Принцип Рамзая. Травматология⁠⁠

Глава 26. Травматология

Я не знаю, как это объяснить. Наверное, это называется интуицией? Но иногда мы чувствуем, что сейчас позвонит телефон, за несколько секунд до звонка. И мы понимаем, что случилось что-то непоправимое, ещё до того, как услышим в телефонной трубке чей-то голос.

Так было и в этот раз. У меня сильно заболело сердце ещё до того, как раздался звонок моего мобильного телефона. Звонила сестра. Сказала, что мама попала в больницу. Днем она убиралась на даче на втором этаже. Неожиданно у неё закружилась голова. И стало не хватать воздуха. Мама открыла балкон и в полубессознательном состоянии упала через ограждение вниз. На садовую скамейку. Сейчас находится в реанимации. В очень тяжёлом состоянии. Мне нужно срочно приехать.

Через два часа я был в Клину. Еще через полчаса мы с сестрой были в городской больнице.

К нам вышел заведующий хирургическим отделением. Сказал, что состояние у мамы очень тяжелое. Пробита голова, сломаны ребра – сколько точно, пока неизвестно. Возможно, пробито лёгкое. В сознание она так и не приходила. И шансов на выздоровление у неё нет.

- Прощайтесь с мамой.  Ей осталось совсем немного. - Сказал он напоследок. Больше разговаривать ему с нами было не о чем.

И все же я задержал его на мгновение.

- Доктор, ну, вы же не бог, чтобы всё знать - кому и сколько отпущено? Вы просто делайте свою работу. И, может быть, у мамы появится шанс?

Видимо, я нёс какую-то ахинею? Но врач почему-то остановился, повернулся и внимательно посмотрел на меня.

- Мы сделали все, что могли. Можете сделать лучше, делайте. Что вам от меня-то нужно?

Я попросил только одно.

- Пропуск в отделение. Без вашего разрешения меня к ней не пустят.

- Хорошо. Вас пропустят.

На следующее утро мы с сестрой снова были в больнице. Завотделением не забыл о своём обещании, мне действительно разрешили посещать маму. Первичный осмотр был не утешительным. Мама была без сознания, дыхание с хрипами. Рентгеновский снимок грудной клетки размыт настолько, что разобрать, сколько и чего там сломано, было невозможно.

Через полчаса маму снова повезли на рентген. Меня попросили помочь её отвезти. Сначала я не понял, зачем? Но вскоре выяснилось, что в отделении нет рентгеновского аппарата, который мог бы делать снимки для лежачих пациентов.

Моя задача заключалась в том, чтобы вместе с санитаром попытаться удержать маму в «стоячем» положении в то время, пока будет делаться снимок. Это было какой-то дикостью. Да, мы попытались. Получилось у нас это не очень. Понятно, что и второй снимок мало, чем отличался от первого. На нём тоже было невозможно хоть что-то разобрать.

Но, как я понял, никто особенно разбираться и не собирался. Четыре сломанных ребра легко можно было разглядеть и на первом снимке. Похоже, это было уже не важно? Просто маму уже списали. На следующий день её перевели в обычную палату. Чтобы она не занимала место в реанимации. Перевели умирать.

Выглядела мама, действительно, не очень. Но, при внимательном рассмотрении, рана на голове оказалась не такой серьезной, как я подумал вначале. Хрипы в легких не слишком сильными. Беспокоила неизвестность относительно возможного повреждения внутренних органов. Но больше всего беспокоило то, что мама провела трое суток совершенно неподвижно. В отделении было жарко. И она сильно потела. По Афганистану я прекрасно знал, чем это чревато.

К счастью, в отделении оказалась очень хорошая старшая медсестра. Женщина пенсионного возраста. Когда я обратился к ней за помощью, она мне не отказала. Вечером с работы пришла моя сестра. И втроем мы хорошенько помыли маму. Впервые за все эти дни.

То, чего я больше всего опасался, подтвердилось - на больших ягодичных мышцах я увидел два маленьких темных пятнышка. Что-то вроде синяков. Мне хотелось верить, что это были всего лишь синяки. Но на всякий случай, уже со следующего дня, мы с сестрой начали протирать эти места борным спиртом.

К сожалению, через пару дней эти крошечные синяки превратились в небольшие язвы. А потом из них потекла гнойная жидкость. Это были пролежни. То, чего я боялся больше всего. Мышечная ткань в этих местах с каждым днем стала стремительно уменьшаться и исчезать. Под кожей образовались большие полости, практически до самых костей. То, что будет дальше, я уже знал. Но именно в этот день мама пришла в сознание.

- Что со мной? - Спросила она.

- Ничего страшного, мам. Просто потеряла сознание и упала со второго этажа. Как ты себя чувствуешь?

- Нормально. Только болит всё сильно.

- Если болит, значит, заживает, - я попытался её немного приободрить. - Скажи, что тебе завтра принести поесть? Чего-нибудь вкусненького?

Есть мама не хотела. Но есть было надо. Ведь для выздоровления обязательно нужны силы. Я предложил ей привезти завтра с дачи салат из огурцов. Мама всегда переживала, что мы с сестрой слишком на неё тратимся. И поэтому мысль о том, что ей привезут что-то с дачи, а не из магазина, была воспринята мамой положительно. Но что было еще более важным, в этот день мама впервые пообедала и поужинала. Хотя, чтобы она съела первые две ложки, пришлось довольно долго её убеждать и уговаривать.

На следующее утро я приступил к приготовлению салата из огурцов. Согласитесь, это не самое сложное блюдо в меню любого начинающего шеф-повара. Проблема заключалась лишь в том, что маме недавно сделали вставные зубы. Но она к ним так и не смогла привыкнуть. И ела без «зубов». Поэтому салат нужно было делать с учётом этого.

Я снял кожицу с парочки молодых огурцов, порезал их на маленькие кубики, не более чем пять на пять миллиметров. Выдавил через чесночницу зубчик чеснока. Посыпал все мелко порезанными листьями петрушки, лука и укропа. Для первого раза размер порции был не слишком большой - половина одноразового двухсотграммового пластикового стаканчика. 

Но мама съела эту порцию с удовольствием. Это было здорово. Потому что, когда человек начинает кушать, у него появляется маленький шанс. В то время мы были рады любому шансу. После того, как мама пришла в сознание, она не пропускала ни одного приема пищи. И каждый день, на обед, мы приносили ей этот огуречный салат.

За последующие две с половиной недели пролежни «съели» практически полностью ягодичные мышцы с двух сторон. До костей. Всё это время мы протирали маму борным спиртом и обрабатывали раны ихтиоловой мазью. Но улучшений не наступало.

Не скрою, я был сильно удивлен, когда увидел, как стремительно пролежни уничтожают мышцы. Но еще сильнее я был удивлен, тому, что увидел дальше.

В какой-то момент процесс разрушения мышечной ткани вдруг остановился. Несколько дней не было никаких изменений. А потом мышечная ткань стала расти. Примерно по два-три миллиметра в сутки.

Если бы мне кто-то сказал об этом раньше, я бы, ни за что не поверил. Но теперь я сам был этому свидетелем. Почему-то после этого я немного успокоился. Поверил, что всё у нас получится.

По утрам всё так же протирал маму борным спиртом и менял повязки. Вечером меня сменяла сестра. Через месяц мы уже пробовали понемногу сидеть и даже чуть-чуть ходить. В свободное время я стал заниматься с соседками мамы по палате. Кому-то делать массаж, кого-то просто консультировать. Травматология всегда была моим вторым родным домом. И мне нравилось, что благодаря моему участию, соседки мамы шли на поправку гораздо быстрее.

В один из дней в палату заглянул заведующий отделением, в окружении своей медицинской свиты и студентов медицинского института. Он был немногословен. Поздоровался со всеми. А потом подвел всех к кровати моей мамы. Лечащий врач рассказал студентам её историю болезни, о пролежнях и о том, как быстро сейчас они заживают. А заведующий отделением, обращаясь к студентам, добавил:

- Смотрите внимательнее. Здесь происходит чудо.

Никого чуда в этом не было. Просто мы боролись за жизнь нашей мамы. Даже тогда, когда, казалось, что шансов у нас больше нет. Боролись вместе с врачами и медсестрами. Все вместе! И мама не сдавалась…

Через несколько дней завотделением пригласил меня к себе в кабинет. И начал ругать за то, что я слишком много времени занимаюсь с мамой. Что слишком сильно её нагружаю.

- Сергей Иванович, да поймите меня правильно! Вашей маме не нужно столько ухода. Вы её просто мучаете, заставляя отгадывать кроссворды, так много сидеть и делать упражнения.

Я слушал его внимательно, не понимая, к чему он клонит?

- Вы слишком много времени тратите на свою маму, – заведующий отделением продолжал переливать из пустого в порожнее. Но вдруг интонация его резко изменилась. И в ней появились совершенно неожиданные, просительные ноты. - Сергей Иванович, возьмите ещё две палаты.

Предложение это было действительно неожиданным. Но я хорошо помнил о том разрешении на посещение реанимации, которое он мне выписал. Не каждый заведующий отделением на это бы пошёл. Никто бы, наверное, кроме него! И это дорого стоило. После этого, разумеется, отказать ему я не мог.

Поэтому пришлось мне взять шефство над двумя соседними палатами. Палаты были не против. И со следующего утра я просто приходил в эти палаты в гости. Рассказывал пациенткам моих палат о своих путешествиях, делился с ними своим госпитальным опытом и своими лекарскими знаниями. Делал массаж, кому он требовался. По словам тех, кто лежал в моих палатах, требовался он практически всем.

Прошло два месяца с того дня, как в эту больницу привезли мою маму. Привезли умирать. Через два месяца мы выписывались. Домой. Ходила мама ещё с трудом. И только с палочкой. Диагноз с пробитым лёгким, к счастью, не подтвердился. Сколько точно рёбер было у мамы сломано, мы так и не узнали. Хотя и знали, что не менее четырех. Но всё это было не важно. А важным было то, что пролежни у мамы прошли полностью. И все вместе мы смогли сделать маленькое чудо - изменить предначертанное не только врачами, но, возможно, и Судьбой? Хотя, нет, не изменить, а лишь чуть-чуть подправить в правильном направлении – ведь хорошие люди и наши мамы должны жить долго и счастливо.

Перед нашим отъездом из больницы, заведующий отделением снова пригласил меня к себе в кабинет.

- Сергей Иванович, это вам, - и показал взглядом на небольшую картонную коробку, стоящую на столе.

Я приоткрыл крышку коробки. В коробке стояло шесть бутылок элитного коньяка. Не понятно было, за что сей подарок? На самом деле это я должен был благодарить завотделением.

- Понимаете, Сергей Иванович, с тех пор, как вы стали заниматься с мамой, у нас в отделении не было ни одного умершего пациента.

- Я что, раньше часто умирали?  - Не удержался я от вопроса.

- Часто, - с грустью в голосе произнес заведующий, но уточнять, как часто, не стал. - А за последние два месяца, ни одного. Скажите, ведь вам со стороны виднее, что мы делаем не так?

Самое интересное, что о работе заведующего отделением я слышал от своих знакомых и раньше. Он был очень талантливым хирургом. После окончания медицинского института, его довольно быстро назначили на должность заведующего хирургическим отделением. Больница тогда располагалась в старом здании. И помимо основной медицинской работы, ему постоянно приходилось решать какие-то, совершенно далекие от медицины, вопросы, связанные с ремонтом, с текущей крышей и текучкой кадров. С дефицитом лекарств и нехваткой нужного оборудования. В лихие 90-е годы он словно бы перегорел.

Но недавно в Клину построили новые корпуса городской больницы. И после переезда в новое, светлое и современное здание у завотделением словно бы открылось второе дыхание. Он снова начал проводить сложнейшие хирургические операции. В глазах у него снова появился юношеский задор. И он словно бы сбросил пару десятков лет. Мне приятно было видеть его таким - обновленным.

- Знаете, вы и ваши врачи - большие молодцы. Вы сейчас делаете операции, которые по силам далеко не многим. Но проблема в том, что после ваших, зачастую уникальных, операций пациентам не хватает обычного сестринского ухода. Проблема не в вас, проблема в санитарках. Проблема в уходе за пациентами.

Я не стал рассказывать ему, что неоднократно обнаруживал санитарок за употреблением крепких спиртных напитков. Как они плакались мне о том, какие у них низкие зарплаты. И что за такие гроши, которые им платят, нормально никто не будет работать. К сожалению, я впервые в жизни, не стал вникать в чьи-то личные проблемы. За прошедшие два месяца мне не раз доводилось видеть, как посетители передавали этим самым санитаркам деньги и какие-то подарки с просьбой внимательнее ухаживать за их родственниками. Санитарки деньги и подарки брали, но практически ничего не делали. Даже то, что делать должны были по своим прямым обязанностям. Для меня это было немного странно. Ведь там, где я лежал раньше, санитаркам за их нелегкий и каждодневный труд можно было памятники устанавливать ещё при жизни.

Первый месяц я старался не обращать на это внимание. Ведь меня это не касалось. За мамой мы с сестрой ухаживали сами. Иногда нам помогала старшая медсестра. Но когда завтоделением попросил меня взять шефство ещё над двумя палатами, мне пришлось серьезно поговорить с санитарками. Как всегда, я был не очень многословен.

- Не нравится зарплата - увольняйтесь. Еще раз замечу пьяными, добьюсь, чтобы уволили. Те, кто будет нормально работать, будет нормально получать.

Почему-то они мне сразу поверили. Возможно, потому, что сами видели, как я работал рядом с ними на протяжении целого месяца. На всякий случай, при мне пить перестали. Стали лучше убираться в палатах. Вовремя выносить утки. И помогать пациентам.

Я не обманывал санитарок, когда говорил им, что они будут нормально получать, если будут хорошо работать. Здесь всё очень просто: когда пациент уезжает в морг, ни он, ни его родные обычно никого и ни за что не благодарят. Когда пациенты выписываются, их хлебом не корми, дай только отблагодарить тех, кто помог им выздороветь. В общем, количество благодарностей, в самой разной - материальной и денежной форме, которые получили санитарки за последний месяц, значительно превышало то, что раньше они получали чуть ли не за целый год.

- Мне показалось, что последние два месяца санитарки работали нормально? - Задумчиво произнес завотделением. – Хотя раньше я как-то не обращал на это внимание. 

- Да, последний месяц они работали нормально, - согласился я, сделав ударение на слове «последний». - Постарайтесь, чтобы и дальше, они работали так же.

На прощание мы пожали друг другу руки. Мне было приятно пожать крепкую и сильную руку хорошего человека и замечательного Врача (с большой буквы), который пошел на нарушение своих должностных инструкций ради спасения жизни больного.

Не секрет, что в военных госпиталях большим подспорьем для врачей в их работе является взаимовыручка пациентов, использование культурно-массовых мероприятий, встречи с интересными людьми. К сожалению, в гражданских больницах этот опыт используется крайне редко.

Александр Карцев, http://kartsev.eu