Катя.
Катя любила гулять по ночам. Очень любила. На прогулку начинала собираться тогда, когда солнце только начинало тереться о горы, которые окружали город. Тени вытягивались до такой степени, что весь Катин небольшой рост, все сто пятьдесят семь сантиметров плюс босоножки и хвостик, стянутый тугой резинкой, размазывался по растрескавшемуся асфальту и приобретал причудливую форму. Ей казалось что она становилась большой и опасной. Пока ей еще встречались прохожие, она любила наступать на их тени. Катя считала что так она забирает кусочек себе, и ее тень становится больше и сильнее. Она очень любила красные предзакатные отсветы, которыми одаривало большие оконные проемы уходящее светило. Потрепанные и уставшие за день здания начинали светится изнутри и вся их обветшалость, все сколотые краски и змейки трещин, становились не видны.
Еще она любила свой старый и работающий только на половину заряда плеер. Его красный лакированный корпус был истерт настолько, что сложно было прочитать название модели. Небольшая трещина на экране закрывала пару букв из имени автора песни, поэтому Катя слушала группу “лин”, вместо “Сплин” и группу “ж&K”, вместо “Чиж&К”. Кнопка включения давно затерялась в ее комнате, поэтому каждый раз, чтобы включить плеер она вытаскивала из уха сережку из белого золота, подарок бывшей Катиной любви с серыми глазами и сильными руками, и вставляла ее в маленькую дырочку находящуюся в том месте, где раньше была пропавшая кнопка. Раньше Катя очень любила перематывать песни, если они не попадали под ее настроение. Но потом кнопка перемотки перестала реагировать на нажатие и она смирилась с судьбой, увидев в этом знак свыше, говорящий о том, что не Катя должна управлять музыкой, а музыка Катей. “Пора бы уже купить новый плеер,” - периодически думала она. Но заряда этого плеера хватало как раз уйти из дома, погулять, вернуться под утро и уснуть под музыку, а за день он заряжался. Так что решение о покупке в который раз уже откладывалась на неопределенный срок. Эта потертая и исцарапанная “коробочка звуков” была ее другом.
Ко всем прочему, у Кати была постоянна война с наушниками, каждый раз доставая их из кармана, ее встречал провод, спутанный настолько, что им можно было страховать альпинистов. И в тысячный раз, распутывая когда-то белоснежные, а сейчас грязновато-бежевые, проводки ей казалось что она распутывает свою жизнь. Выпрямляя и развязывая тугие узелки, Катя представляла, что разбирает хитросплетения своей жизни, упорядочивает мысли и приводит в порядок чувства. Этакий “Дзен для начинающих”. Может именно поэтому ей было особенно обидно, встречать эту запутанность раз за разом, вновь и вновь.
Когда ночь стирала своим дыханием случайных прохожих с пыльных улиц города, Катины ноги уже немного гудели, той приятной и сладкой утомленностью, которая бывает после долгих прогулок неспешным шагом. В ночном ларьке, разбудив сонную продавщицу, она покупала себе питьевой йогурт и две каких-нибудь не слишком черствых булочки и устраивалась на лавочку. Наступало время легкого перекуса. Лавочка должна была обязательно стоять под парой деревьев с пышными кронами. Кронам полагалось шуметь и шуршать листьями. Взобравшись на лавку с ногами, Катя начинала трапезу. Первую половину булки она читала вырезанные на лавке послания, все эти нехитрые уравнения с так и не найденными переменными, “Оля + Коля = Любовь”, “Олег - Козел”, “Сам ты козлина!” и все в таком духе. Когда йогурта оставалось чуть меньше половины, она снимала наушники и начинала слушать деревья. Ей казалось что они разговаривают с ней, и еще чуть-чуть и она их поймет, а они откроют ей какую-нибудь свою, древесную, тайну. Или расскажут о чем-нибудь интересном, что они видели, стоя здесь не один десяток лет, без возможности перейти в другое место, или, хотя бы, отвернуться. Может они рассказывали ей о том, почему Олег - козел, или что стало с Олей и Колей, но Катя их не понимала. Когда кончалась первая булка, она делала последний глоток йогурта, вставала с лавки и в последний раз прикасалась к древесной коре, благодаря за интересный рассказ и извиняясь за то, что так и не смогла понять о чем он был.
Катя кружила коршуном по спящему городу, постепенно приближаясь к своей заветной цели - подвесному мосту на остров, находящейся по середине реки, вдоль которой расположился Катин город. Сам мост она не любила, но под ним у самого берега, находился чудный камень. Наверное когда-то, в древние времена, река была шире и его долго тащило по дну, стирая острые края и полируя его до блеска. Потом большая вода сошла, а камень остался. А еще лет через пятьсот, вокруг камня вырос город. Катя считала его своим, для нее он был удобней мягких кресел и теплей некоторых рук. С это древнего, истертыми миллионами прикосновений, камня очень приятно было свесить ноги, снять босоножки и зарыться ступнями в прохладную прибрежную гальку. Если позволяла погода, то Катя немного поворачивалась и опускала ноги в воду. Ей нравилось чувствовать, как река смывает с них усталость от прогулки, унося ее куда-то на север, а потом выливая в океан. Иногда Кате казалось, что весь океан наполнен усталостью чьих-нибудь ног. Она доставала вторую булку и начинала ждать. Через какое-то время по воде подплывала утка.
Катю сначала удивляло, что утка не спит, как все остальные ее сородичи, которые должны были уже видеть свой седьмой, утячий, сон, и потихоньку готовится просыпаться. Но потом она привыкла и сочла птицу родной душой, такой же не спящей и бродящей по ночам. Через некоторое время Катя начала покупать булку не только себе, но и своей не спящей незнакомке. Она отщипывала по небольшому кусочку и бросала их в воду. Когда булка подходила к концу, утка подплывала к Кате и начинала есть с рук. Потом, когда есть было уже нечего, птица подходила совсем близко и разрешала себя гладить. Катя пользовалась моментом и, проводя рукой по жестким перьям, рассказывала утке историю своей жизни, все что случилось с ней с момента последней их встречи. Рассказывала, какие надписи она сегодня читала на лавке и просила научить понимать деревья. Выдав все свои горести и радости своей молчаливой собеседнице, она начинала собираться домой. Доставала из кармана наушники и принималась их распутывать, после скоротечной но победоносной войны с проводами, Катя замечала что утка уже уплыла.
Начинался путь домой. И если путь к камню был запутан и разнообразен, то дорога назад всегда была одной и той же. Нужно было подняться на гору, приветственно помахать памятнику основателю города, тоже старинному Катиному знакомому, пройти еще чуть-чуть и повернуть налево, чтобы потом, пройдя мимо здания потрепанного автовокзала окунуться в спальный район, в недрах которого располагались Катины двадцать шесть квадратных метров, плюс кухня, санузел и балкон. Дома следовало принять душ, выпить чаю и залезть под одеяло так редко убираемой кровати. Снова включить потрепанный плеер, выронить сережку, испугаться что потеряла, найти в складках подушки, вставить на место и уснуть под спокойную музыку. Плеер всегда знал, что сейчас Катя будет засыпать, и подбирал только тихие и спокойные мелодии.
Но сегодня, когда Катя уже вошла в свой спальный район, когда она уже размышляла над тем, каким сортом чая закончить свою прогулку, ее нога вдруг задело что-то небольшое, но тяжелое. Не ожидав такого предательства от родного района, Катя заметила приближающийся асфальт. Выставив вперед руки она уперлась ими в острый камень и рефлекторно отдернула. Итогом этих акробатических этюдов стало сокрушительное падение. Плеер обижено мяукнул и затих. Полежав несколько секунд Катя начала подыматься. Кое как восстановив вертикальное положение и отряхнувшись, она обернулась в поисках предмета который отправил ее в непродолжительный полет. На тротуаре, около выбивающегося из трещины подорожника, лежал какой-то черный, едва поблескивающий в лунном свете, предмет. Катя подняла его и рукоять пистолета удобно легла ей в руку. Она раньше никогда не видела оружие, нет, конечно по телевизору, в сотнях боевиков, которыми забивают эфир все каналы она видела лихих парней, размахивающих такими штуками, но в живую - нет. Тем более никогда не прикасалась. Испугавшись что кто-нибудь сможет ее увидеть, она сунула пистолет за пазуху и поспешила домой.
Дома Катя приняла душ, конечно последние события должны были сбить весь ее ритуал, но традиция оказалась сильнее. Она замоталась в свое любимое полотенце, налила себе чаю, сегодня это был обычный черный, с двумя ложками сахара, залезла с ногами на табуретку и положила свою находку перед собой. Черная сталь завораживала, его хотелось трогать руками, сжимать в потных ладошках. Курок уже не был совсем черным, его гладкая поверхность была отполирована до блеска чужими прикосновениями. На рукоятке, по обе стороны, были шероховатые накладки из пластика, ближе к ее центру была нарисована звезда и буковки “СССР”. Катя отставила чашку, взяла пистолет в руки и заглянула в дуло, где-то в глубине ее головы промелькнула мысль, что это может быть опасно, но она отогнала ее прочь. Дуло завораживало ее, черный зев плюющийся смертью, может даже забравший чью-то жизнь, манил к себе. Катя глубже и глубже всматривалась в эту мрачную черноту, сотни картин проносились перед ее глазами. Из забытья ее вырвал резкий звук, она испугано швырнула пистолет на стол. Сначала ей показалось что это он выстрелил, а боли она не чувствует, только потому, что находится в состоянии шока. Но звук не замолкал и больше походил на чье-то недовольное ворчание, чем на отрывистое тявканье пистолетов из боевиков. Холодильник! Это завелся старый бабушкин холодильник. Катя дрожащей рукой взяла кружку и отпила чай. Чай был холодный.
Она решила оставить раздумья и осмотр находки на следующий день, сунула пистолет в шкаф, между старыми наволочками и новыми простынями. Выключив свет, Катя взбила подушки и забралась под одеяло, вспомнила про плеер, вылезла из кровати, подошла к вороху одежды, сваленной в углу, достала его из кармана и попробовала включить. Он не реаги
Еще она любила свой старый и работающий только на половину заряда плеер. Его красный лакированный корпус был истерт настолько, что сложно было прочитать название модели. Небольшая трещина на экране закрывала пару букв из имени автора песни, поэтому Катя слушала группу “лин”, вместо “Сплин” и группу “ж&K”, вместо “Чиж&К”. Кнопка включения давно затерялась в ее комнате, поэтому каждый раз, чтобы включить плеер она вытаскивала из уха сережку из белого золота, подарок бывшей Катиной любви с серыми глазами и сильными руками, и вставляла ее в маленькую дырочку находящуюся в том месте, где раньше была пропавшая кнопка. Раньше Катя очень любила перематывать песни, если они не попадали под ее настроение. Но потом кнопка перемотки перестала реагировать на нажатие и она смирилась с судьбой, увидев в этом знак свыше, говорящий о том, что не Катя должна управлять музыкой, а музыка Катей. “Пора бы уже купить новый плеер,” - периодически думала она. Но заряда этого плеера хватало как раз уйти из дома, погулять, вернуться под утро и уснуть под музыку, а за день он заряжался. Так что решение о покупке в который раз уже откладывалась на неопределенный срок. Эта потертая и исцарапанная “коробочка звуков” была ее другом.
Ко всем прочему, у Кати была постоянна война с наушниками, каждый раз доставая их из кармана, ее встречал провод, спутанный настолько, что им можно было страховать альпинистов. И в тысячный раз, распутывая когда-то белоснежные, а сейчас грязновато-бежевые, проводки ей казалось что она распутывает свою жизнь. Выпрямляя и развязывая тугие узелки, Катя представляла, что разбирает хитросплетения своей жизни, упорядочивает мысли и приводит в порядок чувства. Этакий “Дзен для начинающих”. Может именно поэтому ей было особенно обидно, встречать эту запутанность раз за разом, вновь и вновь.
Когда ночь стирала своим дыханием случайных прохожих с пыльных улиц города, Катины ноги уже немного гудели, той приятной и сладкой утомленностью, которая бывает после долгих прогулок неспешным шагом. В ночном ларьке, разбудив сонную продавщицу, она покупала себе питьевой йогурт и две каких-нибудь не слишком черствых булочки и устраивалась на лавочку. Наступало время легкого перекуса. Лавочка должна была обязательно стоять под парой деревьев с пышными кронами. Кронам полагалось шуметь и шуршать листьями. Взобравшись на лавку с ногами, Катя начинала трапезу. Первую половину булки она читала вырезанные на лавке послания, все эти нехитрые уравнения с так и не найденными переменными, “Оля + Коля = Любовь”, “Олег - Козел”, “Сам ты козлина!” и все в таком духе. Когда йогурта оставалось чуть меньше половины, она снимала наушники и начинала слушать деревья. Ей казалось что они разговаривают с ней, и еще чуть-чуть и она их поймет, а они откроют ей какую-нибудь свою, древесную, тайну. Или расскажут о чем-нибудь интересном, что они видели, стоя здесь не один десяток лет, без возможности перейти в другое место, или, хотя бы, отвернуться. Может они рассказывали ей о том, почему Олег - козел, или что стало с Олей и Колей, но Катя их не понимала. Когда кончалась первая булка, она делала последний глоток йогурта, вставала с лавки и в последний раз прикасалась к древесной коре, благодаря за интересный рассказ и извиняясь за то, что так и не смогла понять о чем он был.
Катя кружила коршуном по спящему городу, постепенно приближаясь к своей заветной цели - подвесному мосту на остров, находящейся по середине реки, вдоль которой расположился Катин город. Сам мост она не любила, но под ним у самого берега, находился чудный камень. Наверное когда-то, в древние времена, река была шире и его долго тащило по дну, стирая острые края и полируя его до блеска. Потом большая вода сошла, а камень остался. А еще лет через пятьсот, вокруг камня вырос город. Катя считала его своим, для нее он был удобней мягких кресел и теплей некоторых рук. С это древнего, истертыми миллионами прикосновений, камня очень приятно было свесить ноги, снять босоножки и зарыться ступнями в прохладную прибрежную гальку. Если позволяла погода, то Катя немного поворачивалась и опускала ноги в воду. Ей нравилось чувствовать, как река смывает с них усталость от прогулки, унося ее куда-то на север, а потом выливая в океан. Иногда Кате казалось, что весь океан наполнен усталостью чьих-нибудь ног. Она доставала вторую булку и начинала ждать. Через какое-то время по воде подплывала утка.
Катю сначала удивляло, что утка не спит, как все остальные ее сородичи, которые должны были уже видеть свой седьмой, утячий, сон, и потихоньку готовится просыпаться. Но потом она привыкла и сочла птицу родной душой, такой же не спящей и бродящей по ночам. Через некоторое время Катя начала покупать булку не только себе, но и своей не спящей незнакомке. Она отщипывала по небольшому кусочку и бросала их в воду. Когда булка подходила к концу, утка подплывала к Кате и начинала есть с рук. Потом, когда есть было уже нечего, птица подходила совсем близко и разрешала себя гладить. Катя пользовалась моментом и, проводя рукой по жестким перьям, рассказывала утке историю своей жизни, все что случилось с ней с момента последней их встречи. Рассказывала, какие надписи она сегодня читала на лавке и просила научить понимать деревья. Выдав все свои горести и радости своей молчаливой собеседнице, она начинала собираться домой. Доставала из кармана наушники и принималась их распутывать, после скоротечной но победоносной войны с проводами, Катя замечала что утка уже уплыла.
Начинался путь домой. И если путь к камню был запутан и разнообразен, то дорога назад всегда была одной и той же. Нужно было подняться на гору, приветственно помахать памятнику основателю города, тоже старинному Катиному знакомому, пройти еще чуть-чуть и повернуть налево, чтобы потом, пройдя мимо здания потрепанного автовокзала окунуться в спальный район, в недрах которого располагались Катины двадцать шесть квадратных метров, плюс кухня, санузел и балкон. Дома следовало принять душ, выпить чаю и залезть под одеяло так редко убираемой кровати. Снова включить потрепанный плеер, выронить сережку, испугаться что потеряла, найти в складках подушки, вставить на место и уснуть под спокойную музыку. Плеер всегда знал, что сейчас Катя будет засыпать, и подбирал только тихие и спокойные мелодии.
Но сегодня, когда Катя уже вошла в свой спальный район, когда она уже размышляла над тем, каким сортом чая закончить свою прогулку, ее нога вдруг задело что-то небольшое, но тяжелое. Не ожидав такого предательства от родного района, Катя заметила приближающийся асфальт. Выставив вперед руки она уперлась ими в острый камень и рефлекторно отдернула. Итогом этих акробатических этюдов стало сокрушительное падение. Плеер обижено мяукнул и затих. Полежав несколько секунд Катя начала подыматься. Кое как восстановив вертикальное положение и отряхнувшись, она обернулась в поисках предмета который отправил ее в непродолжительный полет. На тротуаре, около выбивающегося из трещины подорожника, лежал какой-то черный, едва поблескивающий в лунном свете, предмет. Катя подняла его и рукоять пистолета удобно легла ей в руку. Она раньше никогда не видела оружие, нет, конечно по телевизору, в сотнях боевиков, которыми забивают эфир все каналы она видела лихих парней, размахивающих такими штуками, но в живую - нет. Тем более никогда не прикасалась. Испугавшись что кто-нибудь сможет ее увидеть, она сунула пистолет за пазуху и поспешила домой.
Дома Катя приняла душ, конечно последние события должны были сбить весь ее ритуал, но традиция оказалась сильнее. Она замоталась в свое любимое полотенце, налила себе чаю, сегодня это был обычный черный, с двумя ложками сахара, залезла с ногами на табуретку и положила свою находку перед собой. Черная сталь завораживала, его хотелось трогать руками, сжимать в потных ладошках. Курок уже не был совсем черным, его гладкая поверхность была отполирована до блеска чужими прикосновениями. На рукоятке, по обе стороны, были шероховатые накладки из пластика, ближе к ее центру была нарисована звезда и буковки “СССР”. Катя отставила чашку, взяла пистолет в руки и заглянула в дуло, где-то в глубине ее головы промелькнула мысль, что это может быть опасно, но она отогнала ее прочь. Дуло завораживало ее, черный зев плюющийся смертью, может даже забравший чью-то жизнь, манил к себе. Катя глубже и глубже всматривалась в эту мрачную черноту, сотни картин проносились перед ее глазами. Из забытья ее вырвал резкий звук, она испугано швырнула пистолет на стол. Сначала ей показалось что это он выстрелил, а боли она не чувствует, только потому, что находится в состоянии шока. Но звук не замолкал и больше походил на чье-то недовольное ворчание, чем на отрывистое тявканье пистолетов из боевиков. Холодильник! Это завелся старый бабушкин холодильник. Катя дрожащей рукой взяла кружку и отпила чай. Чай был холодный.
Она решила оставить раздумья и осмотр находки на следующий день, сунула пистолет в шкаф, между старыми наволочками и новыми простынями. Выключив свет, Катя взбила подушки и забралась под одеяло, вспомнила про плеер, вылезла из кровати, подошла к вороху одежды, сваленной в углу, достала его из кармана и попробовала включить. Он не реаги