Рьома
Пару лет назад работала я воспитателем в продленной группе. Школа с претензией на «илитную» построена была в районе, густо населенном представителями ромской национальности. Большая цыганская община местному люду проблем почти не доставляла, в свой сарай никого не пускала и вела столь замкнутый традиционный образ жизни, что лезть-то со своим уставом к ним никто ее стремился.
В моем классе семилеток много. Рома – высокий, смуглый, черноволосый волчонок почти ни с кем не дружит. В первый день «показывает всем зубы», хватает тяжеленный портфель на прогулку, чтоб не украли. Заканчивает игру он яростной дракой с другим мальчишкой. Молчаливо, злобно бил пацана хорошо поставленными ударами, не сразу мне удалась его оттащить.
«Таких в школе держать нельзя!» -- Вопит мамочка потерпевшего воробышка. Тот на две головы ниже Ромы, зареванный, стоит позади нее, обиженно пялясь на высоченного цыгана в кожаной куртке. Папа Ромы качает головой.
«Он же меньше тебя, Рьома. Бей только если сам полезет», -- наставляет он и уводит волчонка домой.
Рома часто отсутствует (болеет, или помогает маме – молодой шумной женщине в традиционной цветастой юбке и платке на волосах).
«Вам джинсы не нужны, Имя Отчествовна? А пояс? Или кроссовки?» -- Участливо заглядывает мне в лицо мадам.
Не нужны, конечно. Никогда за них не расплачусь. А мальчишка уже вновь цепляется с кем-то из старшеклассников на улице и получает палкой по колену.
«Почему не следите?! – Набрасываются на меня. – Это потому, что мы цыгане?!»
Иду вместе с родителями в класс. Мальчонка не зря боится, что упрут портфель. В его-то общине оставленная без присмотра вещь – уже вызов.
Я чувствую себя обезьянкой из известного мультика, все пытаюсь собрать детей в кучу, но они опять разбегаются и пакостничают. Время проходит. Я хвалю Рому за успехи, ругаю, поругиваю за поведение, доплачиваю деньги в столовой. На новогодний утренник мама мальчика не приходит – занята на работе. Рома восторженно расписывает мне, как какая-то тетя помогала ему переодеться, словно родная мама, и обещал научить меня говорить на своем языке. А потом всю зиму сидит дома, потому что кто-то из местных его избил.
Конец года. Цыганские дети портят статистику, они не умеют ни писать, ни читать, с горем пополам перетаскивают их из класса в класс.
«Но он же умный, он может заниматься!» -- Наивно говорю я маме этого волчонка. Он все так же смотрит исподлобья, дерется с детьми.
«А зачем? Я его считать научу, будет мне на рынке помогать». – Пожимает та плечами.
А на заднем плане маячит тот самый коротышка-воробышек. Мелкий, гиперактивный, эгоистичный забияка. Мама с гордостью ведет его во второй класс, не слушая никакие поклепы на ее сыночку, и радуясь тому, как благодарна учительница новому телевизору в классе.
В конце апреля я подала заявление по собственному желанию. Уходила не оборачиваясь. И не в цыганах дело...
