Жива ли Великая Ассана?...⁠⁠

Часть вторая

***

Впервые пришлось мерить её шагами. По-хорошему нужно было взять коня со двора светлейшего, но он об этом не подумал. Да и неизвестно, как поступил бы сброд, увидев охранника самого фогга. Могло статься, что всех коней забрали в обоз. Какой смысл терзаться тем, что не сделано? По закону и его положению он мог потребовать лошадь в любом селе края. Хотя есть ли теперь закон, станут ли смотреть на его ранг?

Гилл видел на дороге, развороченной колёсами повозок и копытами, не колеи, ухабы и ямы, а всю жизнь края, которому служил; своё неудавшееся счастье, судьбу и неизвестность.

Сколько месяцев он не бывал по ту сторону северных ворот города? Полгода, не меньше. Гибельные стихии здесь побуйствовали ничуть не меньше. Но на первом же дворе ему предложили напиться воды и дали бок чёрствого каравая.

Гилл глянул на костлявую клячу, ещё запряжённую в борону с чёрными комьями, похожими больше на молотый уголь, чем на землю. Видно, пытались разработать мёртвую землю, но безуспешно.

Каравай в заплечном мешке сразу стал тяжёлым, как камень. Гилл не пожалел монеты за воду и хлеб, хотя ещё пять золотых - и эту усадьбу можно купить вместе участком.

Он быстро миновал редких путников, которые брели куда-то так медленно, словно несли тяжкую поклажу, а вечером, уже в сумерках нагнал старика с мальчишкой.

Они мазнули по нему невидящим и непризнающим взглядом, низко поклонились. "Бродяги," - подумал Гилл. При всей ненависти к безродному, шлявшемуся по дорогам люду, среди которого запросто могли оказаться враги-северяне, его сердце дрогнуло. Уж очень знакомой, родной показалась сутулая фигура старика с когда-то мощными, но теперь высохшими плечами. Узловатые пальцы рук, редкая, потерявшая роскошь седая борода вызвали щемящую боль в груди. Гилл обратился к странникам:

- Путь тяжёл, когда звёзды над головой. Может, пора на ночь устроиться?

Старец понуро молчал, не показывая глаз из-под кустистых бровей, а мальчишка стал канючить:

- Деда, я пить хочу.

- А есть ты хочешь? - спросил Гилл, снимая мешок.

Мальчишка не ответил, сглотнул пустую слюну.

- Можно на ночлег попроситься. Мне не откажут, - предложил Гилл.

Старик отрицающим жестом поднял ладонь, мальчонка уткнулся лицом в его рваный плащ.

Гилл не захотел думать, что этих бродяг, должно быть, не раз гнали отовсюду, возможно, за дело. Он предложил устроиться обочь дороги, среди мёртвого кустарника в песчаном овраге.

Наломал сухих веток, разжёг костерок, расстелил рогожку, выложил каравай. В лёгкой фляжке слабо булькнуло. Ох ты, как налил рано утром себе в дорогу, так и забыл про воду. Недавно напился на бедном подворье, но от дорожной пыли и быстрого шага во рту точно всё спеклось.

- Испей нашей водицы, - глухо сказал дед, доставая небольшой мех.

Гилл поморщился: в его краю уже никто не пользовался таким дикарским способом хранить воду, но подставил кружку.

Вода оказалась неожиданно приятной, не протухшей, с привкусом мяты.

Гилл напился и блаженно откинулся на расстеленном плаще.

Мальчонка жадно смотрел на хлеб, а старик словно превратился в согбенного истукана.

- Ешьте, спутники, - сказал Гилл, но сам к хлебу не притронулся.

Успел только подумать, что не ел с самого утра, а голод, резавший нутро, куда-то пропал. И провалился в яму.

К его удивлению, в этой яме мир оказался намного лучше, чем это выглядело при бодрствовании: вместо туманов по земле стелился мягчайший лебяжий пух; молнии рассыпались многочисленными летающими огоньками, которыми в праздники радуют горожан заезжие циркачи; вместо колосьев на пашнях росли сдобные булки; а фрукты, задорно смеясь, сами прыгали в руки с деревьев.

Даже в этом чудесном мире Гилл оказался недотёпой - зачем-то вцепился в меч так, что свело руку. Обнажённая Фэй, стоя перед Гиллом на коленях, тянула Брата к себе, другой рукой оглаживая свои груди, теребя набухшие соски, скользя по животу и приоткрывая ему розовую, блестящую от влаги тайну меж раздвинутых бёдер.

Гилл был воином, который знал сладость плотского греха. Но Фэй, с которой он мечтал родить и воспитать детей, не должна была вести себя, как потаскушка. А почему не должна? И меч явно не помощник в любовном деле.

Гилл уже хотел было расстаться с Братом, но меч вдруг изогнулся и врезал по щеке так, что рот наполнился кровью. Гилл рассердился и приподнял голову, чтобы выругаться как следует и откусить себе эту подлую руку, которая не хотела выпустить оружие.

Но вместо ругани разулыбался, встретив светлый взгляд прекрасной Фэй.

Внезапно её голубые глаза вдруг завращались, налились желтизной, утратили длиннейшие шелковистые ресницы и превратились в гадкие гляделки Ивара.

Служка облегчённо вздохнул и сказал с радостью:

- Разум наконец вернулся к вам, господин. Я уж испугался, что вы станете, как фоггиня. Ой, не сердитесь, простите, господин.

Гилл не понял, при чём здесь покойная фоггиня, но заполыхал пламенем стыда за себя - ну как он мог довериться чувствам и так глупо попасть в лапы мошенникам. Обманули и охмурили... Даже можно не проверять, есть ли за пазухой кошель с монетами, целы добротные вещи и пища в заплечном мешке. Вот только Брат не дозволил себя украсть. И, провались этот мир в Хуссану, грабители не были северянами. Это его единородцы, южане!

В ноздри шибанул знакомый запах коня, смазанных дёгтем колёс телеги.

И точно - рядом стояла невысокая крестьянская лошадка, запряжённая во вполне добротную телегу. В ней кто-то счастливо ворковал.

Гилл подскочил, голова закружилась. Он испугался, что снова может оказаться во сне, в котором спит его разум и нет ужасов гибнувшего мира. Но всё в было в порядке, только пробирала дрожь, как от холода. И... жаль, что он не во сне.

- Кто в телеге? - спросил Гилл и поразился, как хрипло и слабо звучит его голос.

- Так фоггиня же... Вы сами просили позаботиться о ней, - сказал Ивар, всматриваясь в глаза Гилла, не сердится ли господин.

- Она жива?.. - удивился Гилл.

- Теперь жива! - бодро ответил Ивар и захлопотал, разводя огонь, вынимая из телеги свёртки и большую флягу и при этом сыпля словами, как трещотка. - Сначала я её зарыть хотел, как вы сказали. Поволок к огороду. А потом гляжу - не отошла ещё, дышит еле-еле, но к своему поясу тянется. На ней только пояс и остался... хм... Я-то знал, что пояс для госпожи - первое место, где можно что-нибудь спрятать, драгоценности, к примеру...

Гилл поднял бровь и грозно глянул на служку, который поспешил объяснить своё знание:

- Нет-нет, вы не думайте, что если я полукровка, так и чести не имею. Рассказывали разное, а я слушать люблю - вдруг пригодится. Вот и пригодилось. Разрезал по шву пояс, а в нём не драгоценности, а цветная крупа какая-то. Или бусинки. Фоггиня одним глазам на них глядит, трясётся, а из другого кровавая слеза бежит. И тут я догадался!

Ивар торжественно поднял вверх указательный палец.

- Это осколки скорлупы яиц Великой Ассаны, из которых появились первые люди! Крупинки дарят жизнь, и две жизни, и три, если понадобится! - изрёк служка и снова заметался, готовя завтрак, точнее, судя по солнцу, обед, своей скудостью напоминавший утреннюю еду.

Гилл только головой покачал, принимая из рук служки согретую на костре воду. Расторопный Ивар запарил в ней ласточкину траву - первое средство при болезнях и утомлении.

Гилл тоже верил и в Великую Ассану, черепаху, на которой держится мир, и в её отвратное брюхо - Хуссану, которое никогда не видит света. И в то, что Великая плывёт в мировом море головой к солнцу, поэтому те земли, которые находятся на юге, благословленны. А всё, что за горами и реками, - это мерзкий север, где почти не бывает солнечных дней, царствуют морозы и живут бледноглазые, беловолосые люди. Это с севера пришли на юг все беды. Или Великая Ассана сменила направление своего пути. Или вообще постепенно переворачивается вверх брюхом. Поэтому так меняется всё вокруг.

Служка отнёс кружку к телеге, но вернулся:

- Не пьёт и не ест. То на турнире в её честь награды раздаёт, то душит своего мужа, светлейшего фогга, - сказал он.

Гилл задал вопрос, который вертелся у него на языке:

- Ты зачем её за собой потащил?

Ивар понурил голову:

- Ну, хотел, чтобы она была жива. Мы же за светлейшим вслед идём, так? Значит, нужно сделать всё, чтобы фоггиня воссоединилась с супругом. Так правильно -- быть вместе всю жизнь при Ассане, и да не разлучит любящих Хуссана.

Гилл усмехнулся и тому, как точно и с чувством произнёс служка клятву супружеской верности, и мысли, которая мелькнула: а так ли уж преданно служил пронырливый Ивар своему господину - светлейшему фоггу? И стоило признаться, Гилл был с ним вполне согласен: супругам нужно обязательно встретиться.

Удерживая смех, Гилл спросил:

- Лошадь и телега откуда?

- От вашей щедрости, господин. Монеты хватило, - ответил Ивар так убито, с такой печалью, что стало ясно: трата монеты станет его ночным кошмаром на долгое время.

Гиллу всё больше нравился этот полукровка. Ивар не был образцовым служкой. Но почему-то сейчас расставание с ним показалось совершенно невозможным.

Путники пообедали и отправились в дорогу.

Гиллу показалось, что ночь подкралась очень быстро. Немудрено, потому что он проспал всё утро. Но усталость была такая, будто не лошадь тянула повозку, а он сам. От тяжких мыслей не спасала и беседа с Иваром.

Оказалось, что ему гораздо больше известно про разноцветные крошки скорлупы. Вроде бы её доставляли от жрецов, которые денно и нощно молились Великой Ассане. А силы и возможность говорить с богиней давала им "крупа".

Гилл подумал, что проклятая скорлупа была доступна не только фоггам всех краёв. Она могла попасть и на ненавистный север. Ею могли завладеть бродячие племена, чтобы грабить честных людей. Её можно было подбросить врагам, чтобы они стали безумны; заставить их разум спать, а людей - принимать сны за настоящее, в котором нет бед и боли. Наверное, она стала причиной того, что Ассана переворачивалась вместе с миром. Или... Великая уже сдохла?..

***

Вторая ночёвка оказалась удачной. Гилл отлично, без сновидений выспался и поднялся вместе с птицами. Ивар свернулся калачиком под телегой, на которой под рогожей неутомимая фоггиня в своих грёзах щипцами вырывала мужу язык.

Будить служку не хотелось, хотя это непорядок - просыпаться позже господина. Гилл решил пройтись левее места у дороги, где они ночевали.

Здесь на высоком, выше роста человека, кустарнике даже листочки появились - бледные и мелкие. Гилл остановился во внезапной задумчивости. И если бы не эта задумчивость, вызванная острой тоской по тому, каким раньше был мир и каким стал ныне - полуживым подобием, - то лежать бы личному охраннику вместе со своим господином, светлейшим фоггом, в мёртвой фруктовой рощице за ближним болотцем.

Гилл, разглядывая блестящие, точно отлакированные ветки с колючками величиной в мизинец и ущербные, вытянутые листики, уловил запах. Это была вонь кровавого сражения, смрад, стоявший над трупами.

Ветер тут же развеял запах побоища, но Гилл выхватил меч и, чуть согнув задрожавшие от напряжения ноги, стал медленно поворачиваться.

Всё было обычным - кустистые холмы, низины без травы, болотные кочки, а за ними - мёртвая роща. Но опасность рядом. Иначе отчего так застучало сердце, гоня по жилам жаркую кровь? Это ощущал всякий, кому приходилось не только держать в руках меч, но и побывать в боевом походе.

На одном из кустов дрогнули ветки. Гилл не перевёл на него взгляд, стараясь охватывать зрением как можно большую площадь. Такое же движение почудилось с другой стороны. Гилл медленно попятился, вспоминая, не было ли на его пути крупных камней или ям. Он вовремя упал на спину и, подбросив ноги, перекатился через голову назад.

И всё же тонкий кожаный аркан намертво впился в его голень.

Гилл, лёжа на животе, приподнял голову, ожидая, что из-за куста выскочит враг.

Но он оказался хитрее. Не высовываясь, резко дёрнул аркан. Наверное, рассчитывал, что Гилл сейчас перерубит его мечом и поднимется.

Охраннику фогга не раз пришлось побывать в разных переделках. И он знал, что так дерзко нападать на человека с мечом никто не отважится в одиночку. Стоит Гиллу встать, как его шею обхватит ещё одна верёвка.

А если...

Гилл застыл. Аркан дёрнулся ещё раз. И вдруг со страшной силой поволок Гилла к кустам.

Приятного мало, и в обычных условиях Гилл орал бы, как резаный, когда неровности почвы, камни, сучки, колючки заживо свежевали бы его. А теперь он вообще не чувствовал боли. Только ярость, неистовство воина, которые могут творить чудеса.

Оказавшись возле куста, Гилл напряжённым рывком сгруппировался и свободной рукой перехватил аркан. Ему удалось чуть погасить движение, а уже от следующего его рывка сухонькая фигурка забарахталась среди густых веток.

Мелькнула злорадная мысль о ядовитых колючках этого растения.

Тут же колыхнулся второй, дальний куст, и кривоногий незнакомец с пронзительным криком бросился к Гиллу.

Гилл вскочил, рубанул Братом аркан и встал в боевую позицию. Ну, посмотрим, так ли вы проворны в открытой схватке, как умеете бросать крадучись верёвки.

За спиной раздался отчаянный визг, потом быстрая, взахлёб, тарабарщина.

Гилл позволил себе обернуться только тогда, когда незнакомец в одежде горожанина вложил кинжал в ножны.

Ивар, плача и крича, бежал к месту стычки.

Он пронёсся мимо своего господина и упал на колени перед кустом. Горестно завывая, принялся раздвигать ветви.

Гилл подошёл поближе вместе одновременно со вторым незнакомцем.

Да уж, иногда человек выживает, лишившись руки или ноги, а то и всех конечностей. В этот раз не повезло бедняге, колючка, всего лишь колючка, прошила ему жилу на шее. Гилл нутром воина почувствовал близкую смерть. Уж очень быстро ветки стали алыми.

Ивар приноровился вынуть колючку, но Гилл строго прикрикнул на него.

- Он умрёт? - тихо спросил незнакомец.

Гилл пристально посмотрел на него. Низкий рост, жёлтые глаза, кривые ноги... Полукровка. Подлый враг из племени, прикинувшегося дружественным. И его служка, этот Ивар... То-то напрашивался в дорогу вместе с ним...

Точно ли жива ещё Великая Ассана, если так попираются законы, которые существуют не один век?

- Добровольно сдадитесь или всё решит бой? - спросил Гилл.

- Нет, нет, господин! - вскричал заплаканный Ивар. - Они не враги, выслушай их, поговори с ними!

Разговор состоялся, но не сразу. Ивар чуть не выдолбил лбом ямку у ног Гилла, незнакомец поклялся в тысячный раз в том, что обманулся костюмом охранника, раненый был перенесён на телегу, из которой изгнали фоггиню.

И только тогда Гилл узнал довольно запутанную историю.

- Мы кочевой народ, живём на колёсах, дома наши -- кибитки. Но не препятствовали своим жить осёдло, если на то было их желание. Ни на кого, даже северян, не поднимали оружия. До вчерашнего дня, - начал рассказ Равур, одноплеменник Ивара. - Мы встретили обоз вашего фогга, оказали ему почести. Его воины отведали еды из наших котлов, разговорились со стариками, узнавая новости про общих знакомых. Они поделились бедами, мол, гибнет край, и избавления нет. Воины стали роптать на то, что пришлось оставить родных в городе и ближних сёлах. Раздались даже голоса, призывавшие вернуться домой, а фогг пусть дальше себе едет.

Гилл покивал головой. Он знал, что творилось в оставленном городе. Возможно, со временем всё наладится. Только вот никто не вернёт ему деда.

- С фоггом были три жреца с гор. Не знаю, зачем служителям Ассаны понадобилось собирать всех фоггов с семьями в горах. Мы, разъезжая, видели, как их обозы тянулись к храму. И никто не вернулся назад, к своему народу. Все остались там, - продолжил Равур. - Эти жрецы всё сновали у наших костров, но за еду с нами не садились. А потом, когда воины фогга пошли к ночлегу, они раздали им какую-то сладость, что ли... После этого, попев песен и насмеявшись, воины набросились на наших женщин. Образумить их было невозможно. И началась сеча...

Гилл обхватил голову руками.

- В живых из пяти кибиток остались только я и мой брат, - печально сказал Равур. - Да ещё три жреца, которые не умели ни сражаться, ни как следует просить богиню о могуществе. Они дрожали и выли, как не позволяли себе дрожать и выть наши женщины. Один из них, беловолосый и светлоглазый северянин, похожий на девку, клялся, что не враг никому, что просто разыскивал в ваших краях свою сестру, которая почему-то сбежала из храма.

Гилл вскричал:

- Жрец был северянином?!

- Да, - ответил Ратур.

- Быть того не может! - запротестовал Гилл. - Северяне - презренный народ, с ними за один стол сесть зазорно. Не мог один их них служить Великой Ассане!

- Ты ошибаешься. - Ратур не пробовал переубедить Гилла, просто тихо и грустно сказал: - Великой служат все народы, которых она несёт к солнцу...

Гиллу было не до вопросов веры. Он ещё раз пережил смерть деда и узнал о возможной смерти Фэй. Не об этом ли пытался сказать ему дед, повторяя её имя? Его прекрасную, нежную Фэй, наверное, пытали...

Гилл заскрипел зубами.

Иначе откуда бы жрецам-ворам стали известны тайники? А может, их выдал дед, пытаясь спасти Фэй. Он знал, что в кузне Брат дождётся внука и отправится с ним вершить правосудие.

Горе пополам с надеждой на то, что она Фэй жива, угрызения совести от того, что считал её преступницей, окончательно добили Гилла. И только его обязанности воина удержали от последней помощи Брата - обратить лезвие к себе и что есть силы вонзить в яремную ямку у основания шеи.

- Мы обезоружили жрецов и отпустили их с миром. Долго перевозили останки с дороги к болоту. Потом отправились в ваш город, чтобы собрать единоплеменников для похорон. Рассказать людям, как погиб их фогг. Безвластье в нынешнее время опасно. Пусть хоть жрецов с гор призовут...

- Да, да! - вдруг заорал Ивар, вытаращив жёлтые глаза. - Они, поди, давно этого ждут - всем миром заправлять. А пусть Хуссану полижут! У нас фоггиня есть!

Госпожа всё это время сидела в своей рогожке и морщилась, хватаясь то за голову, то за живот. Видимо, действие разноцветной крупы закончилось, и фоггиня очень страдала. Ей было явно не до мужских разговоров.

- Брат мой... тебя заберёт смерть! - зарыдал наконец Ратур.

Он выполнил свой долг - поведал о случившемся - и теперь мог отдаться горю.

- Пусть смерть полижет Хуссану! Не заберёт! - продолжил сквернословить Ивар, но на него никто не обращал внимания. - Эй, светлейшая фоггиня! Где ваша крупа?

Госпожа зашарила руками по рогожке.

- Да не суетитесь, светлейшая, - сказал Ивар. - Я прибрал её, да позабыл куда. Сейчас вспомню, и будем лечить раненого.

Гилл очнулся и строго глянул на служку, который сразу сбавил тон.

- Привезём раненого, отправимся искать вашу Фэй, так, мой могучий господин?.. - спросил он почтительно.

- Нет так, - ответил Гилл. - Сначала ты пойдёшь к роще за болотом, попытаешься отыскать Крикливого. Негоже ему ржаветь там. Его дожидается Брат. Коли найдёшь, возможно, я возьму тебя на поиски Фэй. Коли нет... Ты понял? И давай-ка сюда эту скорлупу Великой Ассаны.

К Гиллу вернулись твёрдость духа и способность принимать решения.

- Понял, слушаюсь, господин, - поспешил ответить Ивар.

Его круглое лицо вытянулось от разочарования - а кто бы обрадовался, если бы его отправили бродить среди трупов? - но вскоре засияло обычной плутовской улыбкой.