Долг зоны 3⁠⁠

Сердце сидельца ухнуло вниз, в горле моментально пересохло.

— А чего ей надо-то от меня? — хрипло спросил он.

— Не сказала, — ответил тот. — Просила перезвонить. Вот, последний номер во входящих. — Он протянул трубку Севке. — Набери, узнаешь.

Валик взял мобильник и некоторое время тупо глядел на него, пытаясь собраться с мыслями. Смотрящий заинтересованно наблюдал за ним.

— Давай шуми ей, тут ещё звонков куча, — поторопил он зэка.

Севка надавил на кнопку вызова и плотно прижал телефон к уху. Ему ответили после первого же гудка.

— Алло, — устало произнёс в трубке немолодой женский голос.

— Добрый вечер, — неуверенно поздоровался с собеседницей Валик. — Вы хотели меня услышать?

— А… Здравствуйте. Вы, наверное, Сева?

— Да, а вы кто?

— Я сестра Миши Курцева, — торопливо произнесла женщина, — Алла. Вы извините, что тревожу вас, но тут такое дело… — Она неожиданно замялась, а потом продолжила: — Знаю, что это прозвучит странно, но мне несколько ночей подряд снится брат, и каждый раз говорит мне, чтобы я позвонила в колонию… и напомнила вам о долге… Я сначала не обращала внимания, но этот сон преследует меня. Я даже пообещала ему, что наберу вам. Ну и вот… позвонила… у меня были номера… Это ещё Миша давал… — Она сдавленно вздохнула. — Понимаю, что это дурость, я вас совсем не знаю, но эти сны… Они такие реальные и так пугают меня, — добавила она шёпотом.

Собеседница замолчала, тяжело дыша в трубку. Севка держал телефон потной ладонью, а его кожу осыпало холодом при последних словах невидимой Аллы. Он шумно сглотнул и, прокашлявшись, сказал:

— Я понял, но не знаю, почему вы звоните мне… — Он снова кашлянул и продолжил, глядя на смотрящего, который не сводил с него любопытных глаз. — Я, конечно, знал Мишу… У нас были хорошие отношения… Ну а так… Не знаю, что и сказать… — Он и сам понимал, что все его слова сейчас звучат как мычание, но был слишком растерян, чтобы говорить более убедительно, что ли…

Собеседница неожиданно всхлипнула и прерывисто проговорила:

— Я бы и не стала звонить… Просто такой страшный… и такой убедительный сон… А тут ещё с деньгами так плохо… Вот и подумала, а вдруг правда?.. Бывают же случаи такие… Ну, разные… Ладно. Извините меня. До свидания.

Она отключилась, не дожидаясь ответа. Севка медленно отстранил от уха трубку и протянул её смотрящему. Тот положил телефон в карман куртки и сказал:

— Что там случилось? Чего она тянулась-то до тебя?

Выкладывать правду не хотелось, но и врать было опасно. Валик ответил, стараясь отвечать говорить небрежно:

— Да чепуха какая-то… Что-то ей приснилось там, будто Зарик во сне меня упоминал, чтобы она у меня за деньги поинтересовалась…

— За какие деньги?

— Да сам толком не понял! Тётка вообще не в себе по ходу, буровит абы что! Типа сон страшный и реальный, вот решила вам позвонить… Я аж потерялся… Непонятно вообще…

— Переживает за брата, — кивнул собеседник, — чо тут неясного… Лады. Ты чо сегодня? На катран?

— Не знаю пока, — скривился Севка, радуясь смене разговора, — вчера масти не было, может и передышку сделаю…

— Ну, давай…

Валик дошёл до своего проходняка и обессиленно рухнул на шконку. Разговор с сестрой покойного Зарика вымотал его. Мысли, до этого бестолковые, сейчас испарились вовсе. Голова была ватной. Но этому он был только рад, не желая погружаться в неприятные размышления и строя догадки по поводу сновидений этой Аллы… и своих собственных, о которых он почти забыл.

Неудержимо клонило в сон, и в добавление к этому ещё и затошнило… То ли от выпитого за день чифира, то ли от нервов…

Он прилёг на койку, и, накинув сверху куртку, скорчился под ней, стараясь дышать медленно и глубоко.

На душе было скверно. Пытаясь разобраться в собственных ощущениях, он с удивлением понял, что ему совестно. Севка стыдился того, что ему пришлось соврать сестре Зарика о деньгах. Видимо, не так уж и хорошо она себя чувствовала финансово, если жаловалась на отсутствие денег ему, незнакомому человеку.

Но что ему было делать?! Эта Алла ПРОСТО нуждалась в бабках, а для матери это был вопрос жизни или смерти! Пошла она к бесу вместе со своим дохлым братцем!

Он рывком скинул с себя куртку и с ожесточением произнёс:

— Всех нахер порву!..

В соседнем проходняке сидевший на своей шконке зэк обернулся на него с удивлением и спросил:

— Валик, ты чо там?..

— Всё нормально, — сквозь зубы процедил тот и, поднявшись на ноги, повторил: — Всё ништяк…

Уже через тридцать минут Севка сидел в катране, пытаясь вновь приручить удачу, ускользнувшую от него прошлой ночью. Игровые за столом сегодня собрались серьёзные, бани сбивались денежные. Он играл внешне невозмутимо, хотя внутри всё кипело… Особенно злили счастливчики, то и дело записывающие себе выигрыши. Ему не фартило, раздражение нарастало… И вот в один момент, при особенно крупной бане, когда у него было семнадцать и он готовился прикупить у банкира ещё одну карту, истово веря в то, что придёт “фигура”, в сушилку, где шла игра, заглянул один из сидельцев и скороговоркой выпалил:

— Валик, иди к телефону, мать звонит!

Рука Севки, медленно тянувшая карту, дрогнула… Не говоря ни слова, он всё-таки вытащил стиру, приблизил к лицу, отстранившись от всех… и увидел вместо долгожданной картинки проклятую семёрку. Медленно повернувшись к входной двери, из-за которой до сих пор торчала рожа сидельца, Валик заорал:

— Ты чо, бля, не видишь, что карту тяну?! Хули ты мне под руку говоришь?! Из-за тебя проиграл!

Игровые переглянулись и в удивлении воззрились на Севку, который продолжал орать на застывшего в дверном проёме гонца:

— Заставить тебя заплатить, что ли?! Чтобы в следующий раз знал, как под руку толкать!

Один из игроков примиряюще проговорил:

— Братан, да не гони… Пацан просто пришёл сказать, что тебя к телефону… Ты хоть так, хоть так, перебрал бы…

— Чо ты меня успокаиваешь?! — Севка переключился на него. — Сам сидишь в “плюсах”, а мне говоришь “не гони”?! Я сам разберусь, что мне делать! Понял?!

— Слышь, — сурово вмешался в кипеш один из старых игровых, — ты тут шизу нам не прививай, веди себя достойно. Тебе ведь никто кровь не сворачивает? Вот и ты давай поспокойней…

Валик кинул на говорящего злобный взгляд и посмотрел на остальных игроков, на лицах которых было написано неодобрение. Неимоверным усилием воли он погасил в себе гнев и скинул на стол карточный перебор.

— Проехали…

Гонец уже исчез, а игра покатилась дальше. Фарт окончательно отвернулся от Севки, и он проигрывал без конца. В душе после недавней вспышки воцарилось какое-то опустошение, что, впрочем, не мешало ему тасовать колоду, банковать или тянуть карту, краем сознания отмечая очередной проигрыш. Из-за стола поднялись только в начале третьего ночи, как раз перед самой ночной проверкой. Матери он так и не набрал, а в это время звонить уже было бессмысленно.

Волоча ноги, он дошёл до своей шконки и, устало сев на неё, сделал неутешительные подсчёты, которые показали, что у него осталось около полутора тысяч баксов. Именно столько он был должен Зарику.

Где-то на “запретке” коротко взвыла сирена, послышался отдалённый лай собак, в бараке вспыхнул свет и по продолу загрохотали сапоги прапоров. Проверка. Он оставался сидеть на койке, даже не пытаясь сделать вид, что спит. Контролёр, считающий спящих зэков, остановился перед его проходняком и сказал:

— А ты чего не спишь?

— Живот болит…

— Так иди в санчасть, а то рапорт напишу.

— Да хоть два пиши… — сейчас ему и в самом деле было всё равно.

Прапор уловил настроение сидельца и миролюбиво сказал:

— Ладно, посиди, но по бараку не блуди… — и пошёл себе считать спящих зэков дальше.

После того, как погас свет и мусора ушли, он ещё какое-то время оставался неподвижно сидеть в темноте с гудящей головой в полном оцепенении. Но усталость брала своё и Севка, разувшись, вытянулся на койке. Едва натянув на себя одеяло, он тут же опрокинулся в сон… и словно бы тут же проснулся на стылом ветру ночной улицы, безлюдной и чёрной от непреходящей тоски, наполняющей душу…

Вся та же снежная сечка обжигала лицо, те же самые туши домов за спиной без малейшего проблеска, лампочка под жестяным колпаком фонаря горела ещё слабее, едва доставая желтушным светом до покрытой снегом дороги.

Сердце Севки бахало в груди, заставляя его дышать часто и судорожно. Он суматошно огляделся, пытаясь увидеть хоть что-то, но тщетно. Даже на небе не проглядывали звёзды или луна. Казалось, что единственный источник света во всём мире — эта вот умирающая лампа над его головой.

Он смотрел на противоположную непроглядную в черноте сторону дороги и ждал звука знакомых шагов с таким напряжением, что, когда они раздались, он едва не всхлипнул от облегчения. Ему хотелось, чтобы конец наступил как можно скорее, поскольку ужас от его ожидания был намного  сильнее.

“Беги! Беги!” — стучало в висках, но он был не в силах окунуться в эту сгущенную плотоядную темноту и лишиться той малюсенькой надежды, что таилась в тусклом свете лампочки вверху.

Крц… крц… крц… Скрипел снег под тягучей неспешной поступью. И с каждым новым шагом сердце у Севки рушилось вниз, куда-то в солнечное сплетение, и взрывалось там мелкими ледяными брызгами, насквозь промораживая кровь в жилах.

Неторопливые звуки делались всё отчётливее и громче. Едва стоящий на ногах Валик готов был закричать, когда чёрная фигура выступила из мрака и, сделав последний шаг, оказалась перед ним.

Бесстрастный взгляд мертвеца упёрся в Севку, а узкие губы приоткрылись, чтобы вытолкнуть чмокающие слова:

— Почему ты не вернул деньги?

Валик сглотнул сухим горлом и промолчал, не в силах отвести взгляд от бездонных в своей черноте глаз мертвеца.

— Ты не отдал долг, обманул мою сестру, — между тем продолжил покойник без всяких интонаций в голосе, — и я пришёл к тебе снова…

Ледяной ветер сыпанул на обоих собеседников снегом, не разделяя их на живых или мёртвых.

— Последний раз говорю с тобой. Потом всё. — И без всякого перехода добавил: — Это тебе.

Он поднял опущенную до этого руку и протянул её к самому лицу Севки, который невольно отшатнулся от его движения, но покойник стоял неподвижно с раскрытой ладонью, на которой лежало нечто такое, что Валик поначалу принял за кусок мяса и лишь всмотревшись, с трудом, но осознал, что покойник держит в руке бьющееся человеческое сердце…

Тошнота подкатила к горлу, а сердце трепыхнулось последний раз и замерло совсем. Мертвец наклонил ладонь и оно упало наземь, к самым ногам Севки. Зарик опустил руку и, повернувшись спиной, двинулся прочь, в темноту. Шаги стали удаляться, делаясь всё тише и тише, когда внезапно вновь послышался его голос:

— Теперь у тебя нет никаких проблем, кроме одной — возврата долга…

Ночь опрокинулась на Валика, поглотив все его чувства, мысли и ощущения…

Пробуждение в этот раз было медленным и тягостным, словно что-то внутри него противилось его возвращению в реальность. Подъём давно прошёл, сидельцы готовились выходить на утреннюю проверку.

Странно, но сегодня Севка уже не испытал того ужаса, который охватил его после того сновидения, когда мёртвый Зарик пришёл к нему первый раз. Правда, сильно ныло сердце, тяжёлая всепоглощающая апатия прочно поселилась в душе. Вчерашний проигрыш словно бы уже не тревожил его. Хотелось просто сидеть вот так, ни о чём не думая и ничего не желая…

Но лагерная жизнь вносила свои коррективы. Пришлось выходить на улицу, реагировать на окружающих, говорить какие-то ненужные слова и тягуче размышлять над приснившимся сном и странными словами мертвеца, которыми тот сопроводил свой кошмарный “дар”…

После проверки выяснилось, что проклятый прапор всё-таки написал рапорт и теперь после обеда Севку тянули на комиссию, где наверняка влепят суток десять ШИзо. Он с тоской подумал о том, что и сегодня не сумеет переговорить с матерью. Трубы достанут только вечером, а он к тому часу будет уже прочно обживать свою временную камеру в штрафном изоляторе. Был, правда, один вариант… Немного подумав, он направил свои стопы к смотрящему лагеря.

— Привет, братва, — произнёс он при входе в маленькую, единственную на всю зону секцию, в которой жили только четыре человека.

Присутствующие, сидящие за небольшим столиком с кружками в руках, подняли к нему головы.

Долг зоны (окончание)