Hellium

Дорогие пикабушники, из Тюмени. Мне требуется помощь. В связи с разводом и переездом на съемную квартиру нужно пристроить черепах.

Бывшая жена не справится с содержанием, да и не хочет этим заниматься.

Продаю акватеррариум с красноухими черепахами и всем оборудованием.

Тумба под акватеррариум длина 200 см ширина 60 см высота 65 см

Тумба под пляж длина 80 см ширина 60 см высота 78 см

Аквариаум длина 180 см ширина 49 см высота 70 см Максимальный уровень воды 50см (дальше идет выход на пляж)

Пляж длина 70 см ширина 49 см высота 60 см

Фильтр для воды Terra EX1200

Два нагревателя AQUAEL EASYHEATER

Лампы для обогрева пляжа (дневные, красные, ночные, прожектор 150 ватт)

Декор аквариума

4 Черепахи

Продаю все вместе, так как забочусь о благополучии черепашек

Кто заинтересовался или есть знакомые которые хотели бы приобрести себе сие чудо пишите в ЛС в ВК https://vk.com/ubt_zinko

2 комента для минусов внутри

А Серёга вот мудак был. Но опер. Но мудак. Ибо расслабился. А дело было так.
Стоял просто ахуенный летний день, причём субботний. Ласково светило солнышко, по небу ненавязчиво бежали облачка, лёгкий ветерок шевелил листву флоры, на тротуарах воробьи устроили яростный махач из-за недоеденного чебурека, а Серёга шёл домой после тяжёлого дежурства, надеясь поплющить харю несколько часов. Сдав дежурство и табельное оружие, он несколько расслабился в размере пяти-шести бутылок пива, и поэтому на душе было легко, а мочевому пузырю - тяжко, посему он довольно резво добежал до дома и горным тюленем домчался до своего этажа, где нос к носу столкнулся с соседом, открывавшим дверь в свою квартиру.
- Паша, дай у тебя отолью, а то, пока ключи достану…
Сосед Паша гостеприимно распахнул дверь своих чертогов, и Серёга, сориентировавшись в недрах Пашиной квартиры, по запаху безошибочно определил местонахождение ватерклозета, и с наслаждением, близким к оргазму, облегчился, а потом стал оглядываться. И его цепкий оперской взгляд среди предметов меблировки обнаружил некую особу, при ближайшем рассмотрении оказавшейся женской гендерной принадлежности. У особы были сиськи пятый номер, и в целом с ебательной точки зрения она была очень даже ничего.
- Прошу к столу! – гостеприимно предложил Паша.
За рюмкой, как говорится, чая, выяснилось, что особа – Пашина родная сестра, причём даже ранее судимая за что-то тяжкое типа разбоя. Тем не менее, будучи в курсе о Серёгиной профессии, носик морщить не стала, «волчиной позорным» его не обзывала, и даже выдавала какие-то авансы в виде кокетливых взглядов и невзначай расстегнувшейся пуговицы в области сисек. Серёга, страдавший от недоебита по причине своей загруженности на работе и вопиющей неподатливости супруги («я устала»-«голова болит»- «у меня эти дела» - и т.д.) тоже ощущал некоторое давление в области гульфика джинсов. Таким образом, обоюдная страсть набирала обороты, а водка катастрофически кончалась.
- И кто пойдёт за «Клинским»? – задал сакраментальный вопрос Паша, когда опустошённый литр, издав предсмертный звяк, покатился по полу.
Душа требовала банкета, хуй – плотских утех, и поэтому Серёга, вручив Паше единовременный транш в отечественных купюрах, спровадил его за вторым томом Петрова-Водкина, сам же слился в страстном лобзании со сговорчивой Мариной, как звали Пашину сеструху. Одежды были яростно сорваны, и после качественно исполненного минета Марина гордо воссела на Серёгином члене.
Как известно, женщины в плане секса делятся на крикушек, молчушек и болтушек, так вот Марина оказалась именно крикушкой, и при ебательных фрикциях издавала звуки, характерные для самок других приматов при спаривании.
И в прибижении самого упоительного момента… Не могу.. Нет слов, чтобы описать драматизм ситуации! Дайте мне перо Гюго, слог Хафиза! Всё бледно, бледно… Словом, и тут входит Серёгина жена. Паша-разъебай, стремясь за вожделенной жидкостью, забыл закрыть дверь, а Серёгина жена, поднявшись на этаж, услыхала из-за полуоткрытой соседской двери женские крики, и храбро решила проверить, что там, а вдруг кому-нибудь плохо?
Проверила, блять. Плохо не было никому. Пожалуй, было даже слишком хорошо, судя по довольному ебальцу дамочки. Но когда Серёгина жена глянула чуть ниже прыгающих в такт ебле сисек, то под абсолютно незнакомой гражданкой обнаружила знакомую морду своего законного супруга, на законном хую которого эта совершенно посторонняя гражданка, собственно, и прыгала.
Слегка и даже очень охуев от увиденного, супруга задала, в общем-то, закономерный вопрос:
- Серёжа, а что ты тут делаешь?
Обычно остроумный Серёга мог бы, конечно, ответить что-то типа: «Решаем биквадратные уравнения!» или «Не даёшь ты ночью, не даёшь ты днём. Думаешь, мы дрочим? Нет, других ебём!», но крови мозгу с хуем на двоих явно не хватило, и он выдавил из себя:
- Не видишь, что ли? Ебусь!
Супруга с воем выскочила из квартиры.
Дело пахло бертолетом и даже разводом. Но не таков был Серёга! Как истинный джентльмен, он закончил соитие на мажорной ноте, благо хуй довольно бодро стоял, оделся, и пошёл экстренно спасать брачные узы.
В прихожей его ждал чемодан, в который супруга яростно забрасывала нехитрый Серёгин гардероб.
- Ты что, дура, делаешь? – рявкнул Серёга. – Ты мне чуть оперативную разработку не сорвала!
Супруга опешила, и даже прекратила слезоотделение.
- Эта баба – ранее судимая! И наводку мне на бандитов даёт! А ты, а ты! – разбушевался Серёга. – Теперь мне – хуй, а не премия, а тебе, соответственно, хуй, а не новая шуба к зиме!
Он ещё долго заливался соловьём, пока последние облачка сомнения не уплыли с семейного горизонта.


На следующий день Паша отловил Серёгу возле подъезда:
- Вот, тебе сеструха просила передать…- он протянул Серёге клочок бумаги. – И на опохмелку бы мне…
- Мудак ты, Паша, - веско сказал Серёга. – Дверь, блядь, закрывать надо! Так что хуй тебе на воротник!
Отойдя от подъезда, он развернул записку. Там хоть и кривым, но женским почерком было нацарапано: «У Катьки Буженины двое пиковых (кавказцев) с волынами (пистолетами) дохнут, налёт на ювелирный сегодня готовят».
Серёга поспешил в отдел.


В ювелирном магазине народа было мало – всего пара совершенно безобидного вида мужчин и женщина, разглядывающие переливающиеся в свете ламп украшения, когда в помещение ворвались две очень небритых и кавказских личности, и, достав пистолеты, заорали:
- Это ограблэние! Ложись на пол! Стрэлят будим!
«Бум!» - внезапно один из горцев затих, и, обмякнув, рухнул на пол.
- Один – ноль! – констатировал Серёга, проверяя целостность рукоятки пистолета Макарова.
- Не шали! – к затылку второго кавказца прислонилось холодное дуло пистолета Серёгиного напарника. Из микроавтобуса напротив высыпали «чебурашки-ниндзя» - СОБР.
*

- Премию? Да хер тебе! У тебя ж выговор не закрыт! – подсунул под нос Серёге известную комбинацию из трёх пальцев Серёгин шеф. Но, услышав предысторию, проникся.
- Ладно, ты, нос горбинкой, хуй дубинкой! По «девятке» (секретная статья расходов МВД) тебе на оперрасходы выделим, ёбырь-перехватчик! Но выговор не сниму, так и знай!
- Да и хуй с ним! – оскалился Серёга, и пошёл домой обрадовать жену.

Вадим Андреевич – начальник цеха по сборке катодных выпрямителей сидел в засаде. Он был молод, но уже успешен в карьере. Сразу после учёбы пришёл на электротехнический завод мастером, а через год был уже начальником.

Несмотря на то, что многие рабочие были старше Вадима Андреевича, его уважали. Цех перевыполнял план по поставкам оборудования для «Газпрома», и все работники получали солидные премии. Никогда никто не был необоснованно обделён, несмотря на попытки финансового отдела. И в том была немалая заслуга Вадима Андреевича.

В общем, в цехе царил мир и согласие. Но, неделю назад вдруг стал пропадать инструмент: шуруповёрты, дрели. Осмотр вещей работников результатов не давал. Но, даже наоборот, сделал людей раздражительными. Их обижало недоверие руководства и соратников по цеху. Вон сегодня Киселёв вообще пришёл на работу с огромным фингалом под глазом, работал плохо, в основном ходил без дела и пугал своим видом девушек из отдела технического контроля.

Вадим Андреевич почти отчаялся найти виновника краж, а, значит, ему предстоял нелёгкий разговор с начальством, после которого уважения к работникам его цеха резко поубавится. И вот, один из старых рабочих рассказал Вадиму Андреевичу об одном укромном местечке, которое с советских времён использовалось для выноса всего «что плохо лежит» с территории завода. Рабочие в шутку называли его «тропой могикан».

Это был участок стены со всех сторон укрытый от посторонних глаз гаражами с одной стороны и строениями завода с другой. Пробраться к нему можно было лишь по узкому лазу между стенами цехов.

Поэтому сейчас, спрятавшись за одним из гаражей, Вадим Андреевич сидел в засаде. Он ждал, когда вор придёт на уже окончивший работу завод, чтобы забрать «добычу».

Время ожидания всегда тянется очень медленно. Особенно на морозе. Но молодой начальник цеха, во что бы то ни стало, должен был поймать виновника.

И вот, в ранней темноте зимнего вечера показался силуэт. Михалыч! Не узнать его было невозможно. Михалыч – двухметрового роста угрюмый мужик пятидесяти трёх лет. Рабочий ещё советской закалки. Опытный, трудолюбивый.

Он был бригадиром. Подчинённые, да и все остальные его уважали и побаивались за молчаливость и строгость. И тут – вот те на! Михалыч, и вдруг вор. Вадим Андреевич не мог в это поверить.

Михалыч резво перепрыгнул через забор, а спустя пять минут перелез обратно с большой сумкой в руках. Вадим Андреевич вышел из укрытия:

- Не ожидал от тебя, Михалыч. От кого угодно мог. Но ты!

Бригадир резко повернулся и устрашающе поглядел на начальника. Вот тут Вадим Андреевич пожалел, что не взял с собой никого из охраны завода: каждый кулак Михалыча был почти с голову Вадима.

- А, это ты Вадим Андреевич. Стало быть, ворюгу во мне увидел. – Было видно, что бригадир успокоился и выглядел уже не грозным, а расстроенным.

- А как всё это понимать? – Вадим указал на сумку, ожидая разъяснений.

- Да вот. Дело такое. Как говорится конфиденциальное. Давай, Андреич, спокойно поговорим. – Михалыч подошёл к начальнику и поставил сумку у ног.

– Знаешь интернат для детишек слепых?

- Тот что у Центрального Парка? – Вадим не понимал при чём тут детишки. Неужто бригадир решил на жалость давить?

- Он самый. – Михалыч вздохнул и продолжил. – Так вот, как ты знаешь, семьи у меня нет. Один я. Всю жизнь бобылем хожу. А тут что-то так тошно стало: для кого это всё – премии, зарплаты. Пью я мало. А копить – на тот свет всё равно не заберёшь. И захотел я дело доброе сделать. Может быть первое в жизни по настоящему нужное. Поехал в интернат, расспросил, что им требуется, сколько. Вот, сказали, книжек у них не хватает. Но не простых, а особых. Со шрифтом этого, как его…

- Брайля. – Подсказал Вадим. Он уже стал кое-что понимать в ситуации.

- Вот-вот. Его самого. Долго я искал, где достать. Один книжный магазин помог. За процент от цены согласился привезти из столицы. Сегодня утром перед работой я книжки то забрал. Все хорошие, наши, советские. Заходер, Успенский, Драгунский – не чета заграничной ерунде. Пусть детишки читают, авось людьми вырастут. А отвезти уже не успевал. Вот и припрятал до вечера.

- А зачем? К чему этот спектакль, лазание по заборам, как ниндзя? Вот чего не пойму я, Михалыч.

- Так ты ж репутацию мою знаешь? Ну, какой из меня добрый «Дед Мороз»? Мужики засмеют, уважать перестанут. – Огромного роста бригадир выглядел сейчас так, словно готов заплакать. – Не рассказывай ты никому, как человека прошу.

- Дурак ты, Михалыч. Вот вроде взрослый человек, а дурак. – Вадим улыбнулся. – Кто ж за добрые дела уважать перестанет? Мужики то у нас нормальные. Наоборот поддержали бы, помогли. Не все волками в наше время стали.

- Да. Наверно. – Михалыч тоже улыбнулся, и Вадим Андреевич поймал себя на мысли, что впервые видит его улыбку. – Старый дурак. Не обижайся на меня, Андреич. Испугался я непонимания людского.

- Пойдём, у меня там машина за углом, подвезу. А по пути расскажешь, что ещё интернату надо. Мы всем цехом скинемся, устроим детишкам новогоднюю сказку! – Вадим Андреевич подхватил тяжёлую сумку с книжками и зашагал в сторону стоянки. Михалыч двинулся следом. Внезапно он остановился, как-будто вспомнил что-то и сказал:

- А насчёт инструмента, Вадим, ты не беспокойся. Нашёл я виновного. Завтра всё в цех вернётся. Только имени тебе я не скажу – сам уже разобрался. Такого не повторится больше.

- Хорошо. Пусть будет так. – Вадим снова улыбнулся, припомнив здоровенный фингал Киселёва. – Поехали. Надо ещё к ужину поспеть.

За окном +20, светит солнце и обдувает легкий теплый ветерок. Кто - то скажет отличная погода, но не я. Ни кто не замечает то, что вижу я. На самом деле идет дождь, небо затянуто свинцовыми тучами. Холодно. Холод пробирает аж до костей, холодно как осенью. Да что говорить вечная дождливая осенняя погода. Нет на улице май месяц, девушки надели мини и топики. Но вот вечный ливень, который постоянно преследует меня, ни кто не замечает. Так оно и будет ведь эта погода только для меня, нет, я ее не заказывал и она мне не нравиться. Погода внутри меня самого. Четырнадцатый этаж, вышел покурить. Достал последнюю сигарету, закурил. Сизая дымка устремилась в небо на встречу видным только мне свинцовым тучам, медленно скапливающимся над городом и берущим его в кольцо. Слегка призадумался. И в самом деле пошел дождик, легкий и по весеннему дружелюбный предвещающий не что более лучшее чем мокрый асфальт. Светит солнце, дождик неспешно прогуливается по Тюменским улицам, как будто бы играя со случайными прохожими, замирая на месте, а потом стремительно перемещаясь в сторону. Ну, вот случайно упала не докуренная сигарета, а ведь это надо спускаться вниз за новой пачкой сигарет, потом подниматься обратно на четырнадцатый этаж, да при неработающем лифте. Все настроено против меня. Придется ждать вечера, когда кто ни будь, решит зайти в гости. Пойду, закутаюсь в одеяло, потому что холодно, даже внутри квартиры продолжает лить этот ливень. Ненавижу осень, особенно когда осень живет внутри тебя. В таких случаях часто говорят, что «завтра» будет лучше. Только вот это «завтра» не наступает уже давно. Иногда стоя на балконе, в голову приходит мысль “К черту все! А может лучше, что бы этого «завтра» и не было?” и хочется открыть окно и шагнуть навстречу завтрашнему дню, вот только в таком случае «завтра» наступит, но уже не для меня. Хотя может оно и к лучшему? Но такие мысли быстро отбрасываются в сторону, не по мне это все, пусть лучше маленькие мальчики и девочки гордо именующие себя «ЭМО» занимаются подобным родом вещами, а я перетерплю и дождусь этого «завтра», что бы потом все припомнить и, улыбнувшись забыть как страшный сон. По ушам резануло. Зазвонил мобильный телефон, после не долгого разговора стало ясно, что я сегодня останусь без сигарет. Лег. Включил плеер, в наушниках зазвучали приятные аккорды.


Мне не хватает катаклизмов
Развестись, что ли или уйти из жизни
Но резать вены больно слишком
И чтоб умереть мне хватит будильника не услышать
Прошу научи меня верить
Лучше нуждаться в наркоте, чем нуждаться, но в хлебе
Лучше журавль в небе, чем синица в небе
И если уж дохнуть под колесами, то лучше Bentley (марка автомобиля)
Или танка. К черту эту браваду
Расщепляю пищу, а не атом
Солнце светит богатым, что - то светит пантовым
А из Сан- Тропе все так же трудно попасть до Перово
Убив, дракона сам становишься драконом
И моя смерть едет в машине с синим проблесковым
Как сладко обманут, как нежно я скован
Собственной уверенностью, что все будет хорошо блин

А может, я глуп, глуп, глуп
И не надо в свою душу лезть так вглубь, глубь глубь глубь
Видимо зря я его все жду
Лучший день моей жизни, день, когда я умру
Ведь есть дом, где ждут, ждут, ждут
И ты меня поймешь ведь ты мой друг, друг, друг
Возьми на руки сына, обними жену
Лучший день в моей жизни, день, когда я умру

Дома бы эти взять и заменить на пальмы
Или сжечь напалмом весь этот город напалмом
Пока это стадо не превратилось в стаю
Бараны еще долго, похоже, не станут волками
И я болтаюсь по жизни во время шторма
По краям палубы, как корабельная пушка оторванный
Под капельницей или кайфом
Жалеющий себя и холодный, как больничный кафель
Протест, это некогда ты едешь на красный
И менять одежду из шкафа не значит меняться
Обсосать подворотню не значит не бояться
Ментов, как быть ментом не значит быть засранцем
Весь мир идет на меня
И судя по взгляду это, похоже, война
в моей армии один солдат, мир постой
Ведь он еще не закончил главную войну с собой

А может, я глуп, глуп, глуп
И не надо в свою душу лезть так вглубь, глубь глубь глубь
Видимо зря я его все жду
Лучший день моей жизни, день, когда я умру
Ведь есть дом, где ждут, ждут, ждут
И ты меня поймешь ведь ты мой друг, друг, друг
Возьми на руки сына, обними жену
Лучший день в моей жизни, день, когда я умру

Вот же чертов рандом, именно то что мне надо. Так и провалился в бездну. Сны мне не сняться уже давно, просто серая мгла без каких либо форм и очертаний. Бродишь по этой серой пустоте, бесцельно меряя шагами, бесконечность и не знаешь, спишь ли ты или все-таки просто лежишь с закрытыми глазами.
Проснулся уже вечером. Сварил кофе, добавил чуточку ликера и, укутавшись в одеяло сел за компьютер. Блуждая по просторам интернета, пытаешься отвлечься от тех темно серых туч и дождя ни на секунду не прекращающегося. А вот и появилась она единственный лучик солнца для меня, который дает призрачные надежды на тот «Завтрашний день». Немного беседы в онлайне. Хотя и беседой то назвать нельзя. Она вечно молчит, пока ее не спросишь ее или что ни будь, ей не напишешь. Ответила и снова молчанье. Она возможно и не догадывается о том, что она единственный лучик света в этом сером царстве дождя, возможно, думает, что это очередная шутка, кто черт подери, поймет, что твориться у другого в голове, когда ты со своими тараканами разобраться не можешь. А сколько тараканов у нее? Наверное, ни кому еще не удалось избавиться от этих тараканов, не изобрели еще такого дихлофоса. Вот так и проходят наши встречи, я пытался хоть как – то перенести их в наш мир, но она предпочитает их в онлайн формате. Вот и приходиться задавать глупые и наивные вопросы «Зачем?», «А вдруг?», «Что если?»… и все в таком духе, что бы она, хотя бы еще чуточку озарила меня своим светом. Зато у меня есть то солнце, которое светит, даже ночью. Вот так и сидишь до поздней ночи, а может и раннего утра лишь бы насладиться ее светом и теплом, которое передается даже по проводам и греет через холодное стекло монитора. Не знаю, как это назвать влюбленность, или любовь? Ладно, время покажет, а сейчас снова кратковременное посещение солярия со своим персональным солнышком, и пусть пока она об этом не догадывается. А я тем временем буду наслаждаться теми минутами без этого проклятого дождя. Одно я знаю, что без нее холодно.

У британцев есть такое выражение — Sweet Fanny Adams, или сокращённо Sweet F.A. Значения — "котлета из баранины", "рагу", "пустяк, вещь, не заслуживающая внимания", "ничего".

Некоторые говорят, что Fanny Adams — это такой эвфемизм, замена неприличного выражения fuck all (в смысле "ничего, полное отсутствие чего-либо"). На самом же деле за этим фразеологизмом стоят жестокое убийство и юмор висельников. Но обо всём по порядку.

В 1859 г. в семье каменщика Генри Адамса из небольшого города Олтон, графство Хемпшир, родилась дочка по имени Фанни. Через три года на свет появилась её младшая сестра Лиззи.

Двадцать четвёртого августа 1867 г. мама, Гарриет Адамс, разрешила девочкам погулять немного по улице. С ними была их подруга, семилетняя Молли Уорнер. Дальнейшие подробности известны.

В час дня девочкам встретился двадцатидевятилетний практикант из адвокатской конторы. Звали его Фредрик Бейкер. Бейкер предложил несколько монеток (по полтора пенса) Молли и Лиззи, чтобы они потратили их на что хотят. Затем предложил Фанни проводить его до соседней деревни — за полпенни. Девочка взяла деньги, но идти с незнакомым человеком отказалась. Тогда Бейкер потащил её на близлежащее хмельное поле.

В пять часов вечера Лиззи и Молли вернулись домой. Расспросив их, Гарриет Адамс и её соседка отправились на поиски Фанни. Навстречу им шёл Бейкер. На вопросы он отвечал: дал девочкам денег, пусть купят сладости; куда девалась ваша дочка — не знаю. Затем откланялся.

Поиски продолжались до семи вечера. Затем кто-то из соседей забрёл на хмельное поле и обнаружил изуродованные останки Фанни.

Девочку убили камнем по голове, а затем расчленили. Внутренности были разбросаны по всему полю. Их собирали несколько часов. Потом местный хирург долго приводил труп в такое состояние, чтобы его можно было похоронить в открытом гробу.

Несчастная мать, увидев, что осталось от дочери, бросилась искать мужа, который в тот день играл в крикет. Рассказав ему об убийстве Фанни, она потеряла сознание.

Генри Адамс пошёл домой, взял ружьё и пошёл искать убийцу. Его остановили друзья.

В тот же вечер начальник местной полиции арестовал Бейкера. Сразу же обнаружились улики: рубашка и штаны в пятнах крови, два ножа с запекшейся кровью на лезвиях.

Его препроводили в околоток, отбив от возмущённой толпы. На допросах Бейкер отрицал вину, но количество доказательств росло. Как выяснилось из показаний свидетелей, в три часа дня он вернулся в адвокатскую контору, а затем, переодевшись в чистое, снова вышел на улицу. Вечером того же дня он пил пиво с коллегой (тоже учеником адвоката) и обмолвился, что вынужден покинуть город. Коллега заметил, что найти работу в другом месте будет непросто. Бейкер ответил: "А я в мясники пойду!" — таким тоном, что собеседнику стало не по себе.

Обыск в комнате подозреваемого выявил главную улику — дневник с записью:

24th August, Saturday — killed a young girl. It was fine and hot (24 августа, суббота — убил маленькую девочку. Было чудесно и жарко). Правда, hot можно понять и как 'возбуждающе' — выродок, очевидно, испытывал наслаждение.

После этого Бейкер перешёл из подозреваемых в обвиняемые. Суд состоялся 5 декабря того же года.

Адвокат, как водится, пытался всячески выгораживать подзащитного: он-де сумасшедший, у него половина родственников не в себе. Утверждал, что подобное преступление невозможно совершить маленькими ножиками. И вообще — если бы было написано "killed, a young girl", то это можно было бы считать чистосердечным признанием, сделанным по всей форме. А без запятой — не считается.

Несмотря на все ухищрения, мразь была признана виновной.

Бейкера повесили за воротами тюрьмы города Винчестер 24 декабря, в сочельник. Перед этим он написал покаянное письмо родителям убитой девочки. Там он утверждал, что пошёл на преступление, когда у него временно помутился рассудок ("in my unguarded hour", т.е. что-то вроде "в свой неосмотрительный час"), и раскаивается.

Это была последняя публичная казнь в Винчестере.

История Фанни Адамс стала известна всем англичанам. На пожертвования граждан было воздвигнуто гранитное надгробие, которое стоит до сих пор. На нём высечена цитата из Евангелия от Матфея:
Fear not them which kill the body but are not able to kill the soul but rather fear Him which is able to destroy both body and soul in hell. Matthew 10 v 28.

И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне. (Мф. 10:28).

Дом местного врача, который обрабатывал труп девочки, потом продали. Сейчас там находится паб. Местные утверждают, что в нём по ночам появляется призрак маленькой девочки.

Появились домыслы — и почти сразу некоторые граждане стали шутки шутить.

В 1869 г. в рацион матросов королевского флота были включены консервы из баранины. Есть их было практически невозможно, и военные стали иронизировать — мол, не из несчастной ли Фанни Адамс их случайно накрутили? Тем более, один из консервных заводов (вместе со скотобойней) был расположен недалеко от места преступления.

Затем произошёл семантический перенос: "невкусная еда" > "еда, которую не стоит считать за еду" > "пустяк, не заслуживающий внимания" > "отсутствие чего-либо".

Вот такой вот он, английский военно-морской юмор