polozad

— ...а подходить к этой твари надо сзади, — с явным знанием дела громогласно заявил рыжебородый толстяк, грохнув кружкой с пивом по столу и со смаком протянув последнее слово. — Подходить быстренько, не дожидаясь пока она свою тушу развернёт и в головёшку обратит и тебя, и коня твоего, мать его!
Последние слова были уже почти рыком. Корчма уже давно прислушивалась, внимая голосистому знатоку, но тут образовалась почти звенящая тишина, прерываемая только скрипом половиц да стуком кружек тех, кому было до ноги.
— Ну а дальше, дядка, дальше-то что? — не утерпел какой-то парень, видимо работник с кухни.
— А дальше... — Толстяк дотянулся до курицы, лежащей в соседней тарелке и воздел её перед собой, привлекая взгляды к тощей заднице: — А дальше хватаешь его за зад и топором, топором хлыщешь демона, пока не окочурится напрочь! Рубишь его почём зря! А так как развернуться гадина не может, тут-то ты и победил!
Курица с хрустом разломилась и вся корчма почти наяву узрела, как в справедливых муках помирает упомянутая гадина. Оратор замолчал на пару минут, со вкусом жуя и запивая законный трофей, а слушатели зашушукались, обсуждая историю.
Большинству из них толстяк внушал доверие. Как же — дородный мужчина, да в толстой, проваренной коже, да прикрытой стёганым дублетом, да при топоре, ненавязчиво лежащем на столе. Дублет потёртый, кожа потёртая, черен топора потёрт, нос на сторону — и тот потёрт. Воин! Не раз бывавший в драке.
И жрёт как воин, не иначе. Громко фыркая, не торопясь, обстоятельно. Внушает, в общем. Такого и послушать раскрыв рот вовсе не зазорно.
Лысый сосед толстяка напротив, жутко недовольный лихо слопаной курицей, оглядел публику, нахмурил кустистые брови, расправил плечи и тоже грохнул кружкой:
— А сзади-то, говорят, только былинные герои заходят, которых мамка из двора не пускала в детстве, дабы черенок не застудить!
Нет, пожалуй, звенящая тишина возникла именно в тот момент.
— Настоящий-то мужик гадине прямо в морду бьёт! И то сказать, какая тварь устоит перед полупудовой палицей-то?! Уж та ящерица, про которую ты тут талдычишь, с первого же раза ляжет и все свои зубы выплюнет. — И упомянутая палица почти ласково раздвинула тарелки и легла на стол, позволяя всем любопытным рассмотреть многочисленые вмятинки и царапины, да оценить толщину и вес:
— Полпуда это вам не хвост драконий, ведь всем известно, что с заду хвосты драконам настоящие мужики одной левой крутят! Полпуда — это вам и не топорик за поясом. Полпуда — это всерьёз и надолго.
Рыжебородый толстяк, похоже, тоже пришёл к этим выводам. Это было заметно по покрасневшим потёртым ушам, которые резко заалели над потёртым воротником.
— Не могу не согласиться с речами про мамку и черенок, — заявление раскололо нагревающийся воздух, и взоры перекочевали на ещё одного оратора, сидевшего за соседним столом. Под дублетом этого товарища виднелась кольчуга, а на столе уже с готовностью лежал арбалет. — Только пока ты своими причиндалами замахиваться будешь, крылатая скотина поджарит твою печёнку. И съест. Так что на подлёте бить его надо, да прямиком в скотиний глаз.
И окольчуженый спорщик довольно потёр окладистую бороду, с превосходством поглядывая на оппонентов.
— Что и говорить, арбалет — действительно серьёзный довод. Особенно, если стрелок опытный, а тварь неподвижна. Утыкать можно с головы и до хвоста. Ну, примерно как мешок с навозом, по которому промазать может только слепой безрукий пьяница в глухую полночь.
Звенящая тишина… Впрочем, продолжим:
— И что-то я таких утыканых ёжиков не видел, а объездил я немало земель и волостей, шемме.
Очередной участник разговора сидел ко всей корчме спиной. Говорил он не оборачиваясь, неторопливо и веско, слова падали как гранитные камни. Примерно такие, как нарисованный на его плаще, аккуратно развёрнутом для публики.
“Каменный брат”, шёпотком пролетело по лавкам, и кое-где зашелестели шаги к выходу. Каменный брат — это пиши пропало. Это здоровенный двуручный меч, исписанный рунами, пластинчатая броня и пудов десять озверевшего мяса.
Это значило, что за местного дракона взялись очень серьёзные люди.
В общем, спор как-то сразу и закончился. Рыжебородый толстяк незаметно для себя заговорил с лысым соседом, окольчуженный арбалетчик вдруг заметил симпатичную курносую разносчицу, а остальные желающие, но не успевшие встрять в спор мужей, тоже внезапно нашли себе дела.
Каменный брат так и не повернулся к корчме лицом. Его не заботило произведённое впечатление — главное, что шум стих. Он сосредоточился на огне свечи, считая удары сердца. Ибо сказано, что бьётся оно быстро не от большого ума.

Выждав, пока корчма совсем успокоится и вернётся к обычному ритму, сидящий у выхода человек кивнул разносчику, сунул монетку и выскользнул в промозглый осенний вечер. Он оседлал коня и неторопливо поехал по тракту на восток, на удивление хорошо ориентируясь в надвигающихся туманных сумерках. И совсем не удивился, когда рядом захлопали крылья и на обочину бухнулась здоровенная туша, закованная в золотую чешую:
— Ну что, человечишка, — довольно скалясь, прошепелявил крылатый демон, — сколько там по мою головушку сегодня?
— Много, дракоша. — Человек остановился, спешился и присел на обочину рядом. — Даже фанатик из Междуречья пожаловал, этот на всю голову пришибленный. Сковырнут тебя, сдаётся мне.
Дракон пошевелил бровями:
— Междуречье… Это с каменюками на плащах что ли? А ну, пойдём, познакомимся!
Человек нахмурившись посмотрел на дракона. Драка намечена на завтра, таков был уговор. И за драконом должны были доблестно отправиться все идиоты, что собрались в той самой корчме. И вообще, традиции нарушать некрасиво!
Дракон развернулся и неторопливо потопал в сторону уютных огней, насвистывая под нос. Человек побрёл за ним, взобравшись на коня и лихорадочно соображая, что делать. Ситуация стремительно выходила из-под контроля, и возможные премиальные вот прямо сейчас накрывались позолоченым зубастым тазом.
Разумеется, они привлекли внимание. Первый вопль раздался уже через пару минут, а испустивший его рванул неглядя, заприметив и разглядев странную парочку. Человек скривился, прикидывая, во что ему встанет такое безобразие:
— Слышь, рогатый, ты бы летел домой, а? Завтра познакомишься, причём самым непосредственным образом. У нас вроде уговор был.
— Не нуди, двуногое прямоходящее. — Дракон на ходу почесал затылок хвостом и треснул им особо медлительно убегающего коня. — Я тут исчадие тьмы, кому как не мне безобразничать и девок портить? А уж уговоры я нарушаю на раз-два.
Девки тоже как-то ухитрились попасться по дороге и основательно повизжать. Дракон довольно ухмылялся и охотно скалил зубы, повышая громкость каждого нового вопля.
Корчма приблизилась и нависла, заманивая вывеской в форме довольно пышногрудой девы. Дракон подошёл к двери и деликатно постучал хвостом по железной скобе, так что с вывески сорвались птицы, а с двери посыпалась древесная пыль. Убедившись, что многоголосое строение игнорирует его полностью, он открыл дверь, нагло втиснулся в проём и аккуратно закрыл её за собой.
Человек тоскливо вздохнул. В корчме раздалось дружное пение глоток в двадцать:
….и коли в сердце ты своём
Неукротим как бог войны,
Найди поглубже водоём
И постирай уже штаны!

Когда он вернулся утром, под вопли ополоумевших петухов, корчма всё ещё стояла. Из трубы бодро валил дым, а вокруг было раскидано не так уж и много тел. Да и те, судя по вялым движениям и булькающим звукам, были скорее мертвецки пьяны, чем мертвы.
Он спешился и вошёл в настежь раскрытые двери, сощурившись в полутьме помещения.
— Человек, — вещал знакомый шепеляво-хриплый голос, — ну куда тебе сопротивляться? Смирись уже с местом своим у выгребной ямы, не смеши публику.
В глубине корчмы, недалеко от деревянной стойки, за столом сидел давешний дракон. А с другой стороны стола сгрудились самые стойкие посетители. И судя по количеству разнообразной посуды, расставленной по столу и горам барахла у лап дракона, битва шла уже давно и серьёзно.
— Хрен тебе, гадина летучая! — Каменный брат икнул и опрокинул очередной стакан: — Человеков так просто на колени не поставить!
— Вот ведь упрямый бык! — С восхищением произнёс кто-то из зрителей.
— Не бык, а последняя — ик — надежда! — Каменный брат залил в пасть ещё кружку. Сам он был уже в одном исподнем, красуясь шрамами и татуировками. А на столе лежал его меч, намекая на уровень ставок и накал страстей.
И как же ты раскрутил его на такое-то соревнование, подумал человек. Фанатики ведь не пьют вообще.
Подтверждая эту мысль, Брат икнул в самый последний раз и свалился с лавки, гулко стукнувшись черепом о пол. Зрители разочарованно выдохнули. Дракон довольно оскалился и полыхнул пламенем в подкопчённый потолок.

К полудню они добрались до пещеры дракона, проплавленной в иссиня-чёрной плоти гранитной скалы. Человек отвязал от телеги взнузданную лошадь и пересел на неё. Прищурился на солнце, понял ладонь, определяя время и прикидывая, как теперь возвращаться. Дракон задвинул телегу с барахлом в пещеру, перевернул её, рассыпав вещи и устало уселся возле входа:
— Ну что, человечишка, неплохо побузили, а?
— Неплохо. После твоей выходки желающих на следующий год будет больше. Особенно фанатиков. И там фокус со спаиванием не прокатит, будь уверен.
— Да не нуди. Одного же споили. — Дракон вытащил из груды барахла исписанный рунами меч. — Как думаешь, на сколько потянет?
— На четвертование, думаю. Когда это тело проспится и прочухается.
Дракон беспечно махнул лапой и продолжил копаться в трофеях, насвистывая под нос и безжалостно выбрасывая то, что не понравилось. Человек развернул коня и не прощаясь поехал. Говорят, опасно лезть к дракону, занятому дележом добычи.
Больше всего он не мог понять, зачем этой самодовольной рептилии понадобилась вывеска корчмы. Не на пещеру же он её повесит...

Говорят, через некоторое время возле Бобрового перешейка местного дракона часто видели в компании с бывшим Каменным Братом. Вроде как эта парочка даже наведывалась в м

немного ванильной ванили в суровый рабочий понедельник

...ливень бесцеремонно ворвался в приоткрытые окна, оглушительно грохнув ставнями и раскидывая вокруг щедрые горсти мокрой пронзительной свежести. Вслед за ним неслось море звуков и запахов, подгоняемые резкими выстрелами грома, словно щелчками хлыста.
Я поднял голову от рук. Оказывается, я успел задремать выдавливая очередной абзац:
- Как же я долго тебя ждал...
Он ураганом прошёлся по комнате, мокрыми и прохладными пальцами переворачивая страницы каких-то документов, скидывая на пол какую-то мелочь и насвистывая какие-то мелодии. Он был бесконечно бодр и свеж, его серый плащ струился пасмурным серебром и пах небом. Он ослепительно улыбался, сверкая жизнью:
- Стоило только мне задержаться на месяц и ты уже зарос пылью до ушей. А что будет зимой?
За окном глухо взрыкнул гром, молния высветлила всё вокруг до последней пылинки. Я зажмурился, но эта картина впечаталась в сетчатку, не давая от себя отмахнуться.
- Да и зачем тебе я? Каждый год одно и то же, словно какого-то откровения ждёшь.
Снова удар, вспышка, грохот... На улице дружно заверещали сирены сигнализаций, а я разглядывал стоящую перед глазами картину. Он положил мне руку на плечо, скинув шуршащий плащ на подоконник и притихнув.
Детали постепенно расплывались. И сам я, и то, что привиделось мне - всё уже казалось каким-то наваждением, на мгновение позволившим увидеть череду совершенно одинаковых дней, складывающихся цепочками в года и вьющих паутину десятилетий. Тяжёлую паутину, цепко оплетающую руки и ноги, и въевшуюся в уголки глаз серыми сухими нитями.
Я встрепенулся и открыл глаза. Ливень уже уходил, зарницы сверкали за горизонтом, подгоняя урчащие тучи. Умытый и чистый город с удивлением рассматривал себя в стёклах витрин, в бурных потоках воды, стекающих с сопок и крыш, а ясно-синее небо неторопливо затягивали медленные и рассудительные облака, раскладывая мягкие подушки в каком-то своём, особом порядке.
Я засмеялся. Веселье накатило вдруг и резко, разойдясь по телу горячим, пульсирующим призывом - встать и что-то делать, куда-то бежать, кого-то любить. Это ведь так безумно просто, и для этого не нужен серый шуршащий плащ и раскаты грома.
Когда мы встретимся следующий раз, мой друг, тебе не придётся раскалывать небо, чтобы дать мне очередную встряску. Но я всегда буду тебя ждать.

Сказ прохладный для взрослых, словоблудие маловеликое, языком басурманским испоганенное

— ...а принцип неваляшки вытекает из мучительного внутреннего диалога — не просмотрел ли я пару самоцветов? А как мне это аукнется? А что будет дальше? - Рыцарь отбросил очередную лопату земли и воззрился исподлобья на собеседника. — Вот и качаешься туда-сюда как блаженный. То хочу, то не хочу. И градус настроения виляет как маркитантская лодка.
— Мужику такое не пристало, мужики — они как клинок из валирийской стали: прямы, твёрды и неумолимы. — Дракон со скрежетом почесал броню на груди, размеренно выговаривая буквы и шепелявя. — А у тебя ещё серьёзнее, ты же рыцарь как-никак. Кстати о клинках. Не упрут?
Рыцарь мрачно покосился на висящий на ветке дерева меч, основательный такой цвайнхайндер, пуда на полтора:
— Пусть прут. Махать — руки отвалятся, а на большее он не годен, разве что драконов всяких вскрывать.
Он поднял забрало и вытер пот со лба, затем снова вогнал лопату в жёсткую землю. Дракон прищурился на яркое летнее солнце, слушая глухое ворчание из груды железа:
— Так вот. Качаешься ты, качаешься. А время меж тем идёт. И принцессы взрослеют, и аппетиты, и крестьяне что-то негодуют, сволочи. И что-то все от тебя хотят. И крыша в замке протекает. Бастарды, опять же.
— И ты, значит, решил исправить сие, сперев моё золото?
— Сперев моё золото, - скривившись, передразнил рыцарь и сплюнул. — Где ж оно твоё-то? Только и делал, что отжимал последнее у трясущихся пейзан, ухарь крылатый. Теперь-то уж не взыщи.

Лопата гулко бухнула где-то на дне образовавшейся ямы. Дракон с любопытством подполз к краю и сунул морду, рассматривая крышку старого пузатого сундука, который рыцарь деловито окапывал со всех сторон. Сундук был немаленький, с внушительным замком и мощными железными полосами по чёрным стенкам, исписанным затейливой вязью и украшенный несколькими неровными крестиками:
— Положено сие здеся ужасом крылатым, огнь вдыхающим, в день летний, дабы сохранить и приумножить? — Рыцарь обалдело перечитал, не поверив глазам. — Ты это серьёзно?
Дракон совершенно по-человечески пожал крыльями. Мол, ничто не чуждо, не цепляйся. Рыцарь со скрипом покрутил бронированным пальцем у виска и примерился к замку.
— А что дама сердца?
— А что с ней? — спросил рыцарь, лихо вгоняя вполне себе воровскую шпильку в скважину и сосредоточенно крутя второй.
— Ну... — Дракон замялся, вспоминая, как там у людей всё устроено. — Она ж тебя поддерживать должна. Вдохновлять, очаровывать, охмурять. Обеты там всякие. Романтика, песни, пояса верности. Петтинг.
— Она и вдохновляла. Пока я не ляпнул замечание о качестве и упругости даминого седалища. Ну, знаешь, в порыве.
Дракон с сомнением посмотрел на человека, оценивая его умственные способности:
— Чего ты ляпнул? О чём? В каком-таком порыве?
Рыцарь печально посмотрел на рептилию и продолжил взламывать замок, вооружившись уже молотком и зубилом.
— Сильно полыхнуло?
— Основательно. Пришлось объявить войнушку соседям и спешно свалить в доблестную сечу. Да ты же помнишь, я и к тебе заходил, когда на второй день войны жратва закончилась и сиры по домам разошлись отсыпаться.
Дракон действительно вспомнил, как недавно полночи кто-то шастал возле входа в пещеру, гремел железками и настолько нудно требовал драки, что даже вставать лень было, не то что поливать адовым пламенем.
— Она тебе лошадь там не спалила вместе с оруженосцем?
Рыцарь выпрямился, содрал с головы шлем и оказался вполне розовощёким кудрявым молодцем, зим двадцати от роду, мокрая рожа которого была перемазана в саже аккурат напротив прорезей в забрале:
— Не, серого моего пронесло. — Он взял лом и принял пафосную позу, воздев его к небу. — О женщины, вам имя...
Остаток фразы потонул в грохоте. Дракон успел только зажмуриться и отвернуть чешуйчатую морду, по которой забарабанили комья земли. Не следовало лупить ломом прямо в расковырянную ловушку для искателей сокровищ, ох не следовало. Он приоткрыл глаза и осмотрелся. Рыцаря не было видно, крышку сундука разворотило и всё вокруг было закидано землёй.

Дракон повёл плечами, пытаясь ослабить цепи из той самой валирийской стали, которыми эта подлая скотина в доспехах связала спящего повелителя пламени. Ну хорошо — спящего пьяного повелителя пламени. Пьяного в пламенные сопли, иначе бы не миновать обилия черепно-мозговых травм и ожогов у благородного сира.
Цепи не поддавались, игнорируя вздувшиеся мышцы и громкое угрожающее кряхтение. Солнце припекало. Дракон уже успел устать и задремать, когда знакомый скрип железа вернул его в реальность:
— ...драные. Что ж ты, падла, не предупредил об этом? — Рыцарь был основательно помят и подкопчен. Кудри украшала земля вперемешку с листьями, а лицо стало куда чернее. Да и настроение не улучшилось. Он заметно прихрамывал, приближаясь несколько не с той стороны, в которую улетел. Дракон покосился на по-прежнему висящий на ветке меч и открыл было пасть, но рыцарь прохромал мимо него и погрузился в яму с сундуком:
— Таааак.
Он вылез назад и снял цвайнхайндер с перевязи. Сизое лезвие зашипело и нехотя сверкнуло бликом, выныривая из ножен. Дракон заинтересованно прищурился. Рыцарь демонстративно пару раз взмахнул клинком, со свистом рассекая воздух:
— Намёк ясен?
Дракон оскалил пасть и пару раз дохнул пламенем, с рёвом сжигая тот же воздух. Они посмотрели друг на друга выжидательно с минуту, после чего рыцарь засунул меч назад, разомкнул цепи и уселся на край ямы, достав кисет и трубку. Дракон поднялся, похрустел плечами и уселся рядом, потягиваясь:
— А на кой тебе вообще золото-то нужно было?
— Хотел купить себе островок в южных морях. И свалить наконец от всего этого бардака в пылающий закат.
— Мда. Ну ты же понимаешь, что никуда тебе не деться?
Рыцарь выпустил кольцо дыма и усмехнулся:
— Можно подумать, я действительно куда-то собирался. Не могу не признать, идея с сокровищами прекрасна. Отрезвляет. Сам придумал?
Дракон довольно оскалил многозубую пасть. Будучи по природе прирождённым нарциссом, он всегда радовался, когда его хвалили. Особенно, за дело. Идея закопать такую засаду давно уже плавала у него в рогатой голове. Он кивнул. Рыцарь усмехнулся и встал, затушив трубку:
— Ну ладно, я потопал. Закапывай сундук до следующего раза. Приумножил.
Он закинул меч на плечо и двинулся в тот самый закат, насвистывая что-то знакомое. Дракон подождал, пока поскрипывающая фигура в латах скроется за ближайшим холмом и вернулся к сундуку.
Крышка нужна новая, конечно, но в остальном вроде всё нормально. Он придирчиво осмотрел надписи, потёр когтём заляпанный грязью "Огнь вдыхающий". И оскалившись в ухмылке поставил ещё один крестик.

Затем расправил крылья и с натугой взлетел. Сделал круг над поляной, пару раз дохнув пламенем и основательно поревев, чтобы намекнуть всем, чей тут сундук. И полетел на запад, где в сгущавшихся сумерках темнел монолит одинокой скалы, угрюмым отрицательным жестом перечёркивающий светлую линию горизонта. Воздух медленно наливался влажной духотой, а на потемневшем востоке, в бездонной антрацитовой глубине неба с глухим урчанием сверкали первые вестники грозы.

Муравьи, наконец-то осмелившиеся вылезти, стали деловито изучать новую ландшафтную особенность, перешёптываясь в темноте. Группа самых же смелых забралась в деревянную коробку и прогулялась по каменной скрижали, которая лежала на дне. Муравьям такие старые камни были безразличны, особенно испорченные какими-то зарубками, об которые шестиногие разведчики спотыкались и падали, сдавленно ругаясь.
На языке двуногих прямоходящих зарубки складывались в слова, которые тоже муравьям мало что говорили. Как говорит один дракон, люди слишком невменяемы, чтобы пытаться их понять.

"Глупость людская. Приумножай."