Визит⁠⁠

В ночном городке стояла прохладная тишина, спокойная и умиротворяющая.

В доме у Хустовых тишина была трагического свойства. Сорок дней назад скончался отец Хустовой, которая до сих пор не могла оправиться после его смерти. И сегодня, на «сороковины», она тосковала о любимом отце ещё отчаяннее, т. к. верила (издалека и вприглядку) в Христа, и слышала от некоторых богомольных старушек, что на сороковой день после смерти душа окончательно расстаётся с земной юдолью. Оттого и горевала Ольга Родионовна. Оттого и не давались ей финансовые отчёты. Оттого и глаза всё время были на мокром месте.

Ольга Родионовна сделала всё, чтобы душа отца чувствовала, что живые помнят о нём. Она первый раз в жизни зашла в церковь, чтобы заказать службу за упокой. Наварила кутьи и специально обошла соседей по подъезду, угостив всех, кого застала дома. Даже раздала конфеты соседским мальчишкам. Поставила дома перед иконой Богоматери зажжённую свечку и по молитвослову старательно зачла молитву за упокой раба Божьего Родиона.

Нехорошо было то, что «сороковины» выпали на будний день, поэтому Ольге Родионовне приходилось притворяться в офисе, делая вид, что у неё всё в порядке (она не желала принимать неискренние соболезнования и становиться объектом для пересудов всего «офисного планктона»). Но... приходилось то и дело отходить в туалет, чтобы переждать очередной приступ спазмов, подступивших к горлу, а выходить оттуда с красными глазами. Приходилось невпопад отвечать на какие-то вопросы. Приходилось застывать над клавиатурой во власти своих унылых мыслей.

Все дела, связанные с поминальной датой смерти отца, Ольга Родионовна решала после работы. Она ушла из офиса на два часа раньше, поэтому успела сделать всё, что наметила. Теперь, сидя в кресле, пыталась сосредоточиться на документах, которые было необходимо сдать на следующий день.

Муж был в командировке (очередной), сын второй год учился в технологическом институте в соседней области, где весело проводил время в общежитии. Ольга Родионовна оставалась дома в этот поздний час одна, чего очень не любила, но с чем часто приходилось мириться. Одинокая в этот час хозяйка вдруг заметила, что внимательно вслушивается в ватную тишину квартиры, словно стараясь расслышать что-то... Она встряхнула головой и вновь попыталась вчитаться в слова отчёта, как в дверь громко постучали.

Вздрогнув, Ольга Родионовна машинально взглянула на настенные часы. Начало первого ночи было скверным временем для визитов.

Чуть помедлив, она мягко поднялась с кресла и замерла, прислушавшись... Словно в ответ на её ожидания, стук прозвучал снова, ещё громче. Ольга Родионовна крадучись двинулась по длинному коридору, тянувшемуся от дальней комнаты, где она пыталась работать,

до самого входа в квартиру.

Двигаясь по-прежнему тихо, хозяйка подошла вплотную к двери и застыла, обратившись в слух... В третий раз стук грянул неожиданно и страшно.

— Кто там?! — нервно выкрикнула в запечатанный дверной проём Ольга Родионовна.

— Это я, — глухо и страшно прозвучал ответ из-за запертой двери. — Открой мне.

Ватно подогнулись ноги, мгновенно образовавшаяся в области солнечного сплетения льдинка пару раз дрогнула, сотрясая тело, и разорвалась, выпустив в кровь ледяные колючки ужаса.

Ольга Родионовна с силой втянула в себя воздух, пытаясь побороть вдруг напавшее на неё изнеможение, стараясь при этом не осесть на пол на ослабевших ногах. Она узнала голос своего умершего отца.

Превратившись в соляной столб, Ольга Родионовна могла сейчас лишь фиксировать происходящее, тело отказывалось служить ей. Между тем голос покойного отца зазвучал снова. Он говорил немного гнусаво и от этого чуть невнятно, но вполне узнаваемо.

— Оленька! Дочь! Открой дверь! Я нарочно приехал, чтобы с тобой повидаться. Я же чую, что ты здесь (от этого «чую» волосы на голове Ольги Родионовны встали дыбом). — Почему ты не открываешь? Не хочешь меня видеть? Ведь ты моя любимая дочь!

Это было правдой. У Ольги Родионовны было ещё три старших сестры. Своего последыша Олюшку отец отличал всегда, не смущаясь своей привязанности ни перед женой, ни перед остальными дочерями. Ольга всегда была той, которую отец в ожидании ужина держал на коленях, первой совал конфетки, и таскал на плечах во время прогулок. И оттого, что некто голосом умершего отца сказал об этом, стало ещё страшнее.

Чувствуя, что всё тело обмякает, Ольга Родионовна постаралась взять себя в руки... Но всё, на что достало её силы воли, так это бесшумно опуститься на колени и, мелко и осторожно перебирая всеми конечностями, устремиться по длинному коридору назад в гостиную. В спину ей доносились слова:

— Доченька! Родная моя! Неужто не пустишь отца в дом? Я замёрз и голоден! Оленёнок! Я принёс тебе твои любимые тыквенные семечки!

И вновь ледяной иней обсыпал Ольгу Родионовну. Отец часто называл её Оленёнком, и он на самом деле всегда носил в кармане пиджака столь любимые ею в детстве жареные тыквенные семечки. Она даже на какое-то время замерла, оторопев от услышанного. Её захлёбывающийся в ужасе разум на какой-то миг раскололо безумное сомнение... А вдруг?.. Но подвывающие от страха инстинкты бесшумно завопили и заставили тело двигаться дальше.

Оказавшись в комнате, Ольга Родионовна тихо, но быстро закрыла за собой дверь и, привалившись к ней спиной, замерла в неподвижности. Внезапно в ночной тишине заскрежетал входной замок, щёлкнули втянутые ригели, чуть скрипнула открывшаяся входная дверь, тяжело и неотвратимо зазвучали приближающиеся шаги.

Суматошные до этого момента мысли увяли и осыпались прахом. Хозяйка дома неловко и медленно принялась отползать вглубь комнаты, подальше от двери, к которой всё ближе подступал ночной гость. Вот он замер у двери. Взгляд донельзя расширенных зрачков Ольги Родионовны был прикован к дверной ручке, но та всё не опускалась, и чудовищное нечто не врывалось в комнату... как вдруг комнатная дверь сотряслась от стука, а голос покойника с прежними интонациями стал увещевать обеспамятевшую от страха женщину:

— Открой мне! Я еле держусь на ногах. Впусти меня! Открой дверь, доченька!

Ольга Родионовна слушала слова, произносимые голосом умершего отца, и не испытывала никаких чувств, кроме ужаса, в котором растворились все остальные переживания и мысли. Замершая на полу женщина своей неподвижностью могла поспорить с любым предметом в комнате. Глаза её, словно заполненные пролившейся ночной темнотой, были устремлены на дверную ручку в ожидании того момента, когда она начнёт своё движение вниз... Но ручка оставалась неподвижной. Громкое прерывистое дыхание хозяйки не было слышно из-за непрестанно звучащих стуков в дверь и голоса, доносящегося из прихожей. Некто, говоривший как отец, уже не пытался находить какие-то доводы и резоны... Его голос звучал сейчас навязчивым рефреном, с каждым мгновением подталкивая Ольгу Родионовну всё ближе к краю пропасти, в которой таилось безумие...

— Открой дверь! Открой мне дверь! Впусти меня!

Женщина не шевелилась, словно обратившись в камень. В комнате горел свет, прыгали по экрану беззвучно работающего телевизора какие-то танцоры, на журнальном столике стоял ноутбук с открытыми отчётами... Привычная реальность, в которой ещё какое-то время назад благополучно пребывала Ольга Родионовна, по-прежнему окружала её, но хозяйка в это время была настолько далека от неё, будто провалилась в иной, потусторонний мир, в котором только и мог существовать этот мёртвый голос её мёртвого отца...

Сколько таким образом прошло времени, она не знала, но вот дверь в очередной раз содрогнулась от ударов, а голос за дверью выкрикнул:

— Будь ты проклята! — и разразился такими грязными ругательствами, какие Ольга Родионовна не слышала и за всю жизнь.

Из-за двери донеслись звуки шагов, удаляющихся по коридору. Один, другой, третий... Женщина затаила дыхание, не смея верить в то, что ЭТО уходит прочь. Чуть звякнув цепочкой на замке, открылась и захлопнулась входная дверь. Ольга Родионовна напряжённо прислушивалась к невероятной, заполнившей квартиру, тишине. Прошло ещё немало времени, пока объятый страхом разум Ольги Родионовны не начал понемногу освобождаться от этой цепкой хватки, и тогда хозяйка дома обмякла, скорчившись на полу, и зарыдала...

*****

Утро выдалось невзрачным. Ночью пролился дождь, и теперь лужи пятнали полотно тротуара. Дмитрий старательно обходил их, торопясь домой. Командировка закончиась раньше, чем он предполагал. Новые поставщики оказались вполне покладистыми, документы подписали быстро, поэтому и не пришлось торчать в Новосибирске ещё несколько дней.

Он подошёл к дому, взглянул на окна своей квартиры и улыбнулся, предвкушая скорую встречу с женой, которая ожидала его приезда только через два дня. Легко взбежав по ступенькам крыльца, он миновал гулкие в ранней тишине ступени лестничных пролётов и, оказавшись на своём этаже, нахмурился, увидев, что коврик у порога усыпан тыквенными семечками. "Надо будет оттаскать за уши соседских мальчишек" — подумал он, пытаясь отыскать в карманах ключи от квартиры. Не преуспев в поисках, Дмитрий нажал на кнопку звонка. Не услышав привычной трели, он чертыхнулся, и с силой постучал. Из глубины квартиры в ответ на его стук прозвучал громкий крик, в котором он узнал голос жены.Оторопев в первую секунду от неожиданности, он принялся громыхать кулаками по двери, при этом непрестанно выкрикивая имя жены:

— Оля! Открой! Оленька! Что с тобой?! Открой мне дверь! Оля!

Но из-за двери лишь доносились протяжные крики, в которых звучал такой неприкрытый ужас, что Дмитрию самому стало жутко, а тревога за жену достигла крайних пределов. На шум стали выглядывать взволнованные соседи, с беспокойством спрашивающие о причинах поднявшейся суматохи.

Наконец при помощи непрестанно зевающего похмельного слесаря, живущего в соседнем подъезде, дверь была открыта (ключи Дмитрий найти так и не смог). Хозяин квартиры вместе с заинтригованными соседями оказался в своём жилище и, добежав до дальней комнаты, откуда доносились крики, распахнул дверь... Увиденное поразило его. Жена сидела в дальнем углу в домашнем халатике, неприлично задравшемся до верха бёдер. Всклокоченные волосы, дикий взгляд вытаращенных в сторону двери глаз, осунувшееся лицо. Ёе реакция на распахнутую Дмитрием дверь была ошеломляющей: Ольга дико завопила и, закрыв руками глаза, засучила ногами, пытаясь ещё плотнее вжаться в угол комнаты.

Дмитрий кинулся к ней, пытаясь успокоить, защитить, сам не зная от чего, но в ответ на его прикосновение снова раздался вопль. Поражённые соседи молча стояли за его спиной, пока он пытался обнять жену, которая яростно отбивалась от него и кричала, кричала, кричала...

*****

Поздним вечером этого же дня Ольга Родионовна, накачанная седативами, лежала в отдельной палате неврологического отделения, и застывшим взглядом смотрела в потолок. Тихо пикала аппаратура, через закрытое окно доносились дальние звуки проезжающих машин, едва слышно падали из бутыли капли лекарственного раствора в капельнице... В приглушённом свете ночника звуки были мягкими и успокаивающими. Женщина, немного пришедшая в себя (благодаря усилиям медиков, тем более интенсивным, что были подкреплены достаточной денежной суммой от Дмитрия), лежала, впитывая этот умиротворяющий покой. Мыслей не было. Восхитительная пустота в голове манила, приглашая её окунуться в сон. Ольга начала дремать, когда дверь в палату дрогнула от стука и знакомый голос позвал её:

— Ольга! Открой мне дверь...