Они пьют твой город, но морщатся от его воды. Они носят его серость как модный лук. Ты видишь их каждый день...
🦠 Паразиты Петербурга: как отличить настоящего горожанина от нельзяграм-подделки
Прелюдия. Симптомы заражения
Ты сидишь в кофейне где-нибудь на Петроградке. В той самой, что открылась на месте старой, доброй, чуть вонючей булочной. Пьешь свой эспрессо. И наблюдаешь.
Прелюдия. Симптомы заражения
За соседним столиком сидит оно. Существо неопределенного возраста, но с очень определенным выражением лица — смесь вселенской скорби и осознания собственной значимости. На нем черный оверсайз-плащ, даже если на улице плюс двадцать. В руках — томик Бродского (обязательно новый, с хрустящей обложкой). Оно делает селфи с чашкой лавандового рафа на фоне кирпичной стены и подписывает в нельзяграме: «Петербург — это состояние души… 🌫️».
И в этот момент тебя прошибает холодный пот. Не от сквозняка. От узнавания. Ты видишь не человека. Ты видишь симптом. Носителя вируса. Одного из тех, кого я называю «Паразиты Петербурга». Это не люди, переехавшие в Питер. Это те, кто решил сделать из города модный аксессуар. Эстетический косплей на петербуржца.
Они не живут в городе. Они на нем паразитируют. Высасывают его мифологию, его серость, его тоску, его стиль — и превращают все это в удобоваримый, отфильтрованный контент для соцсетей. Духовный ГМО. И знаешь, что самое страшное? Их становится всё больше.
Инкубационный период: от «поребрика» до экзистенциального сплина
Заражение проходит в несколько стадий. Это похоже на лихорадку, только не денге, а питерскую.
Стадия первая: Лингвистическая мимикрия
Человек, еще вчера говоривший «бордюр» и «курица», вдруг начинает с придыханием произносить «поре-е-ебрик» и «ку-ура». Он вставляет «гречу» и «шаверму» в каждую фразу, даже если ест салат с киноа. Это его пропуск. Его способ сказать: «Смотрите, я свой! Я выучил код!». Он еще не понимает, что настоящий петербуржец говорит так не потому, что это «правильно», а потому что он по-другому не умеет. Это не выбор, это прошивка.
Стадия вторая: Эстетическая апроприация
Начинается тотальный «black look». Человек продает свою яркую куртку и покупает сто оттенков серого и черного. Его гардероб начинает напоминать гардероб вдовствующей императрицы. В ленте появляются исключительно черно-белые фотографии дворов-колодцев, дождливых набережных и собственных ботинок на фоне луж. Он начинает романтизировать дождь, который настоящий петербуржец просто молча ненавидит 300 дней в году.
Стадия третья: Интеллектуальное позерство
Это финал. Пациент неизлечим. Он начинает цитировать Достоевского по поводу и без. Рассуждать о «метафизике болот» и «экзистенциальном сквозняке», который якобы пронизывает город. Он идет в «Подвал Бродячей Собаки» не выпить, а «прикоснуться к легенде». Он фотографирует корешок книги Бродского на фоне свинцовых волн Финского залива. Он не читает его. Он им пользуется. Как пользуются дорогим парфюмом, чтобы перебить запах собственной пустоты.
И вот перед тобой готовый продукт. Паразит. Он выглядит как петербуржец. Говорит как петербуржец. Но внутри — пустота. Звенящая, отфильтрованная, нельзяграмная пустота.
Главный обман: они любят не город, а свою фотографию на его фоне
И вот тут мы подходим к главному, к самой сути этого явления. Вся их любовь к Питеру — это нарциссизм в тяжелой форме.
Главный обман: они любят не город, а свою фотографию на его фоне
🔹Они не любят эти обшарпанные стены. Они любят, как эффектно их черный плащ смотрится на фоне этих стен.
🔹Они не любят этот туман. Они любят, каким загадочным в этом тумане выглядит их лицо на селфи.
🔹Они не любят Достоевского. Они любят, какими умными и глубокими они кажутся с его книгой в руках.
Петербург для них — это не живой, дышащий, иногда вонючий, часто жестокий, но всегда настоящий организм. Это огромная, дорогая, идеально выстроенная фотозона. Селфи-палка размером с город. Они пришли сюда не страдать, не бороться, не искать, не находить. Они пришли сюда соответствовать образу. Их Петербург — стерилен. В нем есть только красивые фасады, крафтовые бары и меланхолия по расписанию.
Симбиоз хищника: зачем Город плодит своих паразитов
А теперь — главный поворот. Мы всё о них да о них. А ты не задумывался: зачем сам Город это терпит? Этот древний, циничный, умный монстр из гранита и воды. Неужели он не видит этой фальши?
Симбиоз хищника: зачем Город плодит своих паразитов
Видит. И более того — он сам ее культивирует.
Потому что эти «паразиты» — это его пиар-отдел. Его SMM-менеджеры. Его армия бесплатных рекламных агентов. Они — планктон, которым питается огромный кит по имени «Бренд "Санкт-Петербург"».
Город — хищник. Он раскинул по всей стране свои сети: миф о городе поэтов, миф о городе бунтарей, миф о европейской столице. И эти «паразиты» — мотыльки, летящие на свет этого мифа. Они прилетают, обжигают свои крылышки о холодный гранит, оставляют здесь свои деньги в модных кофейнях и дизайнерских шоу-румах, постят тысячи фотографий с геотегами, привлекая новых мотыльков... а потом улетают. Или мутируют во что-то другое.
Город их использует. Он позволяет им кормиться своей эстетикой, но взамен забирает их энергию, их восхищение, их деньги. Это жестокий, но честный симбиоз. Они получают красивую картинку для самолюбования. Город получает свежую кровь и подтверждение собственного величия. Он позволяет им играть в «петербуржцев», зная, что они никогда ими не станут. Это как позволить детям играть в песочнице во взрослую жизнь. Мило. Забавно. И совершенно безопасно для самого Города.
Мы, «настоящие», — его кости, его скелет. Мы некрасивы, мы вросли в него, мы его держим. А они — его модная, сменяемая каждый сезон кожа. Красивая, блестящая, привлекающая внимание. Но недолговечная. Он сбросит её, когда изменится мода, и нарастит новую.
Почему они нас так бесят? Зеркало, которого мы боимся
А теперь давай честно. Почему нас, тех, кто здесь родился или прожил десятилетия, так корёжит от них?
Почему они нас так бесят? Зеркало, которого мы боимся
Потому что они — карикатура. Злая и точная пародия на нас самих. Они — это мы в наши 20 лет, когда мы тоже пытались казаться умнее и глубже. Только мы за это заплатили. Заплатили молодостью, здоровьем, деньгами, разбитыми сердцами. Наша "питерская тоска" — не модная поза, а шрам, рубец, который остался на душе после долгой и холодной зимы. Наша любовь к этому городу — не легкая влюбленность, а сложный, невротический брак, в котором были и ненависть, и отчаяние. Мы свой "сертификат подлинности" выстрадали.
А они пришли и просто взяли его. Бесплатно. Как промокод на скидку. Они превращают наши шрамы в дешевую бижутерию. И когда мы смотрим на них, мы подсознательно видим угрозу: если это теперь считается петербуржцем, то кем, черт возьми, были мы все эти годы?
Вакцинация правдой
Что с этим делать? Ничего. Бесполезно. Это как пытаться объяснить чайке, что она не орел.
Единственная вакцина — это правда. И понимание. Понимание того, что есть Город-Бренд, а есть Город-Тело. Они живут в бренде. Мы — в теле.
Их Петербург — это красивая обложка. Наш — со всеми его болезнями, трещинами, сквозняками и гениальностью — это сама книга.
Настоящим петербуржцем нельзя стать, назвав себя так. Это город должен тебя принять. Или не принять. Он должен тебя прожевать, переварить и, если повезет, не выплюнуть. Это долгий, болезненный процесс инициации. И его не пройти, попивая лавандовый раф.
Так что в следующий раз, когда увидишь очередного «паразита», не злись. Просто усмехнись. Он — турист. Только не в городе, а в его мифологии. Он скоро уедет. А мы останемся. Потому что нам, в отличие от него, просто некуда больше идти. Это наш город. С его паразитами и его святыми. Мы его иммунная система. И пока мы здесь, Город-Тело живо.
Узнал в описании соседа по кофейне? Или, не дай бог, себя десятилетней давности? Если да — значит, ты еще не разучился отличать подлинник от подделки.
