На встречу с другом.
Всю неделю Антон допоздна работал, и, наконец-то, сегодня у него получилось свалить раньше, чем обычно, так что к девяти вечера он уже почти пришёл к месту встречи с другом, с которым давно собирался встретиться, поговорить да выпить. Пройдя несколько метров от загаженного голубями и бомжами выхода из метро, он упёрся в непреодолимое, как оказалось, в этот час препятствие в виде тучного мужика, одетого в полицейскую форму. Судя по его красному лицу, не имевшему определённых очертаний и из которого можно было слепить какую-нибудь другую сложную фигуру, как из расплавившегося пластилина, всегда прилипающего к рукам, сотрудником полиции назвать его было никак нельзя. Более уместным было бы видеть это лицо в компании с теми голубями у метро, лежащим в куче коробок небритым, пьяным и голодным.
-Ваши документы, гражданин, - равнодушно сказал туча-полицейский. Антон неохотно снял рюкзак с плеч, быстро нашёл паспорт в привлекающей внимание красной обложке и передал его блюстителю порядка.
-Так, ясно, ничего запрещённого не употребляли? - бегло изучая странички документа поинтересовался полицейский.
- Только сверхурочные, - поглядывая на часы ответил Антон.
- Свободны, Антон Алексеевич, -удостоверившись, что всё в порядке, монотонно и незаинтересованно проговорил полицейский, одновременно протягивая Антону паспорт и поправляя брюки, которые с него спадали и были все какими-то засаленными и потёртыми - они блестели в солнечных лучах заходящего летнего солнца, как начисто вымытый кипящий чайник, разве что пар не испускали. Хотя вода вполне могла бы начать кипеть – уже неделю жара в городе стояла просто убийственная. Понять суть проверки документов было несложно – выглядел Антон неважно после насыщенной рабочей недели.
Дорога к месту встречи проходила через темную подворотню, по стенам которой стекала какая-то жидкость, скапливаясь внизу в бесформенные лужи, а наверху висела разбитая лампочка в плафоне. Антон старался ни во что не вступить, пробираясь сквозь всё то дерьмо, лежащее под ногами в этом жутком коротком тоннеле, который было необходимо преодолеть, чтобы попасть к набережной коротким путём. Жутко пахло мочой. Антон парень не из слабых, но дыхание всё-таки задержал, ему казалось, нет, он прямо чувствовал, что, вдыхая этот воздух, он вдыхает и пары отходов всех алкашей, когда-либо опорожнявших на эти стены свои мочевые пузыри. От этих мыслей становилось дурно, а ведь все, кто здесь живёт, постоянно дышат этим. Испарения залетают в окна, пропитывают собой стены, потолки, ковры, посуду, весь этот дом, район, город. Миллионы людей по всему городу вдыхают это вместе с газами миллионов машин и если бы они задумались об этом хоть на мгновение, то головы их пошли бы кругом. Это был бы самый большой парад поехавших крыш, сумасшедших мозгов, тронутых умов, и всё это кружится, крутится, вертится…
Разум очистился от этого так же быстро, как Антон перешагнул порог на границе зловонного царства и вполне себе приличного чистого двора. Словно здесь стоял некий невидимый забор, огораживающий один участок мира от другого. Нехотя вдохнув, он проклял всех тупых людей, разбивающих фонари – двор освещался только светом тёмно-синего неба, еле проходившего через густые высокие деревья. Двор казался каким-то странным. Чего-то тут не хватало. Колодец. Центр города, а машин внутри нет. И в окнах не видно человеческого присутствия - ни одного горшка с геранью на покрашенных белой краской и уже успевших потрескаться подоконниках, ни занавесок, ни включенного света, ни рассеянной синевы телеэкрана. Какие же люди живут без занавесок? Новосёлы? Так дому же лет шестьдесят, не меньше, одни пенсионеры должны жить. А нужны ли пенсионерам занавески с геранями? А, чёрт с ними, опаздываю. Подойдя к выходу из колодца, Антон достал телефон и осветил экраном следующую подворотню. На удивление её состояние было не так уж плохо, относительно первой, разве что фонарь в своде был выдран вовсе, торчали только провода, заботливо обмотанные синей изолентой.
Вдруг сзади послышались шаги: кто-то очень торопливо шёл, причем шаги эти стали слышны только тогда, когда были уже слишком близко, почти за спиной. Будто специально крался, старался быть незамеченным до самого конца. Антон слышал дыхание. Озлобленное дыхание. Свистящее. Воображение с лёгкостью представило лицо идущего: красное от напряжения, в испарине, с выпученными дикими глазами, широкими ноздрями и большими щеками. Антон сразу подумал о худшем – кто-то крался к нему и в самом конце ускорился для нападения. Хищник преследует жертву, ждёт, когда она совершит последнюю в своей жизни ошибку и без промедления её атакует. Антон совершил ошибку. Он не стал ускорять шаг, не обернулся, чтобы принять удар. Он просто ждал. Через мгновение почувствовал удар в затылок, сопровождающийся высоким звоном. Удар был сильный, его хватило для падения без чувств на мягкий теплый асфальт.
Антон был не из тех, кто искал смысл в своих снах. Сны снились Антону редко, их он даже не пытался запоминать. Какую вообще значимость может нести бессмысленное, порой бредовое, продолжение мыслей перед сном, бессознательно проецируемое мозгом? Сейчас же Антон видел пустоту, абсолютно чёрную и непроглядную. Он был в этой пустоте, он был частью её, как и она частью его. Одно целое. Она обволакивала его со всех сторон, приятно ласкала, шептала на ухо нежные слова, словно она была его женщиной, а он её любовником. Антону это нравилось. Нравилось до тех пор, пока мгновением позже он не осознал, нет, скорее почувствовал, что в этой пустоте не один. Кто-то посмел нарушить свидание. Затылком осязал присутствие чего-то живого, но не человека. Антон знал, как оно выглядит и казалось, всегда знал, что это такое, но не мог вспомнить, что это. Такое чувство напомнило ему момент, когда хочешь что-то сказать, но не можешь подобрать слово, оно вертится на языке, готовое вылететь изо рта, но что-то его не пускает, словно оберегает от произнесения вслух, будто это какое-то проклятие, на которое поставлен блок и его невозможно произнести. Спустя ещё один миг (или вечность?) Антон увидел маленькую точку света, словно единственную в небе яркую звезду, но свет этот был не где-то в пространстве, а внутри его головы, что немного пугало. И было одновременно два желания: узнать, что это, и бежать. Любопытство и страх слились в одно.
Антон почувствовал толчок в ногу.
Постепенно тьма рассеивалась, давая понять, что лежит он на асфальте, уже холодном и режущем щеку.
Ещё толчок.
И ещё.
Антон открыл глаза и увидел стоящую над ним страшную старуху с тростью, которой его, видимо, и тыкали в ногу.
-Чего разлегся?
-Где я?
-Обколются, наркоманы, потом валяются по двору, пройти мешают. Сейчас милицию вызову, вали отсюдова!
-Пошла ты, старая.
Покрываемый отборным матом и угрозами получить тростью по хребту, Антон встал и тут же сел на бордюр, не сумев побороть головокружение, темнота снова его окутывала, она стала гораздо теплее и в разы нежнее. Оно было в темноте. Оно звало его к себе. Перестав испытывать страх, Антон пошёл на зов. Он чувствовал, что тело его снова ударилось об асфальт, но он не почувствовал боли.
Оно влекло его за собой. Антону хотелось только следовать за ним. И он пошёл.
Больше Антон никогда не встанет с асфальта в том дворе-колодце.