Кассир (продолжение)⁠⁠

Часть первая Кассир

27 августа 1941 года приказ пришёл.

Ковалевский стоял немного позади шеренги полицаев и с ленцой поглядывал на угрюмую толпу, тянущуюся по улице в сторону Слободки. Евреям запретили брать с собой тёплую одежду, мебель, запасы. По одному чемодану, да по узелку в руки.

- Им и этого будет много, - уверял «товарищей» Ковалевский. – Они же как тараканы. Выживут, ещё и плодиться начнут.

Над городом стоял крик, плач. Полицаи выгоняли семьи, попавшие в списки, из домов, щедро раздавали удары прикладами и сапогами, не стеснялись на глазах у хозяев засовывать в карманы приглянувшееся добро.

- Всё растащат, подлецы, - расстраивался Ковалевский.

Он прямо чувствовал, как мимо его рук проходят драгоценности выгоняемых семей, оседая в карманах подчинённых. И ведь никто не поделится, не уважит начальника. Вор на воре.

- Стой здесь, - приказал Ковалевский своему помощнику, полицаю Михаилу Морозевичу. – Смотри, чтоб всюду порядок был. Я отлучусь ненадолго, пригляжу за процессом.

Морозевич равнодушно пожал плечами. С самого раннего утра он был сильно пьян и вряд ли понимал, что вокруг происходит. Сказали стоять, смотреть. Будем стоять.

Пётр Людвигович рысью направился к дому богатого аптекаря Залманзона. Не раз видел в ушах Залманзонихи золотые серёжки, а сам аптекарь щеголял с хорошими часами, давно приглянувшимися Ковалевскому. Им уже без надобности, а уж он-то пристроит, не даст добру пропасть.

Не успел пройти и двух сотен шагов, как под ноги ему выкатился серый кричащий ком.

- Пётр Людвигович, спасите!

Ковалевский шарахнулся в сторону. У ног его рыдала жена молодого сапожника Ёськи Лившица. Волосы растрёпаны, на щеке царапина, платье порвано. За женщиной следом выскочили два полицая, братья Иван и Николай Петровские, остановились, тяжело дыша и растерянно оглядываясь.

- Что тут у вас? – поморщился Ковалевский.

- Да вот, господин начальник, - пожал плечами один из полицаев. – Жидовка бежать пытается.

- Они, они…, - запищала женщина.

Да всё и так понятно. Баба смазливая, всё при ней, а парни молодые. Пока батька их Фёдор Григорьевич шарит по закромам, решили развлечься. Ковалевский взял рыдающую жену сапожника за шиворот, рывком поднял, толкнул в сторону Петровских.

- Уберите.

- Пётр Людвигович! – завопила дурная баба.

Снова вырвалась из рук полицаев, попыталась рухнуть начальнику в ноги. И тут зло взяло Ковалевского. Внезапно, как у него не раз бывало. Елозит руками своими жирными по его сапогам, пятна оставляет, чуть не целует глянцевые носки, сопли по ним размазывает. Противно и гадко.

Ковалевский поднял свой пудовый кулак и с размаху опустил на склонённый затылок. Женщина охнула, осела на мостовую. Этого Петру Людвиговичу почему-то показалось мало. Он выхватил из кармана пистолет, ударил женщину по голове раз, другой. Под рукоятью что-то хрустнуло, брызнуло в разные стороны. Лившиц распласталась по мостовой лицом вниз, пошло раскорячив ноги. Ковалевский толкнул её сапогом в сторону полицаев.

- Уберите, я сказал!

- Да что уж тут, - мрачно отозвался тот, что постарше, кажется Иван. – Чего уж теперь с ней делать?

Пётр Людвигович рявкнул на него и заторопился прочь. Опоздал. Залманзонов уже выводили из дома. Впереди ковылял сам аптекарь Абрам, за ним жена с детьми тащили узелки. Аптекарь, дурак, прижимал к груди свою скрипку. Старший из полицаев, довольно придерживал плотно набитый карман, где явно лежали и часы аптекаря, и золотые серёжки его жены. Ковалевский сплюнул с досады, развернулся и пошёл обратно, к Морозевичу.

Полицай с трудом сфокусировал на начальнике взгляд.

- Справился, Пётр Людвигович?

- Не твоего ума дело, - огрызнулся Ковалевский. - Всё тут в порядке?

- В наилучшем виде, - Морозевич достал из кармана бутылку, отхлебнул.

- Ты бы хоть на моих глазах не пил, - высказал ему Ковалевский.

- Я немножко. Только один глоточек, для ясности. Петр Людвигович, ты тут испачкался немного, - полицай ткнул начальника пальцем в грудь. – Что это у тебя?

Ковалевский скосил глаза. На лацкане пиджака красовалось жирное пятно с остатками чего-то серого, напоминавшего свиные помои.

- А-а, - небрежно отмахнулся он. – Одна жидовка мозгами забрызгала.

Двумя пальцами стряхнул ошмётки под ноги подчинённому. Морозевич вытаращил глаза на пиджак Пётра Людвиговича и попятился назад. В его мгновенно протрезвевших глазах мелькнул ужас.

Ну и хорошо. Должны бояться.

***

К вечеру Петру Людвиговичу повезло. Немецкое начальство устало от зрелища и удалилось, появилась возможность и ему набить карманы. Тут уж Ковалевский своего не упустил. Лично для себя выбрал дом богатого еврея Шейнемана и не позволил подчинённым взять оттуда даже ложки. В тот же день перетащил свои пожитки в новое жилище, развалился на мягкой перине Шейнемана и закурил.

- Жизнь-то налаживается! – с усмешкой сказал Ковалевский, разглядывая сваленные на столе кучки монет, часов и женских украшений. – Петя Ковалевский вам ещё все покажет!

И погрозил в темноту за окном.

***

Вскоре привык Пётр Людвигович к хорошей жизни. Жена его ходила в дорогой, красивой одежде, не стеснялась украшать себя золотом. Не смущало её то, что серёжки были вырваны из ушей других женщин. Протерла водкой, и носит. Обленилась, не захотела больше полы мыть, так завели послушную домработницу Ольгу Бойченко. С Ольгой в дом пришёл её двенадцатилетний сын, но его сразу предупредили, чтоб не было не видно и не слышно. Он и прятался в углах от хозяев. Зато если нужно кому-то сообщение передать, или мелкое поручение исполнить – только кликни его. Очень удобно.

Закончилось лето, наступил сентябрь, а потом и октябрь 1941 года. Фронт окончательно ушёл куда-то на восток и со дня на день ждали новостей о взятии Москвы. Город замер в ужасе перед новыми хозяевами, летучие полицейские отряды мигом пресекали даже самые мелкие очаги сопротивления. А если этих очагов не было, придумывали их сами. В конце концов при разгроме «опасных» людей можно неплохо поживиться. Кто же от такого откажется.

Петр Людвигович приятельствовал с непосредственным начальством, главой службы безопасности города Михаилом Гринкевичем, бывало, что выпивал и с начальником безопасности уезда Давидом Эгофом. Его ценили, уважали, выделяли. Что ещё нужно человеку для счастья. Хороший дом, хорошая работа.

О том, что творилось в кварталах на улицах Красноармейской и Слободки Пётр Людвигович, конечно, знал. Работа у него была такая – всё знать, за всем наблюдать. Евреи в гетто мёрли, как мухи. С наступлением осенних холодов так и вовсе началась эпидемия. Мыла им не давали, селили в одном доме по полсотни человек. Отсюда и сыпнячок появился. Глядишь, без особых усилий сами перемрут.

Но вскоре от того же Михаила Гринкевича Ковалевский узнал, что ждать новые хозяева не намерены. В середине октября Давид Эгоф выехал за город, искал место для расстрела. Место довольно быстро нашлось. Овраг в двух километрах от города, в районе аэродрома. Место удобное, открытое, неподалёку от дороги. Деревня Разуваевка близко, но это ничего. Деревенские попрячутся, мешать не будут. Через пару дней после вояжа Эгофа, в овраг были посланы военнопленные, которые выкопали две большие ямы.

После поездки Гринкевич подошёл к Петру Людвиговичу:

- Ну, готовься. Уже скоро большая работа.

- Справимся мы? – засомневался Ковалевский. – Их там несколько тысяч.

- Начальство за нас с тобой подумало, - нахмурился Гринквич. – Всё будет в порядке.

19 октября 1941-го Давид Эгоф и бургомистр Станкевич пригласили в Борисов полицейских со всей округи. Приехали из Бытчанской, Кищево-Слободской, Лошницкой волостей. Прибыли литовцы со своим командиром Антанасом Импулявичсом.

Пётр Людвигович сидел рядом с начальством, подливал водку в рюмку Эгофа и слушал разговоры. Сам помалкивал. Чувствовал, когда можно говорить, когда стоит и послушать.

В самый разгар банкета встали с торжественными лицами комендант Розенфельд, оберштурмфюрер Краффе, его помощник Айхе и бургомистр Станкевич. Станкевич высоко поднял рюмку.

- Господа, нас ждёт большая работа. Наконец воздух нашего славного города очистится от смрадного жидовского дыхания. Пришёл приказ от командования.

Пьяная толпа отозвалась торжествующим рёвом. Выпили и тут же, не откладывая дел в долгий ящик, двинулись исполнять приказ.

Первые выстрелы на Красноармейской прозвучали в 3 часа ночи, но сам Пётр Людвигович появился там только в восемь утра. После банкета заглянул домой, немного покемарил, чтоб стряхнуть пьяную муть. Встал, переоделся, умылся, к 7 утра заглянул в полицию, взял с собой уроженца Зембина Павла Анискевича и двинулся к гетто.

Там уже вовсю кипела работа. Шумели машины, кричали выгоняемые из домов люди, раздавались одиночные выстрелы. Анискевич поднял прихваченную в полиции длинную тяжёлую палку, с удовольствием вытянул пробегавшего мима еврея по спине. Тот кувыркнулся на мостовую.

- Пошла потеха, - ухмыльнулся Анискевич.

Петра Людвиговича быстро ввели в курс дела и поставили руководить отправкой автомашин. Первая партия, организованная самим Гринкевичем, ещё ночью уехала к Разуваевке.

Пётр Людвигович включился в процесс, суетился, показывая свою нужность, свою работу. Проверял и усиливал охрану, махал руками, направляя грузовые автомашины. Полицейские двигались по улице толпой, врывались в очередной дом, вытаскивал наружу обитателей. Грузили их в машины, отдельные партии отправляли к аэродрому пешком. Люди были подавлены страхом, почти не сопротивлялись. Рыдали в голос только дети. Брели семьями, жёны рядом с мужьями. Детей вели за руки. Полицаи плотно окружали место «изъятия». При первой же попытке бегства – стреляли в упор.

К Ковалевскому подошёл бургомистр Станкевич:

- Пётр Людвигович, оставь тут всё на околоточного надзирателя Кисляка. Надо к аэродрому ехать, они там не справляются. Медленные, как улитки. Пусть потерпят, я скоро подкрепление пришлю. В ямы пусть складываются упорядоченно, методом сардин, лицом вниз. Для экономии места. А то, боюсь, не хватит нам выкопанных ям. Опозоримся перед немцами.

Ковалевский кивнул и подсел в ближайшую автомашину. Выстрелы услышал за несколько километров от Разуваевки. Грохали и одиночные, и сразу целые залпы. Автомашина затормозила у края поля и Пётр Людвигович тут же включился в процесс.  Стоял у самого оврага, руководил раздеванием привозимых евреев. Вскоре устал так, что руки поднять не смог. Приходилось отходить в сторону, курить, отдыхать, передавая дело Василию Буднику. Тот долго не рассусоливал. Одним движением срывал с жидов одежду, гнал к ямам, где их подхватывали стрелки. Баб, мужиков вперемешку. Сортировать их тут что ли. Все перед Богом едины.

К полудню прибыл Эгоф, привёз длинный кнут и тоже принял участие в потехе. Стал с того края, куда сгоняли уже раздетых людей, хлестал их по голым задницам. Над полем стоял крик, плач. Дети вырывались, не хотели идти к ямам, раздеваться на холодном октябрьском ветру, так многих бросали вниз одетыми, стреляли вслед. Укладывали один слой тел, следующую партию заставляли присыпать лежащих песком, снова укладывали слой.

Вскоре кто-то подал идею, что стекающая кровь попадёт по подземным водам в Березину, не дай Бог начнётся эпидемия. Привезли известь. Стали пересыпать слои тел известью, вперемешку с песком.

Ковалевский устал так, что руки не слушались. Рядом с ним стоял большой металлический ящик, в который скидывали одежду. Ящик наполнялся, его относили к машине, выгружали. Он снова наполнялся. Перед глазами уже плыло, уши заложило от криков, выстрелов. Рядом работал Будник, вот у кого сил хватало на троих. Не уставал, только ухмылялся.

Ещё через час приехал завхоз службы безопасности Иосиф Майсак, привёз водку и закуски. Сделали перерыв, выпили, передохнули. Посидели, покуривая и разглядывая угрюмую, молчавшую толпу жертв. Опять вернулись к работе, от города ехали и ехали машины. Нельзя было долго рассиживать.

После выпитого Ковалевскому легче не стало, наоборот ещё больше зашумело в голове. Память сохранила несколько эпизодов. К примеру, краем глаза он заметил долговязого молодого парня, совершенно голого. Его уже спустили в яму и заставляли лечь на убитую, тоже совершенно обнажённую девушку. А тот стеснялся и всё норовил отползти в сторону. Полицаи смеялись над ним, издевались, гоняя из угла в угол ямы.

Потом Ковалевский увидел, что неподалёку от ямы сидит на куче земли маленький мальчик. Шагнул к нему, толкнул вниз. Достал из кармана пистолет выстрелил раз, второй. Пули выбивали фонтанчики песка рядом с головой мальчишки, но руки тряслись, и Пётр Людвигович всё никак не мог попасть в цель.

Наконец стоявшему рядом немцу по имени Макс надоело наблюдать за потугами Ковалевского. Он дал очередь из автомата и прекратил мучения жертвы.

В толпе бледных лиц мелькнул, кажется, его недавний знакомец Никита Иосифович, но круговерть «работы» мигом унесла его прочь. Да и до него ли сейчас было, до жалкой трясущейся единицы, когда тут тысячи «объектов».

Ближе к вечеру в город возвращался начальник полиции Зембина. Подхватил обессиленного Петра Людвиговича с собой. В кабине автомашины Ковалевский прикрыл глаза, откинулся на спинку.

- Что, Пётр Людвигович, устал? – спросил его зембинец.

- Да, развелось их, - едва слышно отозвался Ковалевский. – Даже не подозревал, что их у нас в городе столько.

- Теперь-то свободнее будет?

Пётр Людвигович согласно кивнул.

Продолжение следует....

Фрагмент рассказа из сборника "Звезда над сердцем" Автор Павел Гушинец

На фото - будущий бургомистр Борисова Станкевич с друзьями

ПС. Уважаемые читатели, в данный момент автор плотно занят многочисленными литературными проектами и у него реально нет времени на то, чтоб сидеть на Пикабу. Близится конец года, а из запланированных шести книг выдано "на гора" только три.

Поэтому автор взял перерыв до середины августа, закопался в архивы, читает допросы полицаев и истории свидетелей. Делегировал выкладку рассказов своей второй и третьей личности))) Обещаем выкладывать данный рассказ по мере его написания. Так же, возможно, на Пикабу появится рассказ об ещё одном "борисовском монстре" по имени Давид Эгоф. Но это не точно.

Так же не оставляет работу над очередным рассказом о деятельности волонтёрской команды белорусских спасателей "Ангелы". Серия рассказов про их деятельность войдёт в сборник "Седьмой пациент".

ПС.2 Продолжаем продвигать авторов, которые остались на Пикабу с контентом, за который не стыдно.

@SallyKS - Замечательный и душевный автор

@AlexandrRayn - талантливый и очень интересный коллега-писатель

@MamaLada - мой соавтор по книге "Шесть часов утра"

@WarhammerWasea - авторские рассказы

@IrinaKosh - спаситель и любитель котиков. У меня морские свинки и аквариумы, но котиков я тоже люблю))))

@ZaTaS - Рисует оригинальные комиксы.