Сон
Меня никогда не посещали сны. Я слышал рассказы о сновидческих путешествиях, но никогда сам их не испытывал. Сон был просто возможностью обновить силы и пропустить время. Я много читал, выстраивая в воображении неведомые дворцы, становясь то рыцарем, то императором, легко взмывая в летнее небо и опускаясь в глубочайшие подземелья, в темных чертогах которых я бродил между каменными деревьями. Но читать все время не выходило, так что сладостные моменты лишь скрашивали скучную до безобразия жизнь.
В этот раз все было так, как и всегда - я предпочел почитать подольше, вместо того, чтобы идти спать. Когда я перешел все границы дозволенного, мать все-таки загнала меня в постель. Но человека, который не дочитал главу интересной книги, так просто не сломить, так что я достал фонарик и спрятался под одеялом. Впрочем, усталость взяла свое, и вскоре я незаметно задремал.
Я открыл глаза. Вместо освещенного тусклым лучом утреннего солнца потолка собственной комнаты, который встречал меня каждое утро, я видел дышащий свежестью тропический лес. В воздухе витала легкая прохлада. Было тихо. Я пошел по едва заметной тропинке, уходящей вверх на небольшой холм, осторожно раздвигая благоухающие лимоном и сандалом ветви. Земля слегка пружинила под ногами. Среди деревьев виднелся просвет. Добравшись до него, я увидел прекрасную долину, густо поросшую лесом, венцом которой был древнего вида храм с огромными витражными окнами, медным куполом и небольшой бронзовой дверью. Прогулка до него не заняла много времени, я шел, вдыхая убаюкивающие ароматы неведомых цветов и слушая заливистые трели невиданных птиц. В неподвижном воздухе нарастали звуки цимбал, доносящиеся из едва приоткрытой двери. Я протянул руку, чтобы открыть ее шире, но дверь вдруг захлопнулась со звуком хлопнувшей от внезапного порыва ветра форточки. Цимбалы замолкли, уступив место гулу проезжающих машин, а дивная прохлада сменилась обжигающим холодом.
Я проснулся. Это был первый сон за всю мою серую и пустую жизнь, и он мне понравился. Хотелось еще. Каждую ночь я засыпал в наивной надежде вновь попасть в тот лес, еще раз услышать, ощутить все то, что произошло в неведомых джунглях моего разума. Но тщетно.
Прошло много лет, дни светлой юности давно кончились. Работа вытягивала из меня все силы, приходя домой, я на скорую руку ел, а потом шел спать. Сон уже не приносил отдыха, он просто поддерживал меня живым. Мозг забивался рутиной, образы воздушных замков, словно вылепленных из розовых облаков, тускнели и исчезали. Но я хранил память о том дне, хранил бережно и трепетно. И сон вернулся! Я вновь очутился в тех джунглях, цимбалы хрустально звенели в недвижимом воздухе, а та самая бронзовая дверь была в этот раз призывно распахнута. Я шел по тропинке, не чувствуя невесомых ног, мою грудь наполнял аромат сандала и лимона, как и в тот раз. Длинная и прямая тропа казалась бесконечной, но пролетела за мгновение. Дверь была прямо передо мной, но я не видел, что за ней, проем заполняло чистое сияние, безмерно яркое, но не слепящее. Когда я входил внутрь, теплые слезы счастья катились по моему лицу.
Нет! История повторилась. Я лежал на кровати, запутавшись в мятой простыне, опустошенный и практически мертвый от горя. От хрупкой, эфемерной сказки остались лишь реальные липкие слезы.
Жизнь полетела дальше. День сменял день, а год сменял год. Я осунулся, исхудал, окончательно перестал улыбаться, а волосы мои покрылись сединой. Старость пришла незаметно. Мне ужасно надоело жить - какой в этом смысл, если новый день ничем не отличается от старого? Каждый день я ждал, когда мое тело, наконец, умрет. Но жнец все откладывал и откладывал визит, который давно нужно было совершить.
Я сидел в любимом кресле, читая какой-то пресный роман. В квартире было тепло, но я все равно ужасно мерз, так что пришлось укутаться в потертый плед. Тепло разморило старое тело, так что я провалился в сон.
Опять то же место. Опять сандал и лимон. Опять хрустальный трепет цимбал. И я в третий раз бреду к сокровенной бронзовой дверке, чувствуя удивительную воздушную легкость в вечно больных костях. Дверь была прямо передо мной. Сияние тысячи звезд не опаляло мой взор, а чарующе обволакивало, приглашало меня к себе. Я ответил на приглашение и шагнул внутрь.
Сон не прервался. Момент прохода сквозь барьер я не почувствовал. Цимбалы почти затихли, оставаясь, тем не менее, различимы. Все пространство храма было залито дивным сиянием проходящих сквозь витражные окна лучей рассветного солнца. Я пытался рассмотреть затейливый рисунок, но тот фрагмент, на который я бросал взгляд расплывался, оставляя лишь обычное стекло разных цветов.
Я поднял глаза выше, ожидая увидеть резьбу на изнанке медного купола. Но его не было. Я смотрел на закатное небо с розовыми и голубыми облаками. Небо раннего вечера, а не ночи, но на нем отчетливо виднелись никем не виданные звезды и туманности. Храм тоже исчез. Вместо благоухающих джунглей я стоял на террасе из гладко отшлифованного камня, облокотившись руками на резную балюстраду, почему-то теплую, откуда открывался вид на город. Он выглядел одновременно и игрушечным, словно нарисованным на открытке, и настоящим, настолько настоящим, что серый скелет из бетона, стали и стекла, в котором прошла вся моя жизнь, казался выдумкой какого-то злого волшебника. Город был прекрасен. Узкие улочки, перетекающие с холма на холм. Дома, похожие на парадоксально уютные дворцы, венчались медными и черепичными крышами, узорчатыми флюгерами и витыми балконами, на которых так приятно сидеть летними вечерами. Из-за горной гряды на востоке выходил тонконогий акведук, опоясывающий город, строение столь нежное и воздушное, что его существование казалось непостижимым чудом. Круглые площади с тихими фонтанами, вода которых искрилась и мерцала, отбрасывая яркие блики на белые стены домов. Повсюду возвышались древние деревья с раскидистыми кронами и толстыми узловатыми ветвями, словно специально предназначенными для того, чтобы на них взбираться. Единой планировки у города, на первый взгляд, не было, но он находился в странной гармонии, любое нарушение которой казалось кощунственным. И центром этой гармонии был храм.
Тот самый храм, с которого все начиналось, только теперь он выглядел иначе. В джунглях здание казалось маленьким и заброшенным, его увивали лианы и плющ, стены были покрыты сетью тонких трещин, а бронзовая дверь носила следы патины. Теперь же его поражающая громада возвышалась посреди дивного города, стоя на конусообразной скале в долине в центре открывшейся мне картины. Скала была опоясана спиральной лестницей, столь пологой, что ноги поднимающегося нисколько не уставали. Отполированные белые стены отражали небо, полное звезд, а тонкостенный купол величаво сверкал светлой медью. Из вершины купола выходила тонкая башня резной слоновой кости со вставками из перламутра, которая плавно сужалась к кончику, на котором стоял огромный аметистовый шар. Это было маленькое второе солнце, заливавшее город едва различимым пурпурным свечением, которое смешивалось с лучами настоящего солнца, застывшего в вечном томлении заката, и светом далеких созвездий. К подножию лестницы вела извилистая дорога, мощеная булыжником и молочным порфиром. Она вилась и гуляла по холмам, пересекала улицы, ведя меня мимо площадей, фонтанов и тенистых скверов. Она перепрыгивала мосты, перекинутые через быстрые речки с ледяной водой, текущей прямиком с горной гряды. Она никак не кончалась, но слишком быстро кончилась. Пройдя мимо двух семиугольных башенок, я взошел на лестницу. Чем выше меня несли ноги, тем легче становилось. И когда я садился на изогнутые лавочки, вырезанные из единого куска плотного гладкого дерева, я искал не отдыха, а лишь способа продлить восхождение. Я вышел к воротам.
Монументальные, огромные, целиком бронзовые, с тончайшими мраморными вставками, покрытыми затейливыми орнаментами, ворота все равно производили впечатление едва задернутой вуали из тончайшего батиста. По сторонам от них росли два стройных дерева, переплетенные кроны которых бросали тень на небольшую площадь перед вратами, мощеную древним булыжником с пробивающимися сквозь него травинками. Мелодичный звон цимбал усилился. Когда я приблизился к воротам, они тихо открылись, открыв вид на огромное, но практически пустое помещение. В центре стоял трон, покрытый мехами и толстыми тканями, освещенный сверху неярким лучом пурпурного света из кристалла с вершины башни, а с боков волшебным свечением солнца и звезд, рассеянным высокими витражными окнами. На троне лежал тонкий медный ободок, простой и бесконечно величественный. Я надел его на голову, и ободок сел так хорошо, будто был сделан специально для меня. Опустившись на трон, показавшийся мне таким же уютным, как и мое привычное кресло, я смотрел на то, как золотистые пылинки кружатся в воздухе. А потом я все понял.
Теперь я свободен. Спустя столько лет боли, скуки и серости я волен делать все, что мне заблагорассудится. Город, на день нахождения в котором я променял бы тысячу жизней, был лишь началом пути, песчинкой в пылающей бесконечности моих возможностей. Я улыбнулся, и улыбка моя расцветала тем ярче, чем холоднее становился мой труп в старой квартире.