Похороны Шпака⁠⁠

Среди многочисленных и свято соблюдаемых в военно-учебных заведениях империи обычаев выделяется, конечно, традиция устраивать торжественные… похороны. В кадетских корпусах хоронили арифметику, в морском корпусе была очень интересная традиция похорон Nautical Almanac (морской астрономический ежегодник); понятно, для будущих судоводителей арифметика - пустяк и большого отчуждения не вызывала.

Не отставали, конечно, и юнкера. В Алексеевском училище, что в Москве, куда традиционно поступало много желающих «со стороны» (то есть штатских, не из кадетских корпусов, не из военных семей, не вольноопределяющихся), существовала своя традиция - «похороны Шпака».

Начиналась с того, что в один из дней, накануне присяги, на вечерней проверке, во время которой как бы случайно не присутствовал ни один офицер, ротный фельдфебель читал особый приказ «по курилке» (естественно, приказ этот сочинялся самими юнкерами и никакого отношения к официальным приказам не имел). В оном объявлялось об обязательном участии всех молодых «козерогов» в предстоящей этой ночью церемонии «похорон Шпака».

Церемония эта символизировала собой отрешения от всего прошлого «статского» и указывала на то, что со следующего дня, после присяги, все станут настоящими военными, которым нет уже возврата в прежнее положение «шпака», то есть штатского человека. Понятно, что об этой традиции все знали заранее, с нетерпением её ждали и тщательно к ней готовились, придумывая и готовя для себя соответствующий костюм.

В ночь накануне присяги весь лагерь только делал вид, что спит. На самом деле, лежа под одеялом в своей койке, каждый с нетерпением ждал сигнала для начала парада.

Наконец, сигнал дан; юнкера быстро вскакивали, поспешно надевали свои придуманные костюмы и быстро строились перед бараками своих рот. Конечно, выбор у юнкера невелик, не светский бал-маскарад, приходилось пользоваться тем, что под рукой остриженного почти наголо новобранца, но всё же фантазия у ребят работала. Кто-то пользовался своим штатским платьем, кто-то брал у ротного каптенармуса кивера и мундиры: короче, в строю стояли, в основном, в одних кальсонах, но в мундирах и киверах, некоторые – в шляпах или в статских фуражках, кепках и мундирах, в бескозырках задом наперед, в студенческих тужурках или пиджаках, одним словом, в самых невообразимых для военного человека диких комбинациях статского с военным, но все, без исключения – без штанов! И все с винтовками, винтовки в царское время не запирали от личного состава в оружейных комнатах за решётками и печатями. Винтовки несли на правом плече и прикладом вверх.

Из подвижных на колёсах стоек для колки чучел была сооружена погребальная колесница, которую везли десять совершенно голых юнкеров. На колеснице – чучело шпака, которое и собирались хоронить.

Впереди процессии двигался импровизированный оркестр из самых необычных инструментов в виде медных тазов, чайников и сковород, за ним волокли колесницу, окружённую голыми юнкерами с факелами в руках, дико скакавшими и кривлявшимися под звуки оркестра. Шествие двигалось через весь лагерь, а потом отправлялось на небольшой плац, к саперному городку, где и проходила сама церемония похорон, по всем правилам: с надгробными речами о необходимости забвения всего статского, и все это – под дикий визг, вой и плач присутствующих.

Затем проводился церемониальный марш, которым командовал ротный фельдфебель, а принимал парад фельдфебель роты Его Высочества, первой роты по счёту, в мундире и кивере, но без штанов, увешенный массой различных орденов и лент.

При всём при этом военная дисциплина соблюдалась: сразу после марша роты разводились по баракам, и буквально две минуты казалось, что ничто решительно не происходило, и лагерь давно спит крепким сном. Тут как из-под земли появлялся дежурный офицер, как будто в воду канувший во время церемонии, появлялись и другие офицеры. Найдя всё в порядке, они спокойно удалялись.

Только позже, много позже, юнкера узнавали, что на самом деле «похороны» издали наблюдали не только эти офицеры, но и их семьи, и, более того, на церемонию традиционно собиралась масса дачников и дачниц со всех окрестностей и любовались на представление из ближайшего к лагерю леса. В темноте ночного леса они не были заметны, юнкера же, освещённые со всех сторон горящими факелами, представляли собой довольно весёлое зрелище.

А днём была присяга, первое увольнение (отпуск, как тогда говорили), а со следующего дня юнкеров, уже полноправных военнослужащих, брали в жёсткий оборот курсовые офицеры – время было военное, и за четыре месяца этим мальчишкам надо было пройти двухгодичный курс мирного времени (из которого были исключены все невоенные предметы). Через четыре месяца новоиспечённых прапорщиков Российской императорской армии ждал фронт.