futurolog1

Папина жизнь всегда казалась мне предостерегающим знаком. Он пил, и от него пахло безнадёгой и дешёвым портвейном. Мама, пропахшая мелом и усталостью, после школьных смен таскала меня по университету, где подрабатывала. Я видел её согнутую спину и дал себе зарок: я не буду таким. Я буду сильным. И богатым.

Я и не был таким. Я стал другим. Учился. Вырвался. Поймал волну тех самых лихих девяностых, но не с автоматом у киоска, как у двоюродного брата, а с головой на плечах. Компьютеры, программы, свои первые сети. Деньги пошли сразу и всерьёз. Не понравилось — ушёл и открыл своё. Снова получилось.

Две квартиры. Не в ипотеку. Наличными, пачками купюр, которые я с торжеством клал на стол перед Леной. Смотри, мол, я смог. Я не он. Две машины во дворе. Я пахал как лошадь, чтобы снять с её плеч ту самую усталость, что была у матери.

Но что-то пошло не так не с деньгами, а между нами. Чем больше я зарабатывал, тем тише становилось в нашем доме. Мои сделки, звонки, новые проекты — они выстроили между нами невидимую, но прочную стену. Лена перестала делиться своими мелочами, а я — своими победами. Они казались мне слишком приземленными на фоне её молчаливой обиды. Я думал, деньги — это цемент для семьи. А они стали растворителем, который разъел всё то, что мы когда-то чувствовали.

Я начал пить. Это был не портвейн из моего детства. Это были дорогие виски, выдержанные коньяки, элитное вино. Я пил не от бедности, а от тоски. От осознания, что все эти квадратные метры и лошадиные силы под капотом не смогли купить самого простого — её тепла.

Я оставил им ту самую двухкомнатную, первую, которую купил с таким трепетом. И машину. Пусть ездит. Мне казалось, что так я откуплюсь. Смою вину.

С Ирой мы пьём ту же дорогую отраву. Мы сидим в моей второй квартире, которая так и не стала домом, пьём из красивых бокалов и говорим о вечном. Мы — два успешных человека, у которых есть всё, кроме воздуха. Мы тонем в комфорте, и нам кажется, что это полёт.

Что будет дальше? Дальше— тихий утренний звонок от юриста Лены по поводу алиментов. Не потому, что им не хватает, а из принципа. Дальше — первое замечание от партнёра, который уловил в моём голосе проспавшуюся хрипоту. Дальше — испуганный взгляд моей дочери, которая приедет в гости и увидит не отца-добытчика, а опухшего человека в дорогом халате с пустым взглядом.

Деньги не остановят падение. Они лишь отложат удар о дно, сделают его более мягким и обставленным дорогой мебелью. Они купят ещё бутылок, ещё летаргии. Но однажды я проснусь и пойму, что моя жизнь — это красивый, дорогой сувенир, который я сам же и разбил, повторяя путь отца. Только не от бедности, а от скуки собственного успеха.