"Дурка". Часть шестая
За неделю до Нового года ко мне подошел Степа и, помявшись, протянул пачку сигарет
© Гектор Шульц
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
Часть пятая.
Часть шестая.
В палате, к моему удивлению, никого кроме спящей Панковой не оказалось. Макарова, в отличие от Раи, предпочитала ночные смены проводить в своем кабинете, наплевав на больных из палаты буйных. Но, если больная спит и ведет себя спокойно, то чего бы и нет. Я не судил толстую медсестру. Даже порадовался, что мне не придется ни с кем разговаривать. И, конечно же, ошибся.
- Денис! – застонала на кровати Наташа. Я вздохнул и, подойдя ближе, положил ладонь ей на плечо.
- Тише, тише. Здесь никого нет. Спи.
- Денис! – более громко воскликнула девушка. Я легонько потормошил её и, когда глаза Наташи сфокусировались на моем лице, приложил указательный палец к своим губам.
- Будешь шуметь, тебе опять укол сделают, - предупредил я. Наташа понятливо кивнула и, вздохнув, закусила губу.
- Я думала, что это он пришел.
- Кто? Денис? – спросил я.
- Да, - улыбнулась девушка. Улыбка была такой нежной, что я тоже невольно улыбнулся.
- Кто он? Денис этот.
- Мой Денис, - снова улыбнулась она и тут же нахмурилась. – Нет… Он не придет. Я знаю. Мне надо… надо…
- Тебе надо успокоиться, Наташ. Или я позову Кострова и Макарову. Она с тобой церемониться не будет. Лучше поспи спокойно, чем тебя опять привяжут.
- Они трогали меня! – возмущенно воскликнула девушка, прижав руки к груди. И тут же обмякла. Всхлипнула и с мольбой посмотрела на меня. – Он придет?
- Да. А теперь успокойся, пока Азамат не вернулся.
- Хорошо, - глубоко вздохнула она и закрыла глаза. На губах снова появилась улыбка. – Мы танцевали… Это было так тепло… Так хорошо… А потом… потом…
- Спи, - тихонько ответил я. Поправил ей одеяло и, повернувшись, увидел, что на меня с улыбкой смотрит Витя.
- Хватит нянчиться с ней, малец, - хрипло ответил он. – Через неделю она выйдет, потом опять вмажется и окажется здесь. Снова.
- А что за Денис, которого она постоянно вспоминает? – спросил я, подходя к санитару. Тот поджал губы и вздохнул.
- Хуй его знает. Но он правильно сделал, что исчез. Никаких нервов с этой дурой не хватит.
- Она не дура. Ей просто больно, - ответил я, заставив Витю рассмеяться. Его смех, ядовитый и холодный, жалил так, что зубы сводило.
- Дура. Как и все они. Иди, отдохни. Я подежурю.
- Не надо, Вить. Азамат скоро придет.
- Ну, как знаешь, - хмыкнул санитар и, развернувшись, отправился к своему любимому стулу у входа в отделение.
Азамат не вернулся через пять минут, как обещал. Не вернулся и через час, но мне было плевать. Я стоял у входа в палату, опершись плечом на дверной косяк. Стоял и смотрел на спящую Наташу. Она изредка вновь принималась стонать и звать Дениса, но я неизменно успокаивал её, поправлял одеяло и возвращался на свое место. Будь здесь другой санитар, девушку давно бы накачали успокоительными или привязали к кровати. Но внутри меня теплилась уверенность, что я все делаю правильно. Пусть рядом с ней побудет тот, кто действительно хочет помочь, а не равнодушное белое пятно, ждущее, когда закончится смена.
Глава пятая. Новогодний подарок.
К концу года я уже вполне хорошо освоился в больнице. Меня перестали пугать выезды и дежурства в других отделениях, но чаще всего я дежурил именно в остром. Как в женском, так и в мужском. Удивлявшие поначалу просьбы Степы встать в смену с Жорой, тоже стали казаться обыденностью. Я не собирался лезть в их дела, как мне и советовали. Даже на походы санитаров в женское отделение стало плевать. Единственное, чего я желал, так это отработать весь срок своей службы в спокойствии и распрощаться с грязным-желтым зданием навсегда.
За неделю до Нового года ко мне подошел Степа и, помявшись, протянул пачку сигарет. Не успел я подивиться его щедрости, как все объяснил Жора, вышедший на улицу покурить. Он от души посмеялся, глядя на мое растерянное лицо, а потом покачал головой и с укоризной посмотрел на Степу.
- Гамоклевебули (охуевший), - хмыкнул Жора, заставив Степу покраснеть. Грузин частенько ругался на родном языке и какие-то ругательства я успел выучить. – Пачкой не отделаешься, Степа.
- О чем речь вообще? – нахмурился я.
- Отработай за меня в новогоднюю ночь. Мне край, как надо, к друзьям свалить, а тетка точно не пустит без замены, - ответил Степа, не рискуя смотреть на Жору, который ехидно улыбался и не стеснялся смеяться. – Ты не ссы, день я отработаю, а тебе ночь надо будет подежурить. В женском.
- Я и так дежурю ночью в мужском. Кто за меня будет?
- Жор! – с мольбой протянул Степа. Грузин поковырялся ногтем в зубах и с издевкой посмотрел на санитара.
- Ящик пива и водку. Половина мне, половина Артуру, - ответил он. Степа поперхнулся холодным воздухом и покраснел от злости. Но Жора равнодушно смотрел поверх его головы и гнев Степы постепенно сошел на нет.
- Ящик пива и точка. Водку потом донесу, - зло обронил санитар. Грузин в ответ кивнул и довольно улыбнулся. Степа повернулся ко мне и добавил. – Буду тебе две смены торчать. Захочешь отдохнуть, только скажи. В любой день.
- Ладно, - пожал я плечами. Степа в ответ радостно заулыбался.
- От души, брат.
- А чего ты так свалить хочешь? – хитро прищурившись, спросил Жора.
- Да, баба там одна есть. Танька, - облизнул пухлые губы Степа. – Там такой пердак, что кружку с пивом поставить можно. Красивая… Сестра жены моего кореша. С ними в этом году празднует. Единственный варик её завалить. Дюдька, кент мой, её однажды пёр. Говорит, что сосет, как пылесос. Ну, сам понимаешь, брат. Это не эти…
- Ладно, ладно. Потом расскажешь, - перебил его Жора, поняв, что Степу понесло. Причем понял по моим презрительно поджатым губам. Но я промолчал. Как обычно.
Конечно, родители и друзья расстроились, когда я сказал, что дежурю в новогоднюю ночь. Обычно я всегда встречал Новый год дома, а потом шел к Энжи, где собирались все наши. Только Лаки в последнее время праздновала в компании своего парня, но все равно находила время, чтобы заскочить в гости и поздравить друзей. Энжи равнодушно восприняла новость о моем дежурстве, но меня это не удивляло. Она в последнее время сошлась с Маркусом и перестала обращать на меня внимание, а вот Никки и остальные огорчились.
- Блин, а замену найти не вариант? – спросила Никки, позвонив мне во время обеда. Мы частенько болтали по телефону, и я сам не заметил, как это вошло в привычку.
- Без вариантов, - вздохнул я, закуривая сигарету. Затем улыбнулся и ехидно спросил. – Соскучилась?
- Естественно, - фыркнула она. – Я такое платье купила, закачаешься. Лаки помогла найти.
- Постарайся его не помять, - рассмеялся я, заставив рассмеяться и Никки. Затем почесал нос и добавил. – Ник, я правда не могу. Это не работа, а служба. Отпуск только через три месяца.
- Понимаю, - хмыкнула Никки. – Слушай. А после смены?
- Отсыпной и два выходных. Как и всегда.
- Тогда я к тебе в гости забегу, - улыбнулась она. – Если не напьюсь, и не соблазню Маркуса. Прикинь, как Энжи корежить будет?
- А, то есть со мной ты флиртовала, чтобы Энжи позлить? – съязвил я.
- Не-а, - загадочно ответила Никки и вздохнула. – Ладно, я на пары. Заболталась, как и всегда.
- А я сортир драить, - мрачно ответил я. – Увидимся, солнце.
- Увидимся, - в голосе улыбка. И тепло.
Тридцать первого декабря я ехал на работу, как висельник, которого тащат на площадь, чтобы показательно вздернуть перед толпой радостных горожан. Люди в утреннем трамвае радостно переговаривались, поздравляли друг друга, а я смотрел в покрытое изморозью окно и слушал музыку. Мрачные симфонические пассажи Remembrance идеально подходили настроению, добавляя сырой меланхолии в морозное предновогоднее утро.
Увидев радостную физиономию Степы у входа в больницу, я скривился и с трудом вернул на лицо привычную равнодушную маску. Рядом с ним курил Георгий, а чуть поодаль от них куталась в дешевый китайский пуховик Галя.
- Здравствуй, Вано. С наступающим, - улыбнулся грузин, блеснув крупными белыми зубами. Я в ответ скептично хмыкнул и, подойдя, протянул руку сначала ему, а потом и Степе. – Чего кислый такой? На работу, как на праздник, а?
- Не выспался, - отмахнулся я, закуривая сигарету.
- На том свете отоспимся, Вано, - зевнул Жора и игриво посмотрел на хмурую Галю. – А ты чего, красота наша, скисла?
- Отстань, Жор, - поморщилась та. Я потянул носом и понимающе кивнул. От Гали тянуло перегаром, под глазом синяк, да и всем своим видом она говорила о том, что прошлая ночь была довольно бурной.
- Обидел кто? – нахмурился грузин. – Ты ж меня знаешь. Скажи и я их отхуярю. Мамой клянусь.
- Не надо, - вздохнула Галя и выдавила из себя робкую улыбку. – Нормально все. Привет, Рай.
- Доброе утро, - прошелестела Рая, поднимаясь по ступеням. Она покраснела, поймав лукавый взгляд грузина, и улыбнулась мне. – С наступающим.
- С наступающим, - ответил я и, потянув дверь на себя, пропустил девушку вперед.
- Джентльмен, - заржал Степа. Жора тоже хохотнул, а потом пихнул санитара в плечо кулаком.
- Не то, что ты. Быдло хуево.
- Чо эт я быдло?! – оскорбился Степа.
- А то…
Я не дослушал и, пропустив Галю, тоже нырнул в угрюмое чрево больницы.
Смена началась с летучки у Миловановой, которую посетила и Арина Андреевна. Я же, войдя в кабинет, удивленно хмыкнул, увидев, что заведующая в кои-то веки пришла на работу накрашенной и улыбчивой. Однако не обошлось и без пиздюлей ночной смене, и без указаний для смены, заступающей в дежурство.
- Так, Свердлова. Ты сегодня вместе с Ежовой. Анисимова заболела, - хрипло сказала заведующая, повернувшись к Рае. Та в ответ скромно кивнула и что-то записала в тетрадку, с которой не расставалась. – Дежурный по мужскому – Крячко. Илья Степаныч, обойдись сегодня без заливаний водкой своей грусти.
- Конечно, Арина Андреевна, - покраснел Мякиш и поморщился, когда услышал ехидный смех Георгия.
- Так. Гелашвили, Селиванов и Казарян – мужское. Степа, ты с Набиулиным в женском?
- Вик, я это… - замялся Степа, заставив Милованову жестко рассмеяться.
- Да, в курсе я. Свалишь после шести. Селиванов за тебя?
- Да, Виктория Антоновна, - кивнул я. – Справимся.
- Ладно. Жора, вы с Артуром вдвоем тогда. Селиванов, ты после шести в женское. С заведующей согласовано.
- Понял.
- Свободны, - буркнула Кума.
В коридоре разгуливал Ромка Гузноёб. Он, увидев Жору, покраснел, как спелый помидор, выставил вперед руку и угрожающе что-то забубнил на незнакомом языке. Степа, увидев это, прыснул со смеху, но грузин его веселье не разделил.
- Порчу на тебя наводит, - лениво заметил я. Степа поперхнулся и заржал так, что перепугал Ветерка, выходящего из палаты. Паренек ойкнул, громко испортил воздух и убежал обратно.
- Я тебе руку сломаю, мамой клянусь! А ну брысь в палату! – пригрозил Георгий, но на Ромку его угрозы не подействовали. Вместо ответа цыган спустил штаны и повернулся к санитару жопой. – Ну, сука!
- Бидораз, бляд! – ругнулся Ромка. – Барадатый бидораз! Ибал тибя в жоп!
- Рая! Илья Степаныч! Тут укольчик нужен, - крикнула подошедшая Галя. Цыган покраснел еще сильнее, показал Жоре язык и, натянув штаны, убежал в палату.
- Долбоеб, - вздохнул грузин и почесал крепкую шею. К нам подошел Дай-дай и затянул привычную песню.
- Жора, дай сигаретку.
- Пошел нахуй, - ругнулся Жора, все еще злой от выходки цыгана. Дай-Дай в ответ тоже спустил штаны, но тут же отлетел на пару шагов после мощной оплеухи грузина.
- Жор, - покачал я головой, - он же не понимает ничего.
- Все он понимает, - процедил тот. Затем вытащил сигарету, привычно оторвал фильтр и швырнул Дай-Даю. – На, мерзость!
- Вань, - вздохнула Галя, заглядывая в палату, где лежал цыган. Я тоже вздохнул.
- Рома?
- Рома. Твоя очередь, - поморщилась она. Я понял все без лишних слов. Развернулся и отправился в подсобку за ведром и тряпкой. Смена началась, как обычно, с обосранной кровати.
Через два часа в палату буйных прибыло пополнение. Голый мужик с расцарапанной спиной и животом. Он визжал, брыкался и крыл матом санитаров, которые его тащили. Хмурый Артур, стоящий у входа в палату, покачал головой, а потом резко, почти без замаха, врезал мужику кулаком по печени. Тот всхлипнул и обмяк в руках санитаров.
- Раю и Мякиша позови! – велел мне Артур, а сам закатал рукава и, схватив мужика за шкирку, как щенка, потащил в палату. Когда я вернулся вместе с Раей и Ильей Степановичем, буйного уже привязали к кровати, но он все равно ухитрялся дергаться. Артур навалился на него сверху и мрачно посмотрел на Раю. – Коли.
- Что с ним? – спросил за нее Мякиш.
- Белка, - устало отмахнулся один из санитаров.
- Тиаприд, - велел врач. Рая кивнула в ответ и раскрыла сумку.
- Угу. Пока успокоит, он тут всех заебет, - буркнул Артур, не обращая внимания на Мякиша.
- Ему нельзя аминазин. Он алкоголик, - попыталась объяснить Рая, но санитару было плевать.
- Сдохнет и черт с ним, - брезгливо поморщился он. – Ладно, делайте работу свою. Вано, подержи руку.
Я кивнул и, подойдя ближе, вцепился в руку мужика. Она была липкой, испачканной в крови и, неожиданно, мягкой, словно я держал комок теста. Артур без стеснения надавил больному коленом на грудь и ждал, пока Рая сделает укол. Когда девушка ушла вместе с Мякишем, он наклонился к мужику с ненавистью сжал пальцами его лицо.
- Будешь дергаться, удавлю, сука, - прошипел Артур. Один из санитаров, стоящих рядом, рассмеялся и утер вспотевший лоб. Но мужик явно ничего не понял. В его мутных, стеклянных глазах горело одно лишь безумие.
В туалете я вымыл руки, но мне постоянно казалось, что они еще недостаточно чистые. Раз за разом я намыливал их куском хозяйственного мыла, смывал пену прохладной водой и снова намыливал. Мне было плевать на срущих рядом больных, на топчущегося неподалеку Аристарха. Я хотел лишь одного. Избавиться от крови и мерзкого, сладковатого запаха пота, впитавшегося в мою кожу.
- Покурим, Вано?
Я повернулся и увидел улыбающегося Георгия. Его лицо раскраснелось, а глаза блестят непривычно ярко. Когда он подошел, я почувствовал от него слабый запах спирта. Грузин закурил и чиркнул зажигалкой, давая закурить и мне. Затем прищурился и задумчиво посмотрел на мокрый обмылок.
- Первый раз с покоцанным? – спросил он.
- С покоцанным?
- Ага. С порезанным, побитым, выпотрошенным, - хохотнул Жора. – К нам частенько суицидники залетают и прочие дебилы. Первый раз впечатывается хорошо. Тебе еще повезло. Этот только шкурку подрал. Мой первый себе руки рассек ножом до кости. Весь в кровище был, сестричку перемазал… Это сначала кажется, что кровь какая-то особенная. На самом деле нет, Вано. Что кровь, что говно. Все из человека вытекает.
- А что с ним случилось? – я махнул рукой в сторону выхода из туалета, но Георгий все понял.
- Белка, - зевнул тот. – Черти за ним гнались. Он в мусоропровод залез. Одна башка торчала, когда его нашли. Пока вытаскивали, ободрали всего. Так что хуй с ним. Не забивай себе голову. Она тебе ясной нужна.
- Сложно, Жора, - вздохнул я. – Ладно. Пойду пол там вымою, пока кровь не засохла.
- Давай, дорогой.
Вымыв пол, я бросил в ведро с грязной водой тряпку и искоса посмотрел на привязанного мужика. Ему уже обработали раны, да и успокоительное подействовало. Из левого уголка рта на подушку стекала тягучая слюна, а глаза равнодушно смотрели на меня. Когда я встал, мужик даже не моргнул. Только невразумительно что-то пробормотал.
Рядом с ним, на соседней кровати, лежит Паша Тюльпан. Тюльпаном его зовут за то, что он служил в Афганистане в конце восьмидесятых. Когда Пашу не мучают приступы, он довольно спокойный и вежливый человек. Но раз в месяц с ним стабильно случаются срывы и тогда достаться может даже санитару.
- Взвод его в засаду к духам попал, - рассказал мне Георгий после того, как мы связали Пашу и перетащили мычащее тело в палату буйных. – Они в кишлак зашли, а там пятьдесят рыл хоронились. Начали отбиваться, шальными пулями пару местных снесли. В итоге окопались в одном доме. Весь его взвод положили. Четырнадцать человек. Духи куражиться начали. Гранаты швырять. Тюльпан наш ствол вытащил, хотел себе уже мозги вышибить. Знал, что живым к духам попадать нельзя. А тут свои подошли. Кишлак тот с землей сровняли. А потом дом нашли, где месиво из тел и кишки по стенам. В этой куче Пашу и нашли. Он смеялся и плакал. Смеялся и плакал.
- Ужас, - вздохнул я, смотря на стонущего мужчину. – Он сам это рассказал?
- Сам, сам, - улыбнулся Жора. – Бывают у него просветления. Гитару просит, песни попеть. А ночью стонет и во сне беснуется. Сон у него один, Вано. Кишлак тот и дом, где все его товарищи полегли. Отец мой тоже в Афгане служил. Но повезло. Бог уберег. Этому не повезло. Телом здоров, а умом… там все еще.
После обеда я вышел на улицу, чтобы покурить. Землю и деревья давно уже укрыл снег, вот только внутренний двор больницы был расчищен и щеголял потрескавшимся асфальтом. Несмотря на холод, мороз был мягким, да и телогрейка, которой меня снабдила Галя, не давала замерзнуть. Я вытащил пачку сигарет и, усевшись на лавочку, закурил. Рядом прогуливались больные, похожие на неуклюжих пингвинов, но я не обращал на них внимания. У меня обед, а за ними смотрит Галя и Артур. На другой стороне двора гуляет женское отделение и до меня изредка доносится громкий и недовольный голос Степы.
- Иван Алексеевич, можно сигаретку? – заискивающе улыбаясь, спросил Аристарх. Я кивнул и протянул ему одну. Мужчина жадно затянулся, благодарно кивнул и, шаркая, направился вперед по дорожке. В кармане зазвонил телефон, который я всегда брал на обед, но увидев на экране «Никки», я не сдержал улыбки.
- Ты пунктуальна. Привет, - ответил я.
- Привет! – радостно воскликнула она. На фоне слышна музыка, чьи-то разговоры и лязг посуды. – Я же знаю, когда ты обедаешь.
- Уже празднуете?
- Не, пока готовим, - рассмеялась Никки. – Ну, как готовим. Лаки командует, а остальные делают, что она прикажет.
- Лаки с вами? – удивился я.
- Ага. Но она свалит после шести. У неё своя тусовка намечается. Кать, дай мазик!
- А вы?
- Я точно до двух часов у Энжи. Потом мы с Кэт к Дим Димычу пойдем.
- Кто это? – нахмурился я.
- Ревнуешь? – пропела Никки и снова рассмеялась. – Расслабься. Это друг Лаки. Ну, друг её парня, но значит и её друг. Так что? Ревнуешь?
- Конечно. Пойду уберу скальпель в ящик, - ехидно ответил я и вздохнул. Никки, конечно же, заметила.
- У тебя голос уставший. Все хорошо? – спросила она.
- Да, все в порядке, - улыбнулся я. – Смена просто тяжелая. Словно тут с ума все сошли разом.
- Так это же психушка. Чего ты ожидал? – фыркнула Никки и снова отвлеклась. – Эй! Эрик весь горох сожрал! А я откуда знаю? Вот пусть сам идет в магазин… Извини, тут готовка в самом разгаре, а Эрик вино зеленым горошком закусывает.
- Весело у вас. Ладно, не буду отвлекать. Не убей Эрика в приступе гнева. А то ко мне попадешь.
- А ты будешь меня охранять? – лукаво спросила Никки, заставив меня рассмеяться. – Но ты прав. Тут еще конь не валялся, а Лаки уже злится.
- Увидимся.
- С наступающим, Ванька. Целую в щеку, - ответила она и отключилась. После разговора с Никки вновь вернулся холод и тоскливость. Но куда деваться. Надо работать. Это я прекрасно понимал.
Вернувшись в отделение, я удивленно уставился на странного старика, которого до этого дня здесь не видел. Странным он был не только из-за вафельного полотенца, повязанного на голову на манер тюрбана. Удивляло и то, что рядом с ним послушно ходил Вампир и Ветерок. И если Ветерок ко всем относился хорошо, то Вампир предпочитал отдельное существование и шипел на каждого, кто приближался к нему.
- А, Вано, - усмехнулся Георгий, подходя ко мне. – С Королем ты еще незнаком?
- Не было подобной чести, - съязвил я. – Кто это?
- Саморуков Юрий Витальевич. Он же Король, - хохотнул грузин и окликнул странного старика. – Ваше величество, не подойдешь?
- Приветствую, - мягко ответил старик, подплывая к нам. Он так забавно держался, что я тоже не удержался от смешка. – Что вас повеселило, юноша? Мы с моими подданными тоже посмеемся. Быть может это развеет нашу кручину, что встречать праздник мы обязаны в этом кошмарном дворце вместо прекрасного бала с нагими девами, вином и музыкой.
- Значит, вы – король? – спросил я. Жора снова подавился смехом, когда старик кивнул. Кивнул, как и полагается монаршей особе, со всей возможной статью.
- И позвольте заметить, что дела в вашем королевстве неважные, - вздохнул Король. – Подданные обнищали, а когда я орошал своей уриной угол в смрадной комнате, на меня напал шипящий юноша. Но он быстро, к его счастью, понял, кто стоит перед ним и пал ниц, облобызав мизинец на моей ноге в знак уважения. Так же этому посодействовал сей славный муж, - палец старика описал полукруг и указал на Георгия. – Смею заверить, еще не доводилось мне видеть удара столь сильного и неожиданного. Однако юноша оказался смекалистым и примкнул к моей свите, как и сей зловонный отрок. Песнь его кишок порой веселит нас в меланхоличных сих краях.
- Песнь его кишок? – ехидно спросил я Георгия, который перестал сдерживаться и заржал так громко, что перепугал Вампира, который попятился и зашипел.
- Позвольте нам отбыть и осмотреть владения, в коих мы оказались милостью судьбы, - склонил голову Король и дернув плечиком поплыл по коридору.
- Сказочный долбоеб, - вздохнул грузин, перестав смеяться. – В своей голове он король, а остальные его подданные. Если ему подыгрывать, то он смирный. А вот если усомнишься, может истерику устроить. Но своя польза от него есть.
- Какая польза?
- Палата, в которой он лежит, самая смирная. Величество спор на расправу, - усмехнулся Жора. – Одного сидельца так переебал кружкой по голове, что тот говорить неделю не мог. Челюсть ему сломал. А знаешь, за что?
- Даже не догадываюсь.
- На пол насрал в присутствии Короля. Оскорбил, - хмыкнул грузин и снова рассмеялся. – С ним скучно не бывает. Ты не смотри, что он тощий, как глист. Силенок у него в избытке. Надо Ромку к нему подселить. Вдруг перевоспитает.
Новогоднего настроения не было. Да и сложно настроиться на праздник, когда рядом беснуются, мычат и орут больные. Громко воет в палате Паша Тюльпан. Голос хриплый, усталый. Он снова вызывает вертушку на позицию, зовет кого-то из своих и снова воет, не в силах вырваться из кошмара. Однако затихает после укола, который делает Рая, и, уставившись стеклянным взглядом в потолок, тяжело дышит.
Свита Короля разрослась до пяти человек, которые ходят с ним по отделению и внимательно слушают, что говорит Его величество. Если кто-то не слушает, то Король оскорбляется и бьет провинившегося ладошкой, после чего снова начинает делиться богатым жизненным опытом. За Королем крадется Ромка Гузноёб и тихонько что-то лопочет на своем черном наречье. Он делает это тихо, потому что Его величество уже показал цыгану, что с ним шутить не стоит. Ну а я занимаюсь тем же, чем и всегда. Мою туалет, меняю постельное белье, сопровождаю Мякиша на обходах и жду, когда закончится моя смена.
В шесть часов в отделение завалился счастливый Степа. Он протянул мне две пачки сигарет и, вздохнув, отправился развлекаться. Жора, глядя на мое кислое лицо, рассмеялся, однако мне было не до смеха. Почему-то в женском отделении ночью иногда было тяжелее, чем в мужском.
- Пошли покурим, Вано, - позвал меня за собой грузин. – Азамату скажешь, что я задержал.
- Пошли, - кивнул я. Жора редко курил в одиночестве. Ему всегда был нужен собеседник, и отказов он не принимал.
- Не, пойдем в экспертное, - кивнул мне он, когда я остановился возле входа в туалет. – Артур просил подменить, пока чай пьет.
- Ясно, - вздохнул я, понимая, какой «чай» пьет хмурый армянин. От Жоры тоже пахло «чаем», но его видимо совсем не волновало, что кто-то может учуять перегар.
Мы прошли палату, где лежали косившие от армии. Жора заглянул туда машинально и удовлетворительно хмыкнул, увидев, что в палате тишина и порядок. Но стоило нам завернуть в туалет, как глаза грузина полезли на лоб, а с губ сорвалось ругательство.
- Ебаный того рот, - пробормотал Жора, смотря на извивающегося в петле тощего рыжеволосого паренька. Он резко подскочил к нему и приподнял, не давая задохнуться. – Стул неси, Вано. Быстро!
- Да, сейчас, - ответил я и выбежал в коридор. Затем, схватив стул, бросился обратно.
- Не вертись, блядь! – рявкнул грузин, с трудом удерживая паренька в руках. Я взобрался на стул и дрожащими пальцами принялся развязывать узел. Жора снова выругался. – Сука! Вано, давай быстрее. Он синий уже.
- Я… почти, - прошептал я. Паренек мешком свалился в руки грузина, который осторожно положил больного на пол и похлопал ладонью по щекам. Паренек неожиданно скривился и заплакал. Тихо и тоскливо.
- Э, дорогой, - покачал головой Жора. – Ты чего это тут удумал, а?
- Я не… хочу. Не хочу больше… - всхлипывая, ответил паренек. Я вспомнил его прозвище. Петушок. Так его называли остальные косившие. В дверном проеме показался Артур. Лицо красное, а глаза злые. Он подбежал к лежащему пареньку и, наклонившись, прошипел.
- Сдохнуть надумал, сука? Я тебя сам сейчас удавлю!
- Артур, - встрял я. Санитар злобно на меня посмотрел и пробормотал ругательство.
- Что случилось, дорогой? – ласково спросил Жора, снова похлопав паренька по щекам. Тот жалобно посмотрел на грузина и вздохнул. – Ну, говори, давай. Наволочку вон порвал, веревку себе сделал. «Очумелые ручки», да? Чего в петлю полез? Молодой же, здоровый.
- Я не буду сосать. Не буду… - Петушок снова зарыдал, заставив Жору нахмуриться.
- Сосать? – с угрозой прошептал он. Паренек всхлипнул и с трудом кивнул. Грузин поднялся с колен, смотал порванную наволочку и сунул её подмышку. Затем повернулся к Артуру и коротко приказал. – Мыло неси.
- Сейчас будет, - кивнул ему Артур. Я проследил за ним взглядом и повернулся к Жору, который злобно сжал кулаки, а потом неожиданно снял с ноги носок.
- Снимай носки, Вано, - сказал он.
- Зачем?
- Снимай, - прошипел Жора. Вздохнув, я повиновался, не понимая, что задумал грузин. Но очень скоро все понял.
Артур скоро вернулся и протянул мне и Жоре по куску хозяйственного мыла. Грузин свой кусок засунул в носок, перемотал его эластичным бинтом и, перехватив поудобнее, взмахнул, словно примериваясь. Артур поступил точно так же. На его лице больше не было гнева. Только тупое равнодушие и холодная решимость.
- По лицу не бить. Только по телу. Каждого…
- Жор, я не буду… - грузин не дал мне договорить. Он схватил меня за шею, приблизил лицо и злобно прошипел.
- Будешь! Знаешь, что такое дохлый дурак в твою смену? Знаешь?! Засунь, блядь, мыло в носок и бей. Каждого урода в палате.