Глава 3 - Последнее лето (окончание)⁠⁠

Обычные летние каникулы: речка, друзья, немного черешни...
Но потом всё идёт наперекосяк, в эфире раздаются загадочные голоса, а дедушка рассказывает о странном происшествии в заброшенном пионерлагере.

Ссылка на книгу:

https://author.today/work/434487

-— Ты чего так рано? — удивился дедушка, когда Никита спустился завтракать. — Восемь утра. В каникулы!

— В форт иду. — Никита сунул хлеб в тостер. — К Юргену.

— Церемония?

Глотая чай, Никита кивнул.

— Передай Родриго, пусть ещё заходят, — добродушно проворчал дедушка. — Знаю я их, стеснительных.

Надев кроссовки, Никита выскочил на улицу. Джавад, наверное, уже ждёт.

Раньше Джавад жил в городе, на Фадеева, а теперь они переехали на Новую. И хоть до неё рукой подать, надо поторапливаться.

Выкатив из сарая велик, Никита вырулил на Приречную. Вдохнул остывший, пахнущий цветущей липой воздух. Он очень любил этот запах. И родную, уютную, протянувшуюся вдоль реки улицу с потрескавшимся асфальтом, печными трубами домов и разноцветными заборами.

Тренькнув звонком, он отправился в путь. Миновал дом дедушки, затем Дениса. Из-за покосившегося забора привычно облаял Сфинкс — огромный пёс неясной породы. Никита его не боялся. Сфинкс добрый, просто на вид страшный.

Свернув на Тихую, он с опаской проехал забор Толькиного дома. Во дворе, впрочем, было пусто. Похоже, они с дядей Петей куда-то уехали.

У поворота на Новую уже поджидал пунктуальный Джавад. Рядом с ним стоял новенький унийский «Виатор-Ювен».

— Вот это машина-а! — присвистнув, Никита лихо затормозил.

— Папа купил, — гордо улыбнулся Джавад. — У меня такой же был в Византии.

Завистливо поцокав языком, Никита велел не отставать и дал по педалям.

По Пионерской они домчались до Ополчения, пересекли проспект Гаранина и по Партизанскому проезду свернули на Тихореченскую. Впереди, на возвышении, показался кронверк штайнбрёккского форта — широкие обветренные стены с бойницами и редким кустарником по откосу. Рядом притулился краеведческий музей — аккуратный, одноэтажный, со стеклянной пристройкой кафе.

Асфальт остался позади. Дорога змеилась в гору: старая, булыжная, с проросшими в щели травой и одуванчиками.

Отчаянно виляя, Джавад приналёг на педали. Форт приближался.

— А туда можно? — уточнил Джавад, остановившись у ворот. Толстые деревянные створки были широко распахнуты. Из-под свода выглядывали проржавевшие зубцы решётки.

— Можно, не бойся!

Мимо покосившегося здания караулки они въехали на погружённый в полумрак внутренний двор. В нос ударило сыростью. В щелях стен чирикали свившие гнёзда птицы.

— Тут был штаб, — начал перечислять Никита. — Там — лазарет и вход в казематы, здесь кузня, а дальше — колодец.

— А наверх пускают? — Джавад заворожённо смотрел на полуразрушенную лестницу, взбиравшуюся к стене.

— Не-а, — вздохнул Никита. — И в казематы тоже. Раньше можно было, потом запретили.

— Красиво… — пробормотал Джавад, обводя взглядом сторожевые башни. Прямо над входом возвышалась ещё одна — сигнальная, с колоколом. Именно оттуда поднял тревогу Юрген.

— Говорят, тут есть тайный ход, — заговорщицки произнёс Никита. — Прямо в город. Юрген как-то узнал, по нему и пробрался.

— Вот бы найти, — мечтательно протянул Джавад.

— Сказки всё это, — отмахнулся Никита. — А если что и было, давно обрушилось. Как в казематах.

Свернув налево, они доехали по обозначенной пунктиром дорожке до ещё одних ворот. Притормозив, спешились и вышли на ровную открытую площадку с памятником.

Вокруг каменного постамента стояли люди. Немного, человек двадцать. Они тихонько переговаривались и улыбались.

Весь Орден Защитников сегодня собрался здесь. Над ними, на невысокой фанерной трибуне возвышался Родриго Санчез.

— Новых членов принимают, — шептал Джаваду Никита. — А вон и Мышка. Пошли.

Обойдя собрание, они осторожно протиснулись к Маруське. Их пропускали. Детям полагались первые места.

— Привет, — улыбнулась Мышка. — У нас сегодня новенькая. Аней зовут.

Она украдкой показала на стоящую в толпе нарядную девушку. Её лицо было пунцовым от волнения. Закусив губу, девушка нервно оглядывалась.

— Это всё из-за одного человека? — удивился Джавад.

— Защитников сейчас мало, — пояснил Никита. — Каждый на счету. Раньше было больше.

— Ш-ш! — Мышка смешно приложила к губам палец. — Сейчас клятва будет.

— Анна-Елизавета, подойди, — обратился к девушке Родриго. Вздрогнув, Аня медленно взошла на трибуну.

— Повторяй за мной. — Родриго торжественно положил руку на сердце. — Я, Анна-Елизавета Шварц, перед лицом неба и друзей клянусь: всегда быть верной долгу и памяти Юргена, защищать город и его детей, помнить прошлое и не бояться будущего.

Слегка запинаясь, Аня повторяла.

— Hanc fidem meam spondeo, — закончил Родриго. — «В этом моя клятва».

Строго взглянув на Аню, он повесил ей на шею медальон Ордена. Аня робко улыбнулась. Вокруг зааплодировали.

Краем глаза Никита заметил, что у выхода на площадку кто-то стоит. Повернувшись, он увидел стоящего в арке Тольку. Оперевшись плечом на стену, тот внимательно следил за церемонией.

Заметив Никиту, Толька быстро отвёл взгляд. Казалось, ему неприятно здесь находиться.

— Новые лица? Добро пожаловать.

Заметив Тольку, Родриго улыбнулся и соскочил с трибуны. Замешкавшись, Толька сделал шаг назад.

— Не бойся. — Замерев, Родриго сделал успокаивающий жест. — Иди к нам. Познакомимся.

Толька набычился. Метнул затравленный взгляд на Никиту, затем на памятник. И вдруг вскочил на старенький велик и рванул с места, исчезнув в глубине форта.

— Папа, чего он? — подбежала к отцу Мышка. Вздохнув, Родриго легко, словно пушинку, взял её на руки.

— Обидно ему, понимаешь?

— А на что он обиделся? — искренне удивилась Маруська.

— На людей, — грустно улыбнулся Родриго. — На тех, кто клялся защитить и не защитил. И на других. Кто лишил всего.

— Но мы же не виноваты, — воскликнул Никита. — Вы — не виноваты!

— Все немного виноваты, — ответил Родриго. — Потому что мир у нас общий.

— Но что вы могли? — не сдавался Никита. — Вы и так стараетесь.

— Не знаю, — пожал плечами Родриго. — Но точно знаю одно — дети не должны страдать. Нигде и никогда.

— Привет, — подойдя, Аня протянула Никите руку. — Я Аня.

Она двигалась красиво и легко — с какой-то кошачьей грацией. Пожав руку, Никита представился. Джавад галантно склонил голову.

— Какие молодцы, — улыбнулся Родриго. — Хвалю! Аня будет помогать нам в приюте. Пройдёт, так сказать, стажировку.

Аня смущённо улыбнулась.

— А тот мальчик, который уехал — это кто? — спросила она.

— Толя Рыжов, беженец из Пролива, — ответил Родриго. — Хороший пацан, но трудный и агрессивный.

— А почему он не с нами? — уточнила Аня. — Я учусь на психолога, могла бы помочь.

— Он пока с другими, — вздохнул Родриго. — Но однажды будет с нами. Я почему-то в этом уверен.

***

Вечером собрались у Никиты в шалаше. Гулять не пошли, опасаясь плохой погоды.

Ожидания оправдались: почти сразу над головой бахнуло, и хлынул дождь. На дощатом полу расплылась пара тяжёлых капель. Поёжившись, Никита размотал сделанные из старого целлофана шторы.

В воздухе приятно запахло мокрым асфальтом. В шторы тихо барабанило.

— Это папа твой построил? — Джавад осторожно постучал по фанерной стенке. — Я такого не видел, чтобы на дереве.

— Папа и дедушка. — Никита раскладывал на столике бутерброды. — Маруська, будешь?

Сидя на полу, Маруська увлечённо листала старую книжку. Пришлось снова её окликнуть.

Вскочив и отряхнувшись, Мышка аккуратно убрала книжку на полочку.

— А руки? — укоризненно спросила она. — Грязные же все.

— У меня гель есть, — спохватился Никита. — Вот.

Они деловито протёрли руки. От геля приятно запахло спиртом. Как в лаборатории.

— Работает? — откусив бутерброд, Джавад кивнул на мамин приёмник. Он стоял тут же — на столе. В самом сухом месте, у стенки.

— Последнее время не очень, — вздохнул Никита.

Протянув руку, он щёлкнул колёсиком громкости. Приёмник захрипел и забулькал. Сквозь шум помех изредка что-то прорывалось.

— А молния не ударит? — сменил тему Джавад. — Мы ведь высоко.

— Не-а, — хитро улыбнулся Никита. — На крыше громоотвод дедушкиной конструкции. А мы с папой яму выкопали. Под заземление.

— Ничего себе! — снова удивился Джавад. — И прямо работает?

— Ещё как! — Никита энергично жевал. — Но папа говорил, чтобы в грозу тут не сидели.

— Так может, спустимся?

— Не будет ничего, — отмахнулся Никита. — Я же говорю — сделано на совесть.

Джавад опасливо покосился на потолок, но ничего не сказал. Достав походные стаканчики, Никита разлил из термоса чай.

Дождь стих, по шторам стекали ручейки. В отдалении снова сверкнуло и грохнуло.

— Можно? — Джавад бережно взял с полки старый дедушкин бинокль. Подойдя к окну, откинул штору и приник к окулярам.

— А что там? — Он указал пальцем на противоположный берег. — Возле дороги?

— Это «Ветерок», — пояснила Маруська. — Там раньше пионеры жили.

— Не жили, а приезжали, — уточнил Никита. — Но это давно было. А сейчас он закрыт.

— Может, смотаемся? — загорелся Джавад. — После дождя или завтра?

— Да ну, — отмахнулся Никита. — Нечего там делать. Одни развалины.

— Да давайте! — не успокаивался Джавад. — Съездим, полазаем. Там наверняка…

— Я сказал — нет! — неожиданно для себя рявкнул Никита. Маруська подпрыгнула. Джавад нехорошо прищурился:

— Не хочешь? Только своим можно, да?

— Да что ты понимаешь! — взвился Никита. — При чём тут…

Над головой оглушительно шарахнуло, кругом полыхнуло синим. Маруська испуганно взвизгнула, Джавад побледнел и отпрыгнул в угол.

— Это…

— Молния… — прошептал Никита. — В громоотвод…

Он смахнул со лба холодный пот. Коленки тряслись.

— Слушай, ты не обижайся, — вспомнив о Джаваде, примирительно сказал он. — Просто…

— У него там мама пропала, — вмешалась Маруська. — Мы туда больше не ходим.

— Прости, — расстроился Джавад. — Я же не знал.

— Конечно, не знал, — отмахнулся Никита. — Да и я хорош…

Он недоговорил. Мамин приёмник внезапно захрипел и ожил:

— …сектор бета-три-восемь… — …фазовое отклонение… — …Эн-Ка девять-два-четыре, подтвердите…

Хрип, треск, щелчки. На долю секунды тишина — и снова:

— …ожидание сигнала… — …переход в фазу… — …вероятность каскада… — …внимание всем…

Затрещав, приёмник захлебнулся помехами. И тут же снизу донёсся разгневанный дедушкин голос:

— Ах вы, шельмецы! А ну, быстро вниз!

***

— Что удумали, — отчитывал Никиту дедушка. — Я сижу, жду его с прогулки, а он в грозу на верхотуру полез. Да ещё с друзьями!

— Дед, ну там же… — пытался возразить Никита.

— А если бы не сработал? — окончательно рассердился дедушка. — Тебе, олуху, сколько раз говорено?

— Ну прости, — шмыгнул носом Никита. — Мы больше не будем.

В животе некстати забурчало. Растущий организм переварил бутерброды и не поморщился.

— Голодные, поди. — Дедушка словно читал мысли. — Садитесь, что-нибудь разогрею. Ох, сорванцы-ы!

Продолжая ворчать, он достал из холодильника вчерашнюю пиццу. Пицца была отменная, по секретному дедушкиному рецепту. Никита её обожал.

— Дед, там такое было, — предвкушая, он принялся рассказывать. — Когда молния ударила, мы слышали что-то в приёмнике. Как радиопереговоры.

— Может, любители балуются? — пожал плечами дедушка. — Сам не без греха — дома целая радиоточка.

— Не знаю, — протянул Никита. — Странные какие-то. «Каскад», «отклонение».

— Тогда военные. — Дедушка поставил на стол тарелку. — Учения проводят.

— Ум-нум-нум, — возразил Никита, отчаянно вгрызаясь в пиццу.

— А у вас тут пионерский лагерь был? — воспользовался моментом Джавад.

— Был, как не быть, — кивнул дедушка. — Ребята приезжали со всех Республик, даже иностранцы случались. Родриго, например.

— А лагерь зачем закрыли? — спросил Джавад. — Сейчас ведь тоже можно.

— Не то сейчас время, — задумчиво пояснил дедушка. — Озлобились люди, по углам разбежались.

Он легонько щёлкнул Маруську по носу. Мышка улыбнулась, на её щеках проступили ямочки.

— А почему так? — серьёзно спросил Джавад. — Раньше дружили, а сейчас…

— Нечего делить было, Джавадик, — приобнял его дедушка. — Трудились люди, дружили. В будущее верили. А теперь… Деньги, большие деньги. Отсюда и рознь.

— А что, в Республиках денег разве не было? — не отставал Джавад.

— Были, конечно, — улыбнулся дедушка. — Только использовали их иначе. При Инженерах они народу служили, не наоборот. А теперь снова всё как встарь.

— А почему вас называют Инженерами? — спросила Маруська.

— Потому что новое общество строили, — пояснил дедушка. — Где одни другими помыкать не смогут. Я ведь тоже верил, что не будет скоро нищеты и войны. А теперь — будто сон. Как и не было.

Крякнув, он махнул рукой и замолчал. На впалых небритых щеках проступили желваки.

— А мы в Ветерок хотим, — поделилась Маруська. — С Джавадом.

— И я пойду, — добавил Никита. — Надо же всё показать.

— Ветерок, говоришь? — пробормотал дедушка.

— Ну да, а что? — удивился Никита.

— Да так… — дедушка сделал паузу. — Когда маму искали, я там пару раз был. Один раз иду к остановке, слышу — за поворотом камни хрустят, словно под колёсами.

— И чего? — нетерпеливо перебил Никита.

— И что-то мне, понимаешь, не понравилось, — нахмурился дедушка. — Да так, что я в кусты спрятался. Чуйка у меня сработала, партизанская. Трудно объяснить.

Никита затаил дыхание. Эту историю он слышал впервые.

— Сижу в кустах, а мимо джип наш проезжает, — продолжал дедушка. — Внутри офицеры, в форме, как положено. Хотел уже выйти, а потом…

— Что? — открыл рот Никита.

— А потом у неё мотор завёлся. — Дедушка нахмурился. — Затарахтел, задымил, всё как положено. А до этого тихо шёл — ни звука. Вот такие пироги.

— Наверное, гибридный двигатель, — предположил Никита. — Я в «Фотоне» читал.

— Да какой там, — отмахнулся дедушка. — Старенький «викинг», даже диски ржавые. А в лагерь я с тех пор ни ногой. Странное место, нехорошее. И вам там делать нечего.

Никита вздохнул. Экскурсия откладывалась на неопределённый срок.

Но судьба распорядилась иначе.

***

Быстрее, ещё быстрее! Привстав в седле, Никита отчаянно крутил педали, так что велик «гулял» под ним, как маятник. Сзади, на багажнике, испуганно поджимала ноги Мышка. Чуть поодаль мчался взмыленный Джавад. А следом…

Следом, зверски оскалившись, нёсся взбешённый Толька.

Вышло нехорошо, по-дурацки даже. Но Толька сам виноват. Нечего было лезть.

В тот день они встретились на площади возле «Управы» — старинного красивого здания с колоннами, где и сейчас заседала администрация.

Площадь Джаваду понравилась. Булыжная мостовая, дома штайнбрёккской постройки. Снимая на телефон, Джавад оживлённо комментировал. Он заранее извинился, что будет говорить на арабском. Запись предназначалась для оставшихся в Арваде друзей и родни.

— А это кто? — Джавад остановился возле возвышавшегося над площадью памятника: усатый мужчина в кожаной куртке и шлеме с очками-«консервами».

— Виктор Заречный, — пояснил Никита. — Царя сверг, Республики основал. А потом Византию спас, когда вас Уния с Колониями захватила.

— А Инженеров тоже он? — щурясь от солнца, Джавад внимательно изучал памятник.

— Ну да, — кивнул Никита. — И фамилию поменял, потому что здесь прятался, «за рекой». Его тогда искали.

Уважительно присвистнув, Джавад продолжил снимать. Становилось жарко, и Маруська предложила ехать на речку.

Оседлав велики, они тронулись к выезду на Гаранина, когда путь им внезапно преградил Толька. Точнее, не преградил — просто случайно столкнулись. Но проехать мимо он всё равно не дал.

— Стоять! — рыкнул он так, что Никита машинально ударил по тормозам.

— Ты чего? — дружелюбно улыбнулся Джавад, но Толька резко прервал его:

— Молчи!

Толька кипел от негодования. Никита замер.

— Думаешь, если бить не стал, то мы друзья? — невпопад спросил Толька. — Ещё раз попадёшься — отметелю так, что мать родная не узнает. А ты, — он яростно посмотрел на Джавада. — Ты тут никто! Иди на рынок торгуй, песочник!

— Сам иди торгуй! — звонко воскликнул Никита. — Вместе с дядей Петей!

В груди клокотало: упоминанием мамы Толька задел за живое. И за Джавада было обидно.

— Ах ты… — просипел Толька, но было поздно: сорвавшись с места, Никита с Джавадом помчались по улице.

***

Осознание содеянного пришло уже в пути. Толька убьёт, точно. Или нажалуется Заставе.

— Джавад, давай по мосту! — крикнул он на перекрёстке Гаранина и Космонавтов. Толька крепко висел на хвосте несмотря на простенький велик без скоростей.

Отчаянно виляя среди людей, они пересекли мост. Дальше начиналось шоссе.

Крутя педали, Никита отчаянно соображал. На трассе не оторвёшься — не ехать же по обочине до Кобурга. Налево — спуск на пляж. Там полно людей, но Толька не испугается. В классе же не испугался!

Оставалось…

— Джавад, за мной!

Ловя ртом воздух, он свернул на грунтовку. Велик затрясся мелким бесом, по спицам заколотили камешки.

Грунтовка ушла влево. Впереди замаячили ржавые ворота, над ними вывеска: «Ветерок».

Пролетев мимо гипсовой статуи горниста, они помчались по заросшей аллее.

— Бросай велик! Спешиваемся!

Швырнув велосипеды в траву, они рванули к зданию столовой. Дверь была завалена, пришлось залезать через выбитое окно, рискуя порезаться.

Под ногами заскрипело: кругом валялись обломки мебели и осколки. Взгляд зацепился за осыпающуюся настенную мозаику: мужчина с факелом загородил людей от жестокого надсмотрщика с бичом.

Они спрятались за чудом сохранившимися деревянными полками. Мимо окна протопал Толька. Ребята замерли, но Толька их не заметил.

— Здесь ждём, — шевельнул губами Никита. — Он уйдёт.

Джавад с Мышкой нервно кивнули. Потянулись томительные минуты.

Толька бегал вокруг, но внутрь не залезал. Спустя некоторое время его шаги стихли.

Осторожно выглянув, Никита подполз к окну. Высунулся наружу. Сделал знак: «Выходите».

Медленно и аккуратно они перелезли через раму. Джавад айкнул, оцарапавшись плечом об осколок.

— Платье порвала, — расстроилась Маруська, оглядывая подол. — Всё-таки зацепилась.

Никита отмахнулся. Платье — это ерунда. По сравнению с Толькой.

— Хотел Ветерок посмотреть? — он пихнул локтем Джавада. — Вот и посмотрели.

Джавад нервно хихикнул. Маруська нерешительно улыбнулась.

Пора было возвращаться, но Никита осторожничал. Обойдя столовую, он провёл друзей мимо пересохшего бассейна и осторожно выглянул из-за угла.

Велики валялись в траве. Тольки и след простыл.

— Пошли!

Осмелев, он бросился к велосипеду. Но тут за спиной негромко тренькнул велосипедный звонок.

***

Похолодев, Никита обернулся. Неподалёку, нехорошо улыбаясь, стоял Толька.

— Попался, — ласково сказал он. — И всего-то надо было подождать.

А Толька не дурак! Хотя с чего ему быть дураком? Никита ведь сам видел, как он берёт в библиотеке книги и журналы по физике. Украдкой, словно боялся, что заметят.

— Бежим! — заорав, что есть мочи, Никита рванулся к домикам жилых корпусов. Он уже почти добежал, когда сзади рванула за плечо крепкая рука.

— Попался.

Толька занёс кулак. Никита вскинул руки, пытаясь защититься, но тут…

Вокруг потемнело. В лицо, сбивая с ног, шибануло горячим ветром.

Отпустив Никиту, Толька обалдело смотрел куда-то за спину. Обернувшись, Никита остолбенел.

Стена жилого корпуса шла волнами. И не только стена — всё вокруг. Словно искажённая помехами картинка.

— Вельха ваша дестинация? — раздался из ниоткуда чей-то голос.

— Чего? — Глаза Джавада широко раскрылись. Никита загородил перепуганную Мышку.

Нерешительно отступив, Толька вдруг ощерился, словно устыдился страха. Пошарив глазами по сторонам, схватил увесистый булыжник и запустил им прямёхонько в искажение.

Булыжник исчез в яркой вспышке. Толька побледнел.

— Уходим!

Забыв про ссору, он рванул к аллее, но тут же упал ничком, как от подсечки. Никита рванулся, чтобы помочь, но не смог сдвинуться с места. Казалось, воздух сгустился в вязкий «кисель». Как тогда, во сне.

Никита с ужасом наблюдал, как реальность вокруг закручивает, будто ленту Мёбиуса. В кармане непривычно «рваным» ритмом пульсировала монетка. В искажённом пузыре неба куда-то вниз и в сторону плыли облака.

Уткнувшись Никите в руку, Маруська что-то горячо шептала. Джавад потрясённо молчал.

Вокруг сгустились красноватые сумерки, стало трудно дышать.

— Вельха ваша дестинация? — повторил голос, и Никита понял, что обращаются именно к нему.

Причудливые, исковерканные слова сами сорвались с языка:

— Дестинация фельта… Траект овернуль… Абштер… Каут! Каут!

И тут вдруг всё кончилось.

Мир распрямился и стал, как прежде — и лагерь, и аллея, и велики.

Поднявшись с земли, Толька ощупывал разбитое лицо. Никита отпустил Мышкину руку, только сейчас заметив, как сильно её сжимал. Джавад задумчиво водил ладонью по вновь отвердевшей стене.

Стало тихо. Даже слишком. Так, что звенело в ушах.

И тут издалека раздался протяжный вой сирены.