Максим, оглядывая себя и замирая перед раной. Она мешала воздуху проникать в лёгкие, но вместо смертельного ужаса была только слабая, почти фонящая пустота.
Подлесных оглядел молодого человека сверху вниз и удовлетворенно кивнул.
— Вижу, начал понимать. Добро пожаловать в новый мир, Максим. Мы с тобой ещё поговорим. — Он убрал пистолет в карман и, не глядя на Максима, направился к двери.
— Подождите! — Максим вскочил на ноги. — Что вы имеете в виду? Что вы со мной сделали?!
Но Роман, не обернулся и не ответил.
Дверь прогудела тяжёлым металлическим звуком, закрывая за ним путь.
Максим, оставшийся наедине с кровавой раной, вглядывался в свои руки — такие же, как прежде, но столь болезненно чужие.
***
Лариса сидела на холодных нарах, свернувшись как можно меньше, будто стараясь исчезнуть. Слабый свет, пробивающийся из угла камеры, делал её облик хрупким и почти невесомым. Но внутри всё кипело. Ничто из того, что она ощущала, не поддавалось простому объяснению. Усиленный слух ловил каждый звук за пределами камеры, будто стены внезапно стали бумажными. Она слышала, как милиционеры неспешно рассаживаются за рабочие столы, тихое жужжание переговорных устройств и даже шаги человека в другом крыле здания.
Внутри нее росло странное чувство. Оно не было лишь голодом в привычном смысле. Скорее это ощущение сочетало в себе тягучую жажду, которая липким воском обволакивала всё тело. Сама Лариса не понимала, что именно требует её организм, но это ощущение пугало её до остекленения. Она потеряла черту, отделяющую реальность от иллюзии. Или… что-то стало меняться?
Вдруг где-то позади, за стенами вытянутого, неприветливого коридора, она услышала тяжелые, уверенные шаги. Слишком чёткие, чтобы их спутать. Это был Роман Подлесных. Сперва он зашел в камеру к Александру. У неё даже не было нужды прислушиваться. Это был допрос, но каждое слово Подлесных звучало как нож. Чуть позже шаги снова затопали вдалеке. Она напряглась, прислушиваясь, и услышала, как загремел засов камеры Максима. Лариса слышала каждое произнесенное слово и содержание разговоров ее потрясло.
Раздался резкий звук выстрела. Лариса вздрогнула всем телом, резко прикрыла уши руками: звон пронзил её голову, будто пуля попала прямо в сознание. Однако что пугало сильнее — так это отсутствие у неё сил двигаться или протестовать. Она чувствовала, что её природа изменилась, но не знала почему.
Спустя несколько минут мир снова застыл в гробовой тишине. И вдруг… дверь ее камеры приоткрылась. Лариса затаила дыхание, интуитивно прижимаясь плотнее к стене. Поверив в чужую тень на пороге, она подняла взгляд. Конечно, это он — Роман Подлесных.
Он молча смотрел на неё несколько долгих секунд, но чего он ждал, Лариса не понимала. Она видела только холодный блеск в его взгляде, который пронзал любое её сопротивление.
Роман обернулся, коротко выдохнув. — Да к чёрту! — и вышел, хлопнув дверью.
Эхо его шагов гулко потонуло в коридоре. А спустя какое-то время всё вокруг стало нерезким; словно воздух наполнили густой тьмой, а стены поплыли. Ресницы Ларисы дрогнули, и вскоре мир перед её глазами окончательно померк.
Лариса снова оказалась в том бесконечном, лишенном логики пространстве. Её разум вновь погрузился в это стерильное царство тьмы, где не было ни стен, ни потолков, ни даже горизонта. Единственное, что воспринималось ее ощущениями, — это холодная, гладкая плоскость под ней, напоминающая водную гладь, но лишённая текучести. На этот раз место не было таким пустым, как прежде. Раньше тьма лишь угрожала, но теперь она взрывалась кровавой реальностью. Лариса остолбенела, когда её глаза стали различать изувеченные тела, хаотично раскиданные вокруг неё. Некоторые были порваны на куски так жестоко, что черты людей в них угадывались с трудом. Казалось, что эти несчастные пали жертвами рук безумного существа, которое не знало меры ни в жестокости, ни в ярости.
Она почувствовала, как дрожь проходит по её телу, но двигаться не могла. Невидимые путы словно сковывали каждую клеточку её существа, подчиняя ее чужой силе. Паника растеклась по ее сознанию, нагнетаемая кошмарным видом: несколько тел были разодраны до состояния, где ткани и кости сливались в нечто неописуемо уродливое, но отталкивающе реальное. Тогда Лариса увидела её — личность, из которой ночной ужас соткал свою главную фигуру.
Темный двойник. Её копия. Точь-в-точь она сама, но изуродованная смертью. Лицо, столь знакомое, казалось, слеплено из воска, что подтаял на пламени. Блеклые глаза без жизни были вперены в груды мертвых, а губы, почерневшие и потрескавшиеся, бесшумно шевелились, наслаждаясь внутренней пиршественной пляской. Лариса с ужасом смотрела, как её двойник с яростным аппетитом впивается зубами в очередной кусок плоти несчастного, раздирая его руками. Это неподвластное здравому смыслу пиршество длилось часы — бесконечные, страшные, лишенные времени.
Затем двойник внезапно прекратил свой безмолвный ужин. Медленно повернув голову, он устремил свои мертвые глаза прямо на Ларису. Губы приоткрылись, и по молчаливой, холодной тьме разнеслось:
«Принеси мне еще!»
Эти слова, словно кинжал, вонзились в сознание. Лариса почувствовала, как её сердце бешено забилось, но в этот момент сцена словно рассыпалась. Она резко очнулась, ощутив грубую жесткость железных нар. Камера предварительного заключения вновь раскрыла ей свои холодные серые стены. Всё кругом было обычным и реальным. Но мысленный образ зверского двойника всё ещё стоял перед её внутренним взором, заставляя её судорожно глотать воздух и чувствовать, как её руки до сих пор сковывает призрачная неподвижность.
Она не знала, где находиться сейчас хуже — среди залитых кровью теней или в этом равнодушном, лишенном объяснений реальном мире.