elzee

Олег спал. Во сне он, обнаженный, стоял на выступе над бушующим морем пламени, слегка пританцовывая от обжигающего ступни жара и подрагивая от зябкого дуновения в спину. Сзади была каменная стена с одним проёмом, прикрытым толстой красной бархатной занавесью, едва колышущейся от сырого недружелюбного сквозняка. Олег, аккуратно наклонившись, с легким страхом и благоговением заглядывал в огненную бездну, постоянно касаясь рукой стены в поисках чувства равновесия и поддержки. Выступ, чуть хрустнув, начал плавно заезжать в стену, оставляя все меньше и меньше пространства для ног. Парень попятился и, не обладая особым выбором, ступил за красный бархат, терзаемый недобрым предчувствием.

Внутри стоял сырой и затхлый запах, а сквозняк отсутствовал вовсе, словно существующий лишь снаружи и рождаемый колебанием занавеси. Олег увидел длинный, метров на 50, коридор с шахматной плиткой на полу, скудно освещенный редкими свечами на стенах. Их пламя выхватывало из тьмы лишь отдельные куски грязи, канделябры, покрытые несколькими слоями плесени и ржавчины, а также подсохшие лужицы крови. В конце коридора периодически вспыхивало нечто, по виду больше всего напоминающее подсвеченное по краям зеркало.

Сзади раздался знакомый хруст камня, а следом плитка бесшумно начала сыпаться прямо в пламя, отрезая все пути к отступлению. Олег сделал несколько шагов вперёд и наступил на что-то мягкое и мохнатое, издавшее пронзительный писк. Крыса яростно вцепилась в мизинец парня, тот заорал от боли и отшвырнул её энергичным движением ноги, чувствуя как маленькие цепкие зубы разрывают палец. Не желая новой встречи, Олег помчался вперёд, смутно подозревая, что его спасение именно в зеркале в конце коридора.

Крыс становилось все больше, и поверхность под ногами все больше напоминала живой пищащий ковёр, в котором рассыпали мешок гвоздей. Животные яростно вгрызались в ступни, подпрыгивали и повисали на коже ног гроздьями, доставляя массу боли и отрывая от ног под тяжестью своей тушки целые куски кожи. Олег почти не ощущал боли, подстегиваемый своим страхом. Краем глаза он заметил крысу, сидящую на канделябре, и, поравнявшись, почувствовал, как она прыгнула на него и впилась в его шею. От страха парень сделал скачок прямо в зеркало и проснулся.

Он рывком сел в кровати, пытаясь отдышаться и оглядеться. Покрытую испариной спину неприятно ласкал утренний сквозняк, не давая согреться и почувствовать себя в безопасности. Спать больше не хотелось, кошмар был еще достаточно ярким в воображении и одна возможность его возвращения пугала. Олег заварил себе кофе, пытаясь укутаться в уют аромата и согреть свое сознание теплом кружки. До работы оставалось еще полтора часа, он зашел в интернет и стал механически просматривать паблик со смешными картинками, практически не замечая их. Чувствовалось, что кошмар засел где-то на задворках сознания и просто так уходить не собирается.

Метро было пустым, ночные гуляки уже доехали домой, а утренние работяги еще не выходили. Олег сел на лавку в вагоне и, убаюканный мерным покачиванием вагона, задремал. Открыв глаза, он увидел, что находится в том же месте, в самом начале кошмара. Минуту спустя послышался знакомый хруст, и пол поехал под его ногами, возвещая о повторении кошмара один к одному. Парень напрягся и прошел за занавесь. Коридор совершенно не изменился ни в одной детали, однако крысами не встретил. Олег успел пройти добрую треть пути, когда на его голое плечо упал какой-то комок. На крысу похоже не было, меньше по размеру и не мохнатое. Парень аккуратно повернул голову вбок и увидел большого паука на своем плече, сидящего без движения. Тот поводил хелицерами, а потом стремительно исчез, перебежав на спину. Олег резко дернул спиной, пытаясь избавиться от непрошеного гостя, но почувствовал, что тот ужалил его, а вслед за этим уже штук 10 пауков разбежались по его спине от места укуса. Эта тварь размножается на мне! Арахнофобия сделала свое дело и воспалённое воображение кнутом стегнуло парня, пуская его в галоп до самого зеркала. Чувствуя, как быстро увеличивается количество маленьких лапок, ползающих по его коже, Олег ощутил, как его страх становится похожим на снежную лавину, сметающую всю логику на своем пути и превращающую его в перепуганное животное.

Он очнулся на своей станции аккурат в тот момент, когда прыгнул в зеркало во сне. Паника была столь сильна, что не исчезла и в реальности, и заставляла бежать к выходу со станции, сбивая с ног прохожих, и отряхиваться, прислушиваясь к каждому ощущению.

Весь день на работе Олег ходил уставший, вяло реагирующий на внешний мир, напоминая зомби. В нём боролось желание закрыть глаза и ощутимый страх перед этим желанием. Ведь то, что случилось дважды, обязательно случится и в третий раз. Добравшись на автопилоте домой, он рухнул в постель, побежденный усталостью, но тотчас во сне оказался в уже знакомо месте в знакомый момент.

В этот раз Олег решил не ждать театрального появления сюрприза и с ходу побежал к зеркалу так быстро, как только мог. Добрую половину пути на его пути ничего не появлялось, но потом раздался металлический звук и стальной стержень вонзился ему прямо в правое подреберье, вырывая на бегу из него кусок мяса. На секунду личность просто исчезла, оставляя в сознании только небольшой эпицентр боли. Олег посмотрел на рану, сочащуюся темной кровью среди беспорядочных кусков плоти, и ему почему-то вспомнилось подтаявшее мороженное, текущее по еще замороженному куску.

Раздалось жужжание слева и циркулярное лезвие, появившееся из еле заметного разреза в стене, безо всяких усилий отсекло парню левую руку и исчезло. Боли, как таковой, почему-то не было, но Олег уставился на место среза и явно ощущал, как что-то ломается в его психике от созерцания своей расчленённой плоти. Мелькнуло еще одно лезвие и снесло эту же руку по плечо, делая грубый рваный срез и оставляя ошмётки мышц и торчащие сосуды. Из одного фонтанчиком била кровь, оставляя на стене алую полоску, стекающую вниз. С другой стороны стены выскочил молот и проломил парню колено, заставляя ногу при каждом шаге выворачиваться в хаотичные углы. Но Олег уже этого не замечал, он отстранённо шел, глядя остекленевшим взглядом прямо перед собой.

В этот раз он уже не вскакивал с постели, добравшись до зеркала, просто открыл глаза и уставился в потолок, переваривая увиденное. Не хотелось ничего, только избавиться от этой усталости. Олег снова закрыл глаза, дождался знакомой ситуации и прыгнул с выступа прямо в пламя.

Чуда не произошло. Боль затмила все предыдущие разы, словно вирус, сжирающий всю память мозга и оставляющий жалкие килобайты для каких-то простых образов. Олег не видел ничего хуже своего мучительного состояния усталости и чувства отсутствия выхода. Боль крайне убедительно показывала ему, что всепоглощающее страдание от собственной горящей плоти и запах твоего жаренного мяса, бьющий тебе прямо в ноздри, могут быть куда хуже любой усталости. Парень увидел зеркало в тех же 50 метрах, что и в коридоре, и кролем поплыл к нему в этой горящей лаве. Боль подстегивала, и он напрягался изо всех сил, не столько пытаясь успеть побыстрее, сколько пытаясь разнообразить болью в мышцах боль от ожогов. К тому времени, как он подплыл к этому зеркалу, пламя словно охватило его разум.

Олег сел в кровати и посмотрел в окно остекленевшим от страданий взглядом. Он слишком устал, он был согласен на всё, на любое решение. Окно колыхнулось от порыва ветра и отразило уличную рекламу, став похожим на зеркало из его снов. Парень решительно встал из кровати, подошел к окну и, не долго раздумывая, вышел в него, спрыгнув с 20 этажа. В нём не было страха, усталость была слишком велика для этого, а боль удара показалась лишь приятной прелюдией к покою и избавлению.

Его глаза плавно накрыла темнота, но через какое-то время Олег снова оказался на месте из своих снов. Когда он услышал знакомый хруст — он испытал панику, самую сильную панику, на которую только способен мертвец. Но в этот раз что-то было иначе. Резким движением руки он отодвинул бархатную занавесь и заглянул в коридор. Зеркало в конце больше не отсвечивало.

В этот раз коридор был бесконечным.

Сигнал вызова скайпа настойчиво раздавался раз за разом. Филипп резко сел на кровати и завертел головой в поисках раздражителя. В голове закружилось, и он опёрся рукой о поручень в попытке заземлиться от тошноты. Скайп затих, но через 10 секунд завыл снова. Филипп протянул руку и ответил на звонок.
На экране появилось лицо Эрика, его непосредственного начальника.
- Фил, мы, кажется, оговаривали в контракте, что ты должен быть в сети и отвечать по первому звонку с 12 до 17 часов.
- А? Да. Я тут. Я не спал.
- Я звоню уже 15 минут. У нас ЧП, Говард пропал, не выходит на связь. Эпизод готов, билд скомпилирован, вот только его никто не тестировал, а сроки у нас очень сжатые, сам знаешь. Инвесторы уже вовсю примеряются к моему скальпу, а Говард, скотина этакая, наверняка опять запил или загулял, не впервые же. Ты сможешь взять этот эпизод на тестирование прямо сегодня?
- Ну, могу, в принципе. А о чем эпизод?
- Классический сюжет damsel in distress на современный простецкий манер. Герой обедает в закусочной, ограбление, врывается бандит, берёт в заложники официантку, герой должен освободить её и убить грабителя. Если ему удается — победа, эго игрока ликует, официантка ведёт его в номер в отеле в том же здании, а там что пожелает — анал, орал, сеновал. Если нет — грабитель убивает официантку, рестарт уровня.
- Понял, а точки выхода где?
- Основная — светящаяся сфера в туалете закусочной, запасные — через смерть, каждую минуту снаружи проезжает автобус, под него можно прыгнуть. Также у тебя есть граната в кармане куртки на случай, если ты где-то застрянешь.
- Понял. Скидывай ссылку на билд.
Компания, в которой работал Филипп, делала игры для нового поколения консолей. Новая консоль предоставляла возможность игроку полностью погрузится в реальность игры, полностью имитируя все ощущения с помощью интерфейса, подключаемого к нервной системе игрока. Выход на рынок планировался через полгода, компания Филиппа была дочерней компанией производителя консоли и разрабатывала небольшие ситуационные игры, призванные не столько погрузить игрока в какой-нибудь мир, сколько показать все новые возможности. С учетом того, что интерфейс позволял оперировать с широким спектром сексуальных ощущений, продажи ожидались огромные, и поэтому компания старалась перепроверять и тестировать все возможные мелочи.
Уровень был стандартным для видеоигр — набор трёхмерных моделей и кода, описывающего поведение мира и персонажей. Единственным существенным отличием было то, что из него нельзя было выйти стандартным способом, ведь новая консоль не подразумевала наличия клавиатуры или джойстика. В большинстве уровней был один базовый выход, представляющий из себя какой-нибудь яркий примечательный объект, а также дополнительные выходы через смерть игрока. Разработчики решили, что подробная модель организма игрока не нужна, а потому игрок умирал только от взрыва, падения или столкновения. Обычно на уровне было несколько мест для гарантированной гибели, плюс у тестеров была при себе граната на случай, если они застрянут на уровне из-за какой-то ошибки. В консоли стояли программные ограничители боли, которые не давали нейроинтерфейсу передавать игроку боль выше определенного уровня, потому смерть в игре была практически безболезненной. В последнем обновлении разработчики добавили ключевое слово для выхода, но Фил еще не успел протестировать эту возможность.
Компьютер пикнул, сообщая о пришедшей почте. Филипп поставил загружаться и устанавливаться билд, а сам пошел сделать себе завтрак. Кухня была простой, но достаточно чистой, выдавая в нём дисциплинированного холостяка, держащего свой ум, тело и жилье в строгой чистоте и относительной привлекательности, но не пускающего никого надолго в свой уютный мирок. Филу нравились люди, но он очень быстро уставал от их постоянного присутствия, а потому все его отношения обычно заканчивались на желании девушки переехать к нему, которое он жестко пресекал. В прошлый уикэнд как раз закончились очередные такие отношения, а потому Филипп чувствовал странную смесь из сожаления и облегчения.
Он неторопливо позавтракал омлетом с курицей, пролистывая твиттер с последними новостями, а потом взял свою большую кружку с кофе и вернулся к компьютеру. На экране светилось предупреждение антивируса о файлах в загружаемом билде , пытающихся получить несанкционированный доступ к системе, но Фил хмыкнул и отметил это как «ложную тревогу». Свежие обновления часто конфликтовали в чём-то с системой, и он уже привык к таким предупреждениям. Окутанный кофейным ароматом он надел шлем с нейроинтерфейсом и погрузился в тестирование.
Фил выбрал взглядом в меню загруженный билд и погрузился в ситуацию, полностью потеряв ощущение своего тела. Он сидел в небольшой закусочной пасмурным утром. Перед ним стояла похожая чашка кофе, словно сглаживая переход от реальности к виртуальному миру.
- Открывай кассу, сука!
Фил посмотрел вбок и увидел мужчину в кожаной куртке и вязаной шапке, направившего пистолет на женщину за стойкой. У него был изрядно помятый вид и неаккуратная щетина рыжеватого цвета. Фил знал повадки дизайнерского отдела и догадывался, что к такой щетине они наверняка добавили яркий запах пота и перегара. Чего только не сделаешь для полноценного погружения.
- Ты думаешь, я шучу?
Мужчина сгрёб в охапку рядом стоявшую официантку и приставил ей ствол к виску. Фил отхлебнул кофе и медленно прошелся взглядом по официантке. Чуть полноватая брюнетка с пышной грудью и пухленькими губками была донельзя гармонична в этой ситуации. Её вид ярко отражал неспособность совладать с любым насилием, но при этом невинным совершенно не был, в нем неуловимо ощущалась слабость к спонтанному сексу. Да уж, дизайнерский отдел постарался.
За окном проехал автобус. Фил решил, что пора начать тестировать ситуацию и намеренно уронил кружку с кофе. Кружка разбилась, грабитель вздрогнул и прострелил официантке голову. Рестарт. За окном проехал автобус. Фил, не шевелясь, сидит с кружкой кофе. Проходит минута. Выстрел. Значит, минута на принятие решения и действия. Рестарт. За окном проехал автобус. Фил тихонько выскальзывает из-за стола и пытается подкрасться к грабителю. Тот замечает и спускает курок. Рестарт. За окном проехал автобус. Фил криком привлекает внимание грабителя, встает и демонстративно идёт к нему, называя его слабым тщедушным пидаром. Грабитель всаживает одну пулю Филу в грудь, а потом одну официантке в голову. Вспышка боли от пули в груди. Рестарт. За окном проехал автобус. Фил осматривает посетителей, неподалеку сидит коп с пистолетом в кобуре. Надо это использовать. Фил пытается проскользнуть, но случайно задевает тарелку, она падает, разбивается, выстрел.
Рестарт. Фил бесшумным рывком прыгает к копу, вытаскивает из его кобуры пистолет и стреляет грабителю в голову. Есть! Задача решаема. Дрожащая официантка подходит к нему:
- Спасибо вам большое. Мне казалось, что это были последние минуты моей жизни. (о, девочка моя, ты даже не представляешь) Я все еще немного в шоке, вы не могли бы побыть со мной еще какое-то время? У меня тут комната наверху. (о да, детка, хоть текст совершенно пошлый, но и он где-то в глубине души заставляет чувствовать меня сильным мужчиной. Что это увеличилось у меня в штанах? Ах не переживай, это мое самомнение.)
Фил поднимается вместе с официанткой в её номер и отправляет её в душ. Что-то весьма значимое висит на заднем плане его сознания и тревожит его, но он никак не может уловить, что именно. Звук душа затих в ванной. Фила забавляет этот стереотипный ритуал, ведь трёхмерной модели, по факту, душ не нужен. Но, видимо, ожидание красивой девушки из душа с распаренной бархатной кожей настолько подстегивает мужское воображение, что избежать этого в дизайне сцены было просто невозможно.
Официантка вышла из душа в одном полотенце и с интригой посмотрела на Фила. Она подошла к нему вплотную, сбросила полотенце и положила его ладони на свою грудь. Филиппа повело, это был один из тех моментов, за которые он обожал свою работу. Официантка сняла с Фила куртку, стащила футболку, а потом взялась за ремень. Всё это было несколько банально и пошло, но Фил почувствовал, что даже понимание того, что это разыгранная с виртуалами сценка, никоим образом не умаляет ощущения его силы и удовольствия. Официантка раздела его донага и встала перед ним, позволяя ему ощутить момент и насладиться им. Он провёл руками по её пышной груди, не отрывая взгляда от её крупных темных сосков, а потом с вожделением взглянул на её пухлые губки.
И тут он увидел его. За плечом официантки стоял грабитель с простреленной головой и неморгающим стеклянным взглядом смотрел прямо на него:
- Развлекаешься, спаситель?
Неуловимым движением он рассек официантке горло, и кровь брызнула Филу в лицо. Тот, на волне дикого животного страха, сделал просто животный скачок назад и вывалился в окно. Фил покатился кубарем по козырьку над закусочной и упал на мостовую. Какого хуя вообще происходит? Он почувствовал каждый осколок стекла на своем теле, каждый синяк и ушибленную спину так, как не должен был чувствовать. Ограничители боли не работали, и Филипп ощущал всё как в реальности. Он посмотрел в обе стороны дороги и понял, что на заднем плане сознания не давало ему покоя.
Автобуса не было. В этот раз он убил грабителя до появления автобуса, и, видимо, тот не появился вовсе из-за какой-то ошибки в программе. Ну ничего, у меня еще есть гра... Фил похолодел. Он понял, что граната осталась в куртке в мотеле на втором этаже, где и сейчас ходит грабитель с ножом. Но ведь он же должен быть мертв! Стоп, если он не мертв, значит его вообще нельзя убить? А чего он тогда хочет? Убить официантку?
Фил понял, что им начинает овладевать паника. Он ведь УЖЕ убил официантку, а уровень не перезапустился. Видимо, рестарт при смерти официантки перестает работать, если ты её уже спас. Значит, он хочет убить меня. А регуляторы боли заглючили и я буду всё ощущать до конца. Филипп запаниковал сильнее и мысли сократились до отрывочных слов. Выход! Основной выход.

Генри зашел в придорожную закусочную неподалеку от своего дома. Ночь выдалась изнурительной, и он отчаянно жаждал набить своё брюхо едой, а душу – удовольствием от её смакования. Эта слабость стоила ему фигуры, но он всем своим нутром ненавидел культ красивого тела, считая его капризным и непостоянным даром греческой культуры. Какой прок в нервном соревновании со временем, если оно все равно выиграет? К черту, еда и выпивка куда приятнее, да и условий никаких не ставят. А ранняя смерть – это вполне честная плата за годы удовольствий.
- Вы готовы сделать заказ?
Официантка всем своим видом источала неудовольствие. Свежий неаккуратно замазанный синяк на скуле выдавал с головой последствия веселой семейной жизни, а мрачное лицо делало её похожей на каменную горгулью на творениях готической архитектуры. Генри передернуло от неприятного зрелища, он заказал себе омлет с ветчиной, кусок вишневого пирога и большую кружку черного кофе, после чего отвернулся, пытаясь усилием воли заглушить гомон чужих мыслей у себя в голове.
Генри умел читать чужие мысли, но не мог делать этого выборочно. Вместо этого он постоянно слышал гул чужих размышлений в своей голове. Все попытки их заткнуть были тщетны, антидепрессанты и транквилизаторы не помогали, а нейролептики превращали его в нежизнеспособный овощ, что было еще хуже. Постоянный шум делал Генри нервным, а бессонница – агрессивным и раздражительным, поэтому, в конце концов, он пришел к более-менее жизнеспособной формуле своего существования – работа плюс бутылка.
Генри планировал купить себе виски и забыться пьяным сном, но его внимание привлёк гул гневных мыслей из парикмахерской неподалеку. Шум был настолько силен, что заглушал многие другие размышления в радиусе квартала. Позавтракав, Генри направился туда, не прочь удовлетворить свое любопытство, которое просыпалось не так уж часто.
В парикмахерской шел разговор на повышенных тонах. Парикмахер, пожилой набожный негр, громко говорил о том, что каждый человек тянется к любви Божьей и любви другого человека. Его оппонентом был седовласый черный музыкант-блюзмен, явно примирившийся со своей болью и несовершенством мира. Он кратко отвечал ему, что люди роднятся болью и ненавистью и тянутся к тому, кто страдал или страдает так же, как они. Остальные посетители парикмахерской, с интересом слушали спор, но практически не участвовали. Генри пожевал фильтр сигареты в ожидании интересной развязки и не прогадал.
Спорщики устроили эксперимент. Победителем решили объявить того, кто набёрёт больше милостыни. Парикмахер и музыкант надели ветхую одежду, найденную в подсобке парикмахерской, и уселись по разные стороны угловой парикмахерской с разными табличками, парикмахер с табличкой «Я люблю вас всех», музыкант с табличкой «Я ненавижу вас всех». Сам Генри уселся на пересечении улиц, чтобы послушать мысли прошедших как мимо одного, так и мимо другого.
Людей было немного, поэтому можно было слышать мысли каждого. Мимо парикмахера прошли двое парней, похожие на гомосексуалистов, и сунули ему в кепку приглашение посетить богослужения их секты. Генри усмехнулся. Вот уж от кого денег не жди. К музыканту подошел панк и сунул ему в кепку банку пива. Интересно, это считается?
Народу стало больше, закончился рабочий день, и многие возвращались домой. Мимо музыканта прошел человек средних лет со сжатыми губами и сунул ему два доллара. Ему не заплатили обещанное за смену, но Генри почувствовал, как человек размяк и немного смирился с происходящим, посмотрев на табличку музыканта. Мимо парикмахера прошла мать с двумя хнычущими детьми. Надпись на табличке только еще сильнее разозлила её, она сжала до боли руки своих детей и потащила их еще сильнее, от чего те просто забились в слезах. Чего-то подобного, в общем-то, Генри и ожидал.
Мимо парикмахера прошел художник, положил ему доллар и пошел дальше до угла, улыбаясь. Повернув за угол, он удивился, увидев табличку музыканта, но положил доллар и ему. Генри почувствовал, что художнику доставляет удовольствие этот контраст, и он уже размышляет над тем, как лучше его продемонстрировать в его следующем творении.
За следующий час прошло довольно много людей. Музыканту в мыслях сочувствовали, думали о жестокости мира, думали о своем личном горе или о горе, постигшем музыканта. Молодой человек, расставшийся со своей любовью, сунул ему в кепку сотку. Юная девушка, кинувшая ему десятку, вспомнила своего отца, который напился, с фразой «я вас всех ненавижу» выгнал её и мать из дому, а потом умер в тот же вечер, захлебнувшись рвотой. Генри понравилось наблюдать, как она пытается закутаться в свой плащ от холода своих воспоминаний. Двадцатку музыканту кинул рабочего вида мексиканец, который недавно успешно завязал с алкоголем и желал протянуть руку помощи другим страдающим. Пожилая женщина обняла музыканта и расплакалась. Её сын, как понял Генри, приехал из Ирака в гробу. Одни люди желали помочь человеку в боли, другие стремились поделиться с ним своей болью и выслушать его. Генри крайне удивился тому, что никто не ударил музыканта, не подумал о нём в дурном тоне или с ненавистью.
Парикмахеру так не повезло. Он вызывал у проходящих мимо людей крайнее раздражение. Девушка, бросившая изменившего ей парня, разрыдалась от надписи и побежала от парикмахера. Молодой яппи, заваливший собеседование на престижную должность, начал хохотать от его таблички. Ирландец средних лет, от которого ушла жена с детьми, плюнул в его сторону и присосался к бутылке. Но некоторые подавали и ему. Молодая пара, вернувшаяся из путешествия и наслаждающаяся друг другом, бросила ему пятерку. Программист, размышляющий над задачей, споткнулся об него и, извиняясь, кинул ему пятнадцать долларов. Человек в дорогом костюме бросил ему двадцать пять долларов, но Генри услышал в нём массу недовольствия и ненависти к парикмахеру. Видимо, он давал милостыню из привычки или из чувства долга.
Но одного парня Генри не распознал загодя. Парень был угнетен и подавлен, его травили сокурсники, его унижал и бил отец, он был на грани своего предела психологической прочности. И, как часто бывает, человека ломает не трагедия, человека ломает мелочь. Этой мелочью стал парикмахер с его табличкой, и, прежде чем Генри успел что-то сделать, сочетание издевательств и таблички «я вас всех люблю» замкнуло детонатор в голове у парня, он достал из сумки револьвер и выстрелил парикмахеру в голову.
На несколько секунд в пространстве повисла полная тишина, и в звуках и в мыслях. Неизвестно сколько времени это длилось, но Генри насчитал вечность и начал считать снова. Затем он услышал крик в сознании парня, крик отчаяния, крик боли, страха и осознания своего поступка. Раздался хлопок еще одного выстрела и этот крик смолк. Генри сидел в прострации, пытаясь осознать происходящее и не веря, что всё это не сон.
Парикмахер погиб. Парикмахер погиб из-за таблички. Парикмахер погиб из-за таблички «я люблю вас всех».
Генри припал губами к бутылке виски, стараясь сгладить грани произошедших событий в сознании. В его голове в унисон с полицейскими сиренами звенела мысль «Может именно это случилось и с Христом?»