Поиграл - возвращаю. С новым годом!⁠⁠

Всем привет! Недавно принял участие в конкурсе новогодних миниатюр и мой рассказ занял первое место! Для меня это очень приятно и так же неожиданно. Делюсь с вами редактированной версией! Всем приятного чтения и не забывайте подписываться на сообщество в ВК https://vk.com/creepyzbo

Миша не ждал от нового года ничего плохого. Правда и хорошего тоже. Он не отмечал этот праздник из-за событий, случившихся ровно четыре года назад. Старался не ворошить прошлое, но память всегда возвращалась, незвано и нежданно. Но самое сложное для него в этот день не переживать все по новой в голове десятки раз, а врать четырехлетнему сыну, почему его сверстники радуются Новому году, а в их семье эта тема под запретом. Его жена Катя в такие моменты всегда, если имелась возможность, уходила в спальню и тихонько плакала. Михаил, как отец, брал на себя обязанность выдумывать ерунду, лишь бы сын отстал с режущими душу вопросами, а после шел успокаивать супругу. Который год одно и то же.

Тридцать первого декабря молодая семья навестила только Мишиных родителей, потому что родственники Кати некоторое время назад переехали в деревню, находящуюся в ста километрах от города. К ним собирались съездить на новогодних выходных, сразу на несколько дней. У родителей Кати, в деревеньке, Мише почему-то нравилось больше, чем дома. Там ощущалось спокойствие. Он все чаще задумывался, а не переехать ли его семье тоже в глухомань, в собственный дом. Уж там- то точно не случилось бы…

Для Миши сидеть за столом с его многочисленной, разношерстной родней было мукой до сих пор. Катя еще хоть как-то держалась, выдавливая из себя улыбку и поддерживая разговор, но ее мужу в такие моменты становилось паршиво. Он уходил в себя и прятался там на протяжении всего застолья. Он понимал, что изменился, и точно не в лучшую сторону, но сделать с собой ничего не мог. Или не хотел.

Из-за этого родственники с осторожностью затрагивали любые темы, лишь бы не наступить на больные. Со стороны это было похоже на ориентирование в кромешной темноте, когда ты босой и знаешь, что по полу рассыпаны изогнутые ржавые гвозди. Только вся их осторожность как обычно делала лишь хуже.

В десять вечера сын уже лежал в своей постели. Катя заправила для него одеяло конвертиком, как он любил, но в тот вечер Пашка мечтал не об этом. Он не хотел засыпать так рано, зная, что в этот праздник все дети ложатся спать когда вздумается. Пашка завидовал им, но так же знал, что мама будет плакать, если опять напомнить ей. Этого он и вовсе не желал.

Когда Кате все-таки удалось усыпить сына, она вернулась в спальню. Миша уже дрых, изредка похрапывая и громко сопя носом. Она завалилась рядом, накрылась одеялом с головой и зарыдала: тихо, в подушку, чтобы никто не услышал. Как делала на протяжении четырех лет почти каждую ночь. В какой-то степени, ненадолго, ей становилось лучше от пролитых слез.

Рано утром Мишу и Катю разбудил детский крик. Сначала они не поняли, что происходит, лишь недоуменно пялясь друг на друга сонным, испуганным взглядом. Секунда времени и до них доходит — кричит Пашка. Еще через секунду понимают, что это крик радости.

«Ураааа! — вопит мальчишка. — Елка! Ура, Новый год! Подарочек!»

Катя смотрит на часы: «7:21». Миша растерянно бормочет:

— Какая елка? Ты что, наряжала...?

— Нет! Когда, по твоему? Ночью? — раздраженно перебивает жена, вскакивая с кровати.

То, что супруги увидели в гостиной, привело обоих в шок. В углу комнаты, на табуретке, стояла елка, закрепленная на деревянном крестообразном держателе. Настоящая, из леса. Метра полтора высотой, она была украшена игрушками, мишурой, даже звезда на макушке имелась. Пашка радостно прыгал вокруг и припевал: «маленькой елочке холодно зимой...»

Пока Михаил пытался понять происходящее, рассматривая, как загипнотизированный, переливающуюся звезду, Катя ощущала бегущие по спине мурашки. В этом она была спец — в мурашках. Она знала, что это проявление ее слабости и страха.

«Не может быть! Кто поставил елку? Пашутик, ты?» — спросила его мама.

Миша сдавленно кашлянул, сдержавшись. Он ненавидел, когда жена называла ребенка Пашутиком.

— Он не смог бы нарядить елку, Катя. — изрек очевидное Миша.

— Я знаю. — только и процедила жена. Она не могла взять себя в руки — ее било дрожью от накатившего ужаса.

Под украшенной кем-то елкой лежала большая коробка, запечатанная в подарочную упаковку и обернутая розовой шелковой лентой. Пашка уже обхватил ее руками и пытался потрясти. Если бы только Миша знал, что там, он бы вырвал коробку из рук сына.

— Тяжелая! Там машинка? Как я хотел, пожарная, большая? Да, мам? Пап? Можно открыть? Можно, можно?

Прежде чем его родители что-либо сказали, сын уже разворачивал обертку. Под лентой лежал незамеченный поначалу листочек бумаги, свернутый вдвое и он, выскользнув, упал на пол. Катя подняла его и раскрыла. Записка. Всего несколько слов, но из-за них у девушки защемило в сердце и закружилась голова. «Поиграл — возвращаю. С Новым годом!» — написано на клочке бумажки. Миша сразу понял — призрак вернулся.

Когда Катя завопила: — «Павел, не смей открывать!» — было уже поздно. Сын разорвал упаковку и в предвкушении сдергивал крышку. Еще мгновение и он закричал снова, только на этот раз от испуга. Миша вовремя схватил его за подмышки и уволок в спальню. Сказал: «Сиди спокойно и не реви! Я сейчас вернусь». Ему не хотелось оставлять плачущего сына одного, но еще меньше хотелось оставлять жену наедине с содержимым коробки. Да его самого било в ознобе от происходящего.

Мужчина быстро открыл шкаф с вещами, выдвинул ящичек для документов, и кое-что оттуда достал. Прошлое. То, что хранил несколько лет, никому не показывая, и что всегда придавало надежду их семье. То, что когда-то было единственной, хоть и тупиковой уликой. Сжал это в кулаке, едва сдерживая выпирающий наружу гнев.

Проходя мимо входной двери он вдруг замер, увидев ее приоткрытой. По спине проскользнул холодок. «Получается, ночью он вскрыл замки и устроил этот...жуткий спектакль. Это был он. Призрак находился в нашей квартире.» — ужаснулся Михаил. Его мысли перебил перепуганный визг жены из комнаты. Он с трудом заставил себя пойти туда — ноги обмякли и не слушались.

Катя сидела с коробкой на коленях, на грани нервного срыва. Дрожащие руки были сложены «чашечкой», а в них что-то лежало. То, на что она с ужасом уставилась. От чего стонала и рыдала, как ненормальная. В груди Миши что-то сдавило.

— Это….это ее... я узнала. Вот и родинка рядом с ноготком, на мизинчике. Это ее...пальчики. — сквозь слезы и сопли донеслось до Миши. Стоило ему заглянуть внутрь коробки, как из его глотки вырвался жуткий стон — там лежало остальное. Расчлененное.

Он в панике переводил взгляд то на Катю, то на записку из коробки, то на скомканное в своем кулаке прошлое из ящика. Потом сравнил кривой, будто бы детский почерк. Все сходится, один и тот же.

В памяти всплыл тот роковой новогодний праздник, с которого закрутилось. Когда жена позвонила ему на работу и долго, истерично что-то вопила в трубку, а он сквозь ее истерику пытался разобрать слова. Так уже случалось не раз: вторая беременность жены проходила крайне эмоционально. Только этот звонок с самого начала не был похож на очередной каприз беременной. Михаилу удалось разобрать лишь пару фраз: «Ева пропала из машины» и «приезжай быстрее к торговому центру.» Этого было достаточно.

Уже потом выяснилось, что их трехлетнюю дочь похитил неизвестный. Расследование шло долго, но не было найдено ни единой зацепки, ведущей к девочке, или к преступнику. Надежда найти ее живой быстро растаяла, как масло на сковороде.

Катя всю оставшуюся беременность наблюдалась у врачей и психологов. Ей диагностировали угрозу выкидыша на почве испытанного стресса, но в больнице удалось поправить здоровье.

Однажды Катя сказала Михаилу, что избавилась бы от ребенка, если бы срок был меньше. Тогда Миша впервые испытал отвращение к любимому человеку.

Самое интересное, что никто не видел, как похититель подходил к автомобилю. Днем, посреди большой парковки торгового центра. Даже камеры наблюдения ничего не зафиксировали. Газетчики прозвали преступника «призрак», и иногда Мише и Кате казалось, что так и было на самом деле. «Призрак» забрал самое дорогое, что у них было, оставив лишь сложенную вдвое записку под дворником их авто: «Поиграю и верну. С Новым годом!»