Вежливость⁠⁠

«Вежливость - страшное оружие в умелых руках, - глубокомысленно заявил мне один знакомый фельдшер со «скорой», - помню работал у нас врач с ласковой фамилией Липочкин. Однако, все звали его Липучкин, потому что, если он «прилипнет» к кому-нибудь, то не отстанет, пока не получит желаемого, будь то денег взаймы или последний бутерброд. Все ему отдашь, потому что вежливостью он пользовался с такой виртуозностью и мастерством, словно фокусник-иллюзионист. В глубине души чувствуешь себя обманутым, а поделать ничего не можешь. Случилась эта история в те времена, когда на скорой еще бахилы не выдавали. Помню, приехали мы с ним на вызов. Открыл нам дверь интеллигентного вида мужчина и вежливо говорит: «Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.» И Липочкин ему отвечает в том же духе, мол и Вам здравствуйте. Минут пять они друг перед другом расшаркивались. Встретились две родственные души и сыплют любезностями. Мне это надоело, и я решил поторопить краснобаев. Где, говорю, больная? Проводите нас к ней. Вижу, оба напряглись. Не иначе думают, какой невежливый молодой человек. Липочкин аж покраснел от стыда за меня. А родственник больной заторопился, закивал, и вдруг заявляет: «Извините меня, пожалуйста. У нас ковры дорогие. Не будете ли Вы так любезны снять обувь? А я Вам тапочки принесу, если, конечно, Вас не затруднит моя просьба». Затруднит, отвечаю я. У нас на «скорой» так не принято. Вы, милейший, на коврики газетки побросайте, мы по ним до больной и доберемся. Наверное, мужчина так и сделал бы, но тут вмешался Липочкин. И давай меня уговаривать уважить хозяев. И такие веские аргументы привел, что я устыдился своего упрямства и стал, кряхтя, стаскивать свои фирменные боты, модные, с посеребренными набойками. Неделю назад купил их в универсаме, ползарплаты отдал. Гляжу на свои рваные носки и удивляюсь, как это «Липучкин» сумел меня уломать. Вздохнул и потопал за хозяином. Полечили больную, та аж зарделась от изощренной вежливости и высокого профессионализма моего врача. Долго прощались, кланялись и желали друг другу крепкого здоровья. Наконец, светский раут закончился, пора возвращаться. Подходим к двери, а там хозяйская собака что-то грызет, и даже урчит от удовольствия. Я аж взмок от неприятного предчувствия. И точно – мои ботиночки! Из натуральной кожи с посеребренными набоечками! Пока мы в комнате в вежливости изголялись, проклятая псина успела сожрать оба ботинка, только набоечки и остались. Помню, я буквально взбесился от злости. Вы что, ору, нарочно меня разули, чтобы вашу шавку подкормить?! Хозяин в слезы: «Как Вы могли такое подумать? Великодушно простите! Это досадное недоразумение! Мы Вам все возместим. И сует мне несколько сотен. Я говорю, Вы хоть в курсе, сколько они стоят? И называю реальную стоимость своих штиблет.«Ну, что Вы, отвечает мне тот, у нас таких денег сейчас нет. Вы нам в четверг позвоните». После дождичка, уточняю я, начиная свирепеть. Неизвестно, чем бы дело закончилось, но тут «Липучкин» свои галоши натянул, на них-то пес, ясное дело, не позарился, и начал меня обрабатывать. Вежливо, вкрадчиво и весьма убедительно. Махнул я рукой и пошел восвояси. Как говорит Липочкин, что Бог не делает, все к лучшему, через два месяца я купил себе ботинки еще лучше тех. Но с Липочкиным я больше не работал, попросил старшего фельдшера нас больше на бригаду не ставить, мотивируя это тем, что не люблю вежливость в чрезмерных количествах».