Солдатский котелок ( Записки металло искателя)⁠⁠

Дата: 13 октября, утро.

Место: Тот же лес, западный склон.

Погода: Ясно, солнце, но холодно. Иней на траве.

Не спал половину ночи. Котелок стоит у меня на столе, рядом с крестиком. Очистил их аккуратно, не до блеска — просто чтобы убрать землю и рыхлую ржавчину. Под лупой на ручке котелка проступили ещё две буквы: «…анов». Значит, Иванов? Степанов? Шанов? Фамилия обрывается, металл съеден временем. Но теперь это уже не просто «котелок», а почти имя.

Утром вернулся к роще. Решил пройти веером от места вчерашней находки. Глубинномер показывал пласты: сверху мусор войны — осколки, гильзы, потом — слой углей, будто здесь стояла землянка или костёр горел долго. И уже под ним — тот «жилой» слой, где лежали личные вещи.

Аппарат взвизгнул резко, почти болезненно. 89, чётко. Копал осторожно, почти на четвереньках. И вот он — портсигар. Жестяной, помятый, но с уцелевшей крышкой. Внутри… не табак. Там лежали три пожелтевших фото. Люди, улыбки, лето. На обороте одного карандашом: «Лена, 1941, июнь». Второе — ребёнок, девочка с бантами. Третье — группа бойцов, стоят, обнявшись, на фоне барака.

Рядом — карандаш. Короткий, деревянный, почти истлевший. И комочек бумаги, свёрнутый в трубочку. Разворачивать страшно — рассыплется. Понёс к машине, положил в пластиковый пакет с замком. Может, в лаборатории смогут прочесть.

Сидел на пне, пил чай из термоса. Солнце уже высоко, иней растаял, лес ожил. А у меня в руках — целая жизнь в портсигаре. Кто он был, этот солдат? Может, студент, учитель, отец? Носил фотографии у сердца. Писал письма тем самым карандашом. Курил, глядя на эти лица. А потом… Потом портсигар остался здесь. Как и котелок. И крестик.

В голове крутится мысль: я сейчас — первый, кто видит эти фото спустя 80 лет. Первый, кто держит в руках этот карандаш. Между нами — тончайшая нить, протянутая через время. Он обронил. Я нашёл.

Дальше по склону пошли «пустышки» — гильзы, осколки, обрывки железа. Но я уже не мог искать просто «металл». Я искал следы. Следы того, что здесь жили, ждали, боялись, надеялись.

Под конец дня, уже собираясь уходить, аппарат снова выдал странный сигнал — прерывистый, неглубокий. Поднял… Пуговицу. Обычную, плоскую, с якорем. Не наша, не немецкая — морская. Откуда здесь моряк? Возможно, был переброшен с флота, или кто‑то из родных прислал вещь с памятью о море.

Положил её в ту же коробку, где лежали котелок и портсигар. Теперь у меня не просто «находки», а почти музей. Музей одного человека, чьё имя начинается на «…анов».

Итоги дня:

— Портсигар с фото (сохранить срочно, обратиться к реставраторам).

— Карандаш и свёрток бумаги (на экспертизу).

— Пуговица морская.

— Ещё 7 гильз, 2 осколка, 1 ложка (полуистлевшая).

Завтра:

— Связаться с поисковым отрядом «Верность».

— Попробовать поискать по архивам: может, есть данные о боях именно здесь, осень 1941-го.

— Вернуться с большим ситом — просеять грунт вокруг находок. Мало ли, там ещё что‑то есть — серьга, кольцо, медальон…

---

P.S. Чувствую себя странно. Будто прикоснулся к чужой тайне. И теперь несу за неё ответственность. Аппарат сегодня работал как никогда чутко. Или это я стал слышать лучше?

Металлоискатель — не просто прибор. Это мост. А мы, копари, — проводники между прошлым и настоящим. Иногда прошлое просит, чтобы его нашли. Чтобы не забыли.