Мертвые хлебожоры⁠⁠

Любая нечисть – воплощенный образ страха. Энциклопедия народных суеверий – список того, что боялся народ.

К слову сказать, в том числе поэтому сегодня у образованной публики нет демонологии. Заблудиться в лесу практически невозможно: выйдешь по спутнику, а не выйдешь – спасатели найдут (леший выходит из чата). Истосковаться "в щепку" по умершему мужу сложно: накормят антидепрессантами, отправят к психологам, а кому совсем тяжко – к психиатрам (пока, огненный змей!).

Старая деревня знала немало страхов. Особенно необычное воплощение получила боязнь остаться без куска хлеба. Почти все крестьяне жили впроголодь, дорожили каждым куском. Поэтому нечисти приписывали особую пакость – сожрать съестные припасы и приготовленную еду.

Этим грешили, например, недовольные домовые. По народной молве, если разозлить домового, он не только станет давить спящих, греметь и стонать по ночам, но и втихаря сточит провиант. У Даля упомянут особый "подвид" домового - Невидимка, который "невидимо берет все съестное, что полюбится, в лавках и харчевнях".

Невидимка был гурманом, а вот демоны шуликуны, выезжающие в святки из прорубей, соглашались на обычный корм и тоже были не прочь объесть деревню. Они пробирались в амбары и от этого "незаметно кончались припасы". В Сибири, чтобы обезопасить хлеб от шуликунов, амбары обводили обожженным осиновым колом.

Или дети, украденные нечистью. Ходили, бедные, по избам, пили молоко, оставленное без крестного знамения, и воровали из крынок сметану. И больше ничего...

Или, наоборот: подмененные - подложенные нечистью вместо детей веники и чурбаны. Они имели вид детей, а умели только капризничать и жрать. Причем жрали за троих.

Но самыми прожорливыми были мертвецы, которые в сумерках бродили по богоспасаемому Отечеству. Кровососов в русском фольклоре XIX века практически не было: это украинская, да и в целом западно- и южнославянская тема. Наши покойнички вредили по-другому: приходили ночью в избу и жрали, в основном хлеб, потому что другое появлялось нечасто.

В Псковской губернии рассказывали, что после смерти колдуны шастают в свои избы и настойчиво требуют их накормить. В Орловской губернии трупы колдунов шантажировали домашних: не накормите - все в избе переколотим!

В Тульской губернии список злодеяний мертвых колдунов звучал так: по ночам выходят из могил и бродят в саванах по кладбищу, пугая народ, ходят в бывшие дома, стучат там, буянят и без спросу "достают сами себе есть". Представляете! Сами себе!

Молодой тульский мужик жаловался священнику на мертвую мать-ведьму: "Войдет, это, в избу и начнет ходить по избе. То словно в печку полезет, то по полавашникам шуршит, то шкаф словно отворит, ну одним словом, везде заглянет, как настоящая хозяйка. А есть ей так уж всякую ночь оставляй на столе. Как сейчас поужинали сами, так все, что осталось, и не тронь на столе. А если когда не оставишь ничего, так разозлится, все горшки перебьет!"

Как писала Надежда Александровна Тэффи: "Ужас! Ужас! Волосы дыбом!"

Таким хлебожорам в конце концов вбивали осиновый кол: хорошо, если в могилу, в грудь или спину, но бывали и другие, более курьезные варианты.

Антон Нелихов