"Сам себе господин..."⁠⁠

Он родился в странном месте для русского мальчика - в древнем Триполи, то есть "Тройном городе" - так назвали его древние греки.

Удобнейший порт на Средиземном море всегда был лакомым кусочком, и этой землей последовательно владели финикийцы, персы, римляне, арабы, крестоносцы, мамлюки и турки.

В 1906 году, когда он родился, это была Османская империя, сейчас - независимый Ливан.

Вы спросите - а что делали родители русского мальчика в таком странном месте? А я отвечу - были присланы сюда по распределению. Я не шучу. И Анна Алексеевна, и Василий Андреевич закончили учительские семинарии. Поскольку образование там давали бесплатно и за казенный кошт, все выпускники обязаны были отработать 5 лет на ниве народного просвещения. Этих двоих отправили в распоряжение Императорского православного палестинского общества для работы в северосирийских школах. Так они и оказались в Триполи, где познакомились и поженились.

А в 1906 году, между двумя дочками, у супругов Соловьевых родился единственный сын Леонид, навсегда впитавший в себя краски, запахи и звуки Востока - по праву рождения.

Вот он с сестрами в августе 1911 года - Леонид, Зинаида и Екатерина Соловьевы.

Потом семья вернулась в Россию, родители мирно преподавали в школах Самарской губернии, но, похоже, Восток растопил в их сердце что-то важное. И в 1921 году, спасаясь от печально известного голода в Поволжье, семья бежит не куда-нибудь, а в русский Туркестан, в город Коканд.

Здесь Леонид закончил школу, поступил в механический техникум, где отучился два года, а потом...

Потом начались его долгие странствия по Туркестану.

Это было кипучее и жесткое время, когда Гражданская война вроде как завершилась, но басмачи еще не закончились. Когда на древней земле старое и новое сплелись змеиным клубком, когда в Туркестане по справедливости делили землю и воду, строили Турксиб, освобождали женщину Востока и ликвидировали вековую безграмотность.

Как раз в те годы некий О. Бендер писал:

Цветет урюк под грохот дней
Дрожит зарей кишлак
А средь арыков и аллей
Идет гулять ишак.

Специалист со средним образованием Леонид Соловьев работал ремонтником на железной дороге и преподавал в кокандском фабрично-заводском училище маслобойной промышленности; он, как Шурик, собирал фольклор (поскольку тюркским и фарси владел свободно) и трудился на должности специального корреспондента газеты «Правды Востока».

В 1927 году рассказ Леонида Соловьева «На Сыр-Дарьинском берегу» получил вторую премию журнала «Мир приключений» и 21-летний юноша впервые всерьез задумался о писательской карьере.

В 1930 году у него выходит первая книжка - результат его этнографических поездок по кишлакам под названием «Ленин в творчестве народов Востока (песни и сказания)».

Злые языки говорили, что все песни и сказания о Ленине сочинил сам Соловьев, мастерски имитируя традиционные принципы стихосложения "туземцев", как их совсем недавно называли. Но экспедиция 1933 года Научно-исследовательского института культурного строительства (будущего Института языка и литературы) не оставила камня на камне от обвинений в фейках, поскольку записала оригиналы большинства песен, переведенных Соловьевым.

В том же 1930 году, когда вышли его "Песни о Ленине", Соловьев перебирается из Туркестана в Москву и поступает на литературно-сценарный факультет Института кинематографии. В тридцатые издает несколько повестей и сборников рассказов, по его сценарию снимают фильм «Конец полустанка».

А в 1940-м году корабельная артиллерия ударила главным калибром - в "Роман-газете" выходит роман Леонида Соловьева "Возмутитель спокойствия" и любой разговор о сказках 1940-х без упоминания этой книги сделался невозможен.

Сказать, что книга Леонида Соловьева о Ходже Насреддине стала бомбой - это ничего не сказать - популярность книги была зашкаливающей. Достаточно сказать, что экранизация романа - фильм Якова Протазанова "Насреддин в Бухаре" - вышла в 1943 году, когда фильмов делалось считанное количество. Тем не менее, даже в это не самое простое для Советского Союза время, деньги на экранизацию Соловьева выделили.

А в первый же год после войны уже вышло продолжение - "Похождения Насреддина", снятое по сценарию, написанному Соловьевым и Витковичем в 1944-м.

Как вы видите, на афише фамилии Соловьева нет, но о причинах этого позже.

Популярность книги Соловьева совершенно неудивительна, на мой личный взгляд, это великий роман, нержавеющая классика русской литературы.

Книг, про которые славословят высоколобые литературные критики - довольно много.

Книг, которые продаются как горячие пирожки и охотно читаются простыми людьми - тоже хватает, в диапазоне от "милорда глупого" до романов Дарьи Донцовой.

А вот книг, которые находятся на пересечении того и другого множества - где и литературоведам придраться не к чему и читают их с огромным интересом самые неподготовленные читатели - вот таких книг, почитай, что практически и нет. Потому что написать легко читаемую великую книгу - это высший пилотаж. "Мастер и Маргарита", "12 стульев" и "Золотой теленок", "Швейк" - что еще?

"Повесть о Ходже Насреддине" - из этой же когорты. Когда окружающий мир окончательно достает меня, разливается желчь и портится характер - я открываю эту книгу наугад и начинаю читать с любого места:

"Обуянный гневным неистовством, Агабек выхватил из пояса тыквенный кувшинчик с волшебным составом.

— Лимчезу! Пуцугу! Зомнихоз! — грозно возопил он, брызгая из кувшинчика на стражников. — Кала-май, дочилоза, чимоза, суф, кабахас!

— Держи его! Держи! Хватай! Вяжи! Тащи! Не пускай!.. — разноголосо отвечали стражники своими заклинаниями".

У Соловьева великолепный язык, чего стоят одни метафоры: "Сверни свой ковер нетерпения и положи в сундук ожидания", "А теперь повесь свои уши на гвоздь внимания" или - моя любимая фраза в процессе написания книг - "Кувшин моих ничтожных мыслей показывает дно".

Но при этом у автора великолепное чувство меры и он не перебирает с восточной цветистостью, вставляя этих жемчужин в диадему своего повествования ровно столько, сколько нужно.

А юмор? Сегодня в юмор умеют не только лишь все - практически никто не умеет так, чтобы не конфузило, а веселило. А здесь одно общение главного героя со своим ишаком периодически заставляет смеяться в голос:

— О ты, посланный мне в наказание за моих грехи и за грехи моего отца, деда и прадеда, ибо, клянусь правотой ислама, несправедливо было бы столь тяжко наказывать человека за одни только собственные его грехи! — начал Ходжа Насреддин дрожащим от негодования голосом. — О ты, презренная помесь паука и гиены! О ты, который…

Или вот:

"Но если ещё раз из моего халата начнут выбивать пыль, позабыв предварительно снять его с моих плеч, то горе тебе, о длинноухое вместилище навоза!".

Кстати, о выбивании халата. Одно из главных достоинств главного героя - соловьевский Насреддин не супергерой и не рыцарь без страха и упрека. Он живой человек, со своими слабостями и недостатками, и в его бесконечных проделках Фортуна ему не всегда улыбается. Почему он и может авторитетно свидетельствовать, что "особенно прискорбны для рёбер канибадамские сапоги". Леонид Соловьев, который в Канибадаме в первый раз женился, тоже, похоже, знал, о чем писал.

Вообще, в этой книге автор и герой всегда связаны невидимыми нитями. Во-первых, они всегда одного возраста. Свою книгу "Возмутитель спокойствия" 34-летний Леонид Соловьев начал фразой: "Тридцать пятый год своей жизни Ходжа Насреддин встретил в пути".

И вообще, судя по воспоминаниям, автор сам был изрядным троллем, острословом и ни разу не девственником, как и Ходжа Насреддин. И мог честно повторить за своим героем, вылечившем девушку из гарема: "Я ничего не понимаю в болезнях, зато понимаю в девушках". Кстати, шуток на эту тему для пуританского сорокового года в книге удивительно много: "Жирный хорек, чему ты радуешься? Ты выписываешь жеребцов из Аравии, а твоя жена находит их гораздо ближе!".

И при всем при этом "Возмутитель спокойствия" вовсе не является собранной "для ржаки" выборкой особо удачных гэгов и анекдотов. Нет, анекдоты там, конечно есть, и многие живы до сих пор - про "зверя по имени кот", например, или про то, что через двадцать лет кто-то непременно помрет - или я, или шах, или ишак. Но в целом - бесчисленное множество народных баек о Ходже Насреддине стали лишь фундаментом для романа. Очень профессионально сделанного и непростого романа, где смех - не цель, а средство поговорить о вечном.

Когда говорят, что лучший роман о Ходже Насреддине написал русский, а особенно, когда укоряют этим узбеков или таджиков - это не совсем правильно. В юности любимым писателем Соловьева был Киплинг. Так вот - при всем уважении "индийский англичанин" Киплинг не был первым человеком, описавшем Индию. Своей "Книгой джунглей" он лишь открыл эту страну для европейцев, показал ее красоту и заставил своих читателей полюбить этот край.

Соловьев сделал то же самое с Центральной Азией. Тексты про похождения Насреддина сочинялись веками на огромной территории от китайского Синьцзяна до османских Балкан. "Азиатский русский" Соловьев лишь переплавил их в привычную европейской цивилизации литературную форму романа. Но сделал это настолько блестяще, с такой любовью к своей малой родине, что действительно стал одним из "литературных первооткрывателей" этого региона.

Отсюда и огромное количество переводов на множество языков мира. Только за первое десятилетие после выхода "Возмутитель спокойствия" дважды был издан на французском - в Париже и Гренобле, на английском в Лондоне, на итальянском в Милане, а вот обложка шведского издания 1945 года.

А жизнь тем временем шла своим чередом. Не прошло и года после издания романа, как началась Великая Отечественная война.

Автор "Возмутителя спокойствия" ушел на фронт, став военным корреспондентом газеты «Красный флот» на Чёрном море. Воевал честно, был награжден орденом Отечественной войны I степени и медалью «За оборону Севастополя». Но гораздо важнее, что он свой журналистский долг выполнял не только честно, но и результативно.

Это военкор Соловьев развернул невыдуманный эпизод о подвиге моряков Ивана Никулина и Василия Клевцова в повесть "Иван Никулин - русский матрос", а потом по его сценарию в 1944 году повесть экранизировали.

Это Соловьев раскопал матросскую легенду и опубликовал в газете «Красный флот» в июле 1943 года очерк "Севастопольский камень", ставший невероятно популярным - настолько, что композитор Борис Мокроусов и поэт Александр Жаров по его мотивам сочинили песню "Заветный камень", а певец Леонид Утесов сделал ее одним из главных шлягеров военных лет:

Пусть свято хранит мой камень-гранит,
Он русскою кровью омыт.

После войны Леонид Соловьев был на вершине славы. Фильмы по его сценариям и по его книгам выходили один за другим, книги издавались и переиздавались, денег было с перебором, славы - еще больше.

Но человек - это только человек, и не случайно медные трубы считаются сложнейшим из всех испытаний.

Леонид Соловьев стал пить, начались загулы, из-за постоянных измен фактически распался второй брак с актрисой Тамарой Седых.

Закончилось все плохо: трое арестованных одесских писателей - Сергей Бондарин, Семён (Авраам) Гехт и Леонид Улин - дали показания об "антисоветской агитации" писателя Соловьева и наличии у него «террористических настроений» против советского руководства.

В 1946 году писатель Леонид Соловьев был арестован и его имя предсказуемо исчезло из титров стартовавшего в прокате фильма "Похождения Насреддина".

При этом сам писатель никогда не отрицал, что действительно по пьянке безудержно молол языком и наговорил себе на статью. Так, например, напившись с коллегами-писателями в ресторане Соловьев сравнил маршала Жукова с Велисарием, претерпевшим от неблагодарности императора Юстиниана - и тем фактически поднял срок.

В общем, в итоге Леонид Соловьев был осужден на десять лет исправительно-трудовых лагерей за "антисоветскую агитацию среди своего окружения и высказывания террористического характера". Юрий Нагибин потом напишет: «Огромный, добрый, наивный, вечно воодушевлённый Леонид Соловьёв угодил в лагерь…».

Сидел в Мордовии, в Темлаге. Но, на его счастье, в 1948 году Темлаг ликвидировали, а лагеря Темлага присоединили к мордовскому же Дубровлагу. И надо же такому случится, что начальник Управления Дубровлага, генерал-лейтенант Сергиенко оказался любителем чтения и большим поклонником "Возмутителя спокойствия".

Узнав, кто у него теперь сидит, он, пообщавшись с писателем, в виде исключения разрешил заключенному Соловьеву писать в лагере продолжение "Ходжи Насреддина". Разумеется, в свободное от общих работ время. Правда, похоже, тут же намекнул руководству лагеря, что общие работы Соловьеву можно дать и полегче. А то он ничего не напишет, а продолжение почитать хочется.

Так или иначе, но в Дубровлаге Соловьев сначала работал ночным сторожем в цехе, где сушили древесину, а потом - ночным банщиком. И все свободное время - истово писал.

Поскольку с женой они фактически разошлись еще до ареста, а юридически - сразу после него, связь он держал только с престарелыми родителями и сестрами. Сестре Зинаиде писал в мае 1948 года, вскоре после начала работы над книгой, что присылать ему ничего не надо, кроме бумаги: "Я должен быть дервишем — ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать — в лагерь!.. Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому".

Смех-смехом, но Соловьев сам потом скажет странные, на чей-то взгляд, слова: "Хорошо, что меня посадили. Иначе я бы ничего не написал, и вообще спился".

"Очарованного принца" Соловьев писал долго, почти три года - но вторая книга и по объему в несколько раз больше "Возмутителя спокойствия". Наконец, в 1950-м роман был завершен.

Одна из двух рукописей ушла генералу Сергиенко, другая - осталась у автора.

Генерал книгой остался доволен - и немудрено. "Очарованный принц" - это тот редкий случай, когда вторая книга получилась ничуть не хуже первой. Многие говорят, что она лучше - но точнее, наверное, будет сказать, что она просто другая. Не такая яркая и смешная, но зато тоньше и мудрее.

За прошедшие годы изменился автор - сами понимаете, не мог не изменится. Естественно, изменился и его герой. В новой книге Ходже Насреддину уже сорок пять, у него куча детей и красавица жена. Правда, Гюльджан, чьей любви он так добивался в первой книге, за десять лет превратилась из очаровательной красавицы в уверенную в себе женщину, которая твердой рукой ведет по жизни семейный корабль, периодически ставя задачи мужу.

Но при этом - полная преемственность с первой книгой. Насреддин "Очарованного принца" - этот тот же самый Насреддин, просто ставший старше. Единственная аналогия, которая мне приходит на ум - юный и веселый прохиндей Остап Бендер из "12 стульев" и уже побитый жизнью прохиндей Остап Бендер "Золотого теленка". Это все тот же Остап, просто начавший задумываться о молоке и сене: "Всегда думаешь; “Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена”. А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили".

А потом... Потом начались неприятности.

Генерал Сергиенко ушел на повышение, и один из лагерных "кумов", старший лейтенант Данильченко, придравшись к какой-то ерунде, изъял у потерявшего покровителя заключенного рукопись.

У Соловьева не осталось ни странички от каждодневного трехлетнего труда.

В отчаянии он пишет заявление новому начальнику Управления Дубровлага с просьбой вернуть ему рукопись или хотя бы дозволить снять копию:

"Роман "Очарованный принц" потребовал от меня почти трех лет труда в обычных условиях лагерного режима, без какого-либо освобождения от общих работ, и в то же время он представляет собой, несомненно, лучшее из того, что я написал. Это - не похвальба, я достаточно опытный литератор, чтобы оценить свою работу беспристрастно. Роман имеет определенную ценность, и для меня лично - субъективную, и для литературы - объективную.

Убедительно прошу Вас, гражданин Начальник Управления Дубровлага МВД СССР, ответить на мое заявление и в том случае, если Вы не сочтете возможным по каким-либо причинам вернуть мне рукопись романа или копию".

В 1954 году заключенный Соловьев был освобожден по амнистии 1953 года, отсидев восемь лет из десяти назначенных.

Рукопись ему вернули.

Да, Леонид Соловьев сидел легче многих - хотя бы потому, что не был по приговору лишен авторских отчислений и получал в лагере гонорары за переиздания - а его книги усилиями писательского генсека Александра Фадеева продолжали издаваться и во время отсидки автора.

Но все-таки восемь лет в заключении - это восемь лет в заключении.

Вот как описывает встречу с вернувшимся Соловьевым еще один сказочник, Юрий Олеша, о котором уже рассказывал:

«Встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьёва («Возмутитель спокойствия»). Высокий, старый, потерял зубы. Узнал меня сразу, безоговорочно. Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Повёл в универмаг и купил. О жизни там говорит, что ему не было плохо — не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины» — моей первой, как он выразился, «настоящей», жены. «Теперь я верю, я что-то получу».

Писатель действительно очень тяжело переживал крах своей семьи, об этом Соловьев говорил еще во время следствия в 1946 году: «Я разошёлся с женой из-за своего пьянства и измен, и остался один. Я очень любил жену, и разрыв с ней был для меня катастрофой».

Жена его так и не простила, поэтому после освобождения Леонид Васильевич поехал в Ленинград к сестре Зинаиде - старшая, Екатерина, так и прожила всю жизнь в Средней Азии, в Намангане.

В 1956-м Лениздат первым издал оба романа о Ходже Насреддине под одной обложкой.

Успех был огромным, писатель вновь стал узнаваем и популярен.

Он женился в третий раз на ленинградской учительнице Марии Кудымовской. Вот они на фото.

Благодаря переизданиям был более-менее обеспечен, плюс подрабатывал на "Ленфильме" написанием и доработкой сценариев и писал книгу воспоминаний.

Которая, к сожалению, осталась незаконченной и вышла уже после его смерти под названием «Из "Книги юности"».

Писатель не прожил и десяти лет после освобождения - у него была страшная гипертония, из-за которой ему парализовало половину тела.

Писатель Леонид Васильевич Соловьев скончался 9 апреля 1962 года в Ленинграде в возрасте 55 лет.

И последнее, что я хочу сказать.

Леонид Васильевич Соловьев прожил не самую простую жизнь, но в его книге нет ни капли злобы или обиды - а ведь это не скроешь, желчь всегда чувствуется. Как написано в "Повести о Ходже Насреддине",

«До самого дна испил он горькую чашу <...>; такое испытание может либо ожесточить человека, превратив его сердце в камень, либо направить к возвышенной человеческой мудрости».

И действительно - у нас почему-то привыкли считать Ходжу Насреддина эдаким весельчаком и проказником, но ведь он у Соловьева прежде всего мудрец.

Поэтому, кроме привычных шуток - актуальнейшего сегодня пассажа про три типа начальников, дразнилки "кто имеет медный щит, тот имеет медный лоб" или отчаянного призыва ни в коем случае не думать о белой обезьяне, из этой книги можно полной горстью почерпнуть неподдельной мудрости.

Мудрости много пережившего, но так и не озлобившегося человека.

Как и его герой, он не был наивным и не смотрел на мир через розовые очки: «Слишком хорошо знал он людей, чтобы ошибаться в них. А как хотелось ему ошибиться, как обрадовался бы он духовному исцелению рябого шпиона! Но гнилому не дано снова стать цветущим и свежим, зловоние не может превратиться в благоухание».

Но Леонид Соловьев искренне любил людей и пронес свою мечту до самого конца:

«Самой заветной мечтой его была мечта о мире, в котором все люди будут жить как братья, не зная ни алчности, ни зависти, ни коварства, ни злобы, помогая друг другу в беде и разделяя радость каждого как общую радость».

Именно поэтому я считаю книгу "Повесть о Ходже Насреддине" великой. Я бы ее выписывал в рецептах при депрессиях, она очень помогает, когда человеку плохо - в ней нет ни капли яда, потому что ее автор не позволил себе слить в текст свои страхи или низкие помыслы, как это часто делают писатели.

"Повесть о Ходже Насреддине" нужно читать в десять лет и возвращаться к ней за советом и помощью всю жизнь - до самого конца.

"Миры совершают свой путь; мгновения цепляются за мгновения, минуты – за минуты, часы – за часы, образуя дни, месяцы, годы, но мы, многоскорбный повествователь, из этой вечной цепи ничего не можем ни удержать, ни сохранить для себя, кроме воспоминаний – слабых оттисков, запечатленных как бы на тающем льде. И счастлив тот, кто к закату жизни найдет их не совсем еще изгладившимися: тогда ему, как бы в награду за все пережитое, дается вторая юность – бесплотное отражение первой".

P.S. Чтобы не заканчивать на пафосе. А еще чудесный актер и писатель Леонид Филатов написал по этой книге пьесу в стихах "Возмутитель спокойствия": "Ужели суслик твоего коварства нагадит в плов доверья моего?".

________________________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741