Девчонки с Опольцево
- Да о том, что это вот козёл, в натуре! – взревел Мишка, салютуя Юрычу слюнями. Юрыч невозмутимо утерся. – Мне в очередь мужик нарисовался, датый и верняк при получке, а он ему: тут, мол, никто не бомбит, вали, дядя, своей дорогой. Отпустите, я ему торец равнять буду!
Офигеть, как звереет потомственный интеллигент в пароксизме жадности.
- Ну ты, Миха, даешь, - снисходительно хмыкнул Юр Юрыч. – А что рейды на нас идут, не слыхал? Подкинешь такого «дядю», а он тебе вместо навара – штрафец тысяч на несколько. Как ты его вычислил? – это Юрыч меня спросил.
- А он в выходные здесь охотился, - схитрил я.
Потом коллеги разошлись по машинам, мы с Мишкой замирились и сели к нему в «ланос» курить. Но легендой о рейде он, по ходу, не сильно проникся, потом что попросил меня больше так не делать. Ну, я ему всё и объяснил.
Во-первых. Шоссе Петля не так близко, как врал хрен в бейсболке – натянул ее, аж на ушах бугрилась. Туда-то он тебе дорогу покажет, а обратно сто пудов потеряешься – у Петли множество развязок, карманов, ответвлений и ни одного указателя. На шоссе безлюдно, там мало кто ходит и редко кто ездит, застрянешь или поломаешься – смело звони в 911, благо на Петле связь устойчивая, а внутри вечно сигнала нет. И моли Боженьку, чтобы тебя пьяная шобла не застала: мимо не пройдут.
Во-вторых. На Опольцево (так район называется) свои бомбилы, только они стоят не здесь, а дальше, за торговым центром, вплотную ко МКАД. Много бабла не стригут, поскольку народ там не богатый, но на маршрут у них монополия. Если засекут чужого с пассажиром – хорошо без тачки останешься, а то и без головы. Напрасно скалишься, я в прямом смысле. Опольцевские с молоком матери впитывают, что самый надежный способ убийства – отчленение головы от туловища. Потому как современная хирургия способна на многое, но до некоторых высот пока не поднялась.
Их мизантропия коренится не в бытовухе, как по всей стране, а в противопоставлении себя остальному миру, и возведена в культ. У опольцевского мужика можно спереть бумажник без денег, но с запиской: «Ублюдский ворюга, сдохни от рака». Опольцевский коммерс может пожелать налоговому инспектору похоронить своих детей. (Из-за такой «валентинки» тамошней грузотранспортной фирме арестовали счета). Они и свою-то жизнь в грош не ставят. Им умереть – всё равно что чашку чаю выпить. Смерть им интересна, даже если это их личная смерть. Пока всё ровно и гладко, они - proletarius vulgaris (ты филолог, значит в теме), максимум – технари, но, случись заваруха – станут как разлитая ртуть. В «горячих точках» они… не, про войну я не спец, проехали.
Только на Опольцево школьник мог броситься вниз головой с четырнадцатого этажа – не по обкурке, не под кайфом, а на «слабО». Пацан засиделся у друга (порнушку крутили) а вечером сказал что-то вроде: «Достало всё, уроки гадские, субботник не в кассу, голяк ваще, с собой, что ли, покончить?». А друг ему ответил: «Тебе западло с собой кончать, родаков жалко, плакать станут, и приставку новую они тебе обещали». Слово за слово, забились на баллон пиваса, парнишка притушил бычок, через перила балконные нырнул и – привет, мамуль, звоню из морга… Только матюгнулся, когда летел.
Откуда я всё это знаю? Да вот привалило мне счастье целый год там прожить.
Начиналось всё невинно. Я уволился с работы, обратно в офисный планктон не потянуло, и Юр Юрыч надоумил меня заняться извозом. Но нужна была машина, оптимально - иномарка эконом-класса. Брать взаймы я не любитель, вот и учинил финт ушами: у себя на Котельне поселил семейство индусов из консульства (долго потом ароматические палочки не выветривались), а сам перекантовался в пригород. Хату мне сдала крашенная овца, из тех, которым жизнь не в жизнь без неприятностей, и обязательно надо связаться с отморозком, чем хуже, тем веселее. Она сказала, что хозяин малогабаритки – муж, но ему еще два года в тюрьме чалиться, а ей пока нужно бабла поднять. Амнистируют благоверного, и поедет она с ним в теплоходный круиз. Пусть, бедненький, развеется – умаялся там с зэками.
- Но он всех построил, - похвасталась овца. – Даже вертухов. Сам пахан его стремается.
- Неужто настолько блатной? – у меня возникли некоторые сомнения, правильно ли я делаю, снимая квартиру у такого терминатора. Я пригляделся к свадебному фото в виньетке: мужик как мужик, рожа не криминальная. Хотя в глазах что-то… словно он ими дырку в объективе проплавил.
- Коленька не блатной, - успокоила меня овца. – Он – опольцевский. Да вы не волнуйтесь, наезды, разводы – это всё не про Колю. Его так, ни за что закрыли.
- А конкретнее?
- Дал одному по соплям в ресторане, а тот из крутых, «крышу» вызвал. Коля-то что, Коленька за меня заступался! Всех перекидал. А менты ему превышение самообороны навесили.
Ладно. Я выписал индусам на бумажке номера ДЭЗа и аварийки, упаковал скарб, заказал такси, и на другой день проснулся на раскладушке в параллельном измерении. Из унитаза журчала вода, наверху грохотал перфоратор, а под окнами пьяный работяга орал «Батяня комбат». Вчера я приехал в проливной дождь и ни единой души не видел, пока сумки таскал. Хотя занавески повсюду колыхались. Я умылся-оделся, дернул кофейку и отправился на разведку. Чувствовал себя при этом именно что диверсантом во вражеском тылу.
Да нет, всё не так уж и страшно. Если на Опольцево и водятся психопаты или каннибалы… по слухам – водятся, но на виду у всех не ходят. В целом – стандартный областной контингент, и человеку со стороны прижиться не проблема. Главное – не задирать нос и в местные тёрки не влезать. Эти наставления мне озвучил участковый Савияк – угрюмый амбал с гигантской головой; все зубы справа железные: напоролся в бойлерной на гопов, они его цепью велосипедной полоснули. Савияк одного из табельного ствола завалил, за что получил почетную грамоту, пособие на стоматолога и нож в почку от отца убитого. Но это было давно, и те, кого Савияк повязал с раздробленной челюстью, выросли и – страх подумать! – воспитывают своих детей. Молодежь – футбольные фанаты, шпана, беспредельщики: хочешь жить – не ленись обходить тусовки за километр, особенно ночью.
На вторую неделю, выбрасывая мусор, я познакомился с соседом. Тихий, деликатный старичок с татуировкой-якорем на кисти, отставной моряк-полярник, до пенсии державший в узде экипаж атомного ледокола. Звал я его по отчеству – Карлыч. Его все так звали, даже жена, только участковый величал Старпомом. Они вместе по морям ходили: Савияк механиком, Карлыч штурманом.
Появился у меня и еще один приятель – Андрюха, из «заовражных». На туземном жаргоне «заовражье» - микрорайон Антенное Поле, примерно в километре от Опольцево за оврагом-свалкой. На Антенном Поле сосредоточена инфраструктура: поликлиника, школа, супермаркет, коммунальщики. Микрорайон застроен панельными высотками; здесь-то и разбился о козырек подъезда шестиклассник Дима Шванов. Андрюха хорошо знал его, поскольку преподавал в школе информатику. Мы частенько пересекались попить пивка в сквере за школьным стадионом, и он разглагольствовал о пинговании, подборе паролей и взломах федеральных сайтов. Нынче Андрюха запойный и клянчит мелочь на бутылку… Но тогда он был на коне и ничего, кроме пива, себе не позволял. Для меня он играл роль ходячего новостного агентства: больше я в друзья ни к кому не набивался, не жаждал обзаводиться ими на Опольцево, да и чаще сидел дома, читая книжки или зубря впрок инглиш. Кроме необходимых выездов (обчистить своих индусов, поделиться с марухой и т.д.), досуг я проводил в четырех неуютных стенах. Правда, стоило взглянуть в окно на заваленный сугробами по пояс двор, охота привередничать пропадала. За всю жизнь я не съел столько консервов и пельменей, сколько на Опольцево, но магазин там один-единственный с ассортиментом типа «завтрак туриста». А переть две остановки пешком в супермаркет или до бесконечности караулить автобус – удовольствия ни грамма.
Прежде здесь пытались торговать кавказцы. Они арендовали заброшенный склад на «пятаке», раскошелились на ремонт, завезли товар, поставили своих продавщиц… Но за полгода у них не купили и пачки сигарет – опольцевские мрачно тащились мимо баннера «Свежее, вкусное, СКИДКИ» в продмаг у съезда на Петлю. Префект здорово поправил свои финансовые дела, выдав джигитам разрешение, но в итоге те прогорели и свернули бизнес. Так работает непрошибаемая солидарность, какой нигде больше не встретишь. В деревне «Три огорода» и то - один «за», один «против» и один «воздержался». Прибудь сюда президент побеседовать с простым людом о насущном, они и его заигнорят: нарочно никто носа на улицу не высунет. Опольцевские могут быть друг с другом на ножах вплоть до кровопускания, но когда нужно, обращаются в монолит.
Это их форма самообороны от вторжений извне. Хрен поймешь, что они обороняют, но им виднее. Кстати, на Опольцево нет фээсбэшников. Ни одного. Может, из-за полигона в низине, где при СССР тестировали системы радиолокации. Гэбисты роились вокруг объекта осами, но их расшугали военизированные каратели, не пожелавшие представиться. А внедренного в стройбригаду опера рассекретили, повесили на стреле крана за страховочный пояс и дали недельку нависеться. Высоковольтная сеть отключена, но кабели провисают от мачты к мачте и порой интонируют утробным контральто. Как-то Андрюха дал мне поюзать инет у него дома, и при открытой форточке я услышал могучий низкий рокот. И подумал тогда: что, если это голос не регистрируемой приборами силы, при некоторых условиях берущей в заложники бренную плоть обитателей района?
Но это лирика, а суть в том, что на Опольцево всё устроено ПО-ДРУГОМУ. И своим ты нипочем не станешь, если не вырос в этих пятиэтажных хрущобах, а приезжему даже макароны будут продавать как бы нехотя. А еще у опольцевских напрочь отсутствует чувство юмора. Они никогда не шутят, не понимают шуток и никогда не смеются. За год я ни разу не слышал смеха. Матершину, исконное «Э, братан!», «Ласковый май» и шансон гигабайтами, но только не смех. Здесь принято говорить «чётко за жизнь»; не все успешно блюдут традицию, но даже Андрюху я видел улыбающимся лишь однажды. Как раз он рассказывал, как посредственный форвард и круглый двоечник Дима Шванов гробанулся с балкона, по-пацански отспорив пивас.
Я справил новоселье в ноябре, затем был декабрь, новый год под литр коньяка со старпомом Карлычем и его женой… К весне я сроднился с раскладушкой и наловчился форсировать овраг марш-броском. Потом засияло солнце, роскошно зазеленели косматые палисадники, не ведающие садовых секаторов, у подростков расшалились гормоны, и молодняк потянуло на романтику. Кое для кого вожделенная романтика плохо кончилась… За месяц до экзаменов ученица восьмого класса Амина Стасевич собственными руками спровадила себя на тот свет, а ее подруга Жанна Шуцкая помогала проводить траурное мероприятие (с Аминой прощались дома): впускала гостей, отвечала по телефону, держала контакт с похоронным агентом, стругала на кухне оливье и жарила куриные окорока на трёх сковородках.
Первый звоночек прозвенел для Жанны на переходе через шоссе Петля: она с компанией направлялась в прилесок праздновать сдачу экзаменов. Особенно радовались те, кто сдавал по выбору информатику. Андрюха подсуетился и вытащил подопечных на четверки.
Телефон оповестил о поступившем смс «Белыми розами» (музыкальные вкусы опольцевских подростков соответствуют восьмидесятым годам), Жанна на ходу прочитала текст, оступилась и упала на асфальт, ободрав себе колени и локти. Само по себе это никому настроения не испортило, но вечеринка уже была обречена.
Пока разгорался костер, Жанна бешено истерила, слезы лились градом, а потом она вскочила и кинулась к шоссе. За ней рванул ее бойфренд Вадим Половнёв, но Жанна неслась сломя голову, и вскоре ее фигурка в коротком плаще из кожзама растворилась в нарождающейся темноте. Озадаченный Половнёв возвратился к друзьям, но и те пребывали в недоумении. Одна из девочек предположила, что «у Же-Ше месячные». Все присутствующие были на прощании со Стасевич, но, естественно, никто не вспомнил о том, что после похорон из квартиры исчез мобильник Амины.
На следующий день Жанна демонстративно и наотрез отказалась встречаться с Половнёвым – нет, это не «пока что»… нет, мне не надо подумать!, и – да, это насовсем, ключи от байка передам с Танюхой. Сенсация мгновенно облетела всех друзей и подружек. Ничто не предвещало разрыва, и даже скудоумный спортсмен Вадик сообразил: что-то произошло там, у костра, а, скорее – что-то НЕ ТО было в прочитанной Жанкой смске… Грохнувшись на выцветшей пешеходной зебре, Жанка первым делом подхватила свою трубу и затолкала ее в сумку, а потом уж завопила от боли.
Мелодрама о расколотом дуэте Же-Ше и Половнёва оживленно обсуждалась в кругу тинейджеров, став чем-то наподобие загадки Бермудского треугольника. Конкурс бредовых идей продолжался до последней ночи июня, когда Жанна Шуцкая ушла по тропинке от южного изгиба Петли через лесной массив (по умолчанию все опольцевские в курсе, что это самый короткий путь к обнесенной забором территории кладбища). Слева за деревьями гудел и сотрясался воздух над радиополигоном, под ногами Шуцкой похрустывал гравий, в небе маской азиатского дьявола дрейфовала луна, а сердце гулко и часто ударялось о гортань. Но Шуцкая была покрепче взрослого мужчины, и ее сердце не стопорнуло, даже когда она криком разбудила кладбищенского вахтера, глухого на оба уха. Разумеется, ничто паранормальное не подстерегало Жанну Шуцкую на нейтральной полосе между лесом и царством необратимой мглы, но она настолько была к этому готова, что увидела сквозь тьму лик собственного страха с гипсовой ухмылкой и отгрызенной нижней губой.
За рекордно короткий срок Жаннины страхи обрели статус притчи во языцах, но и интеллектуал, не ровня Ваду Половнёву, вряд ли догадался бы связать между собой пропавший мобильник Стасевич и то, что весь учебный год Амина и Же-Ше соперничали за право спать с Вадимом – спать, а не «переспать». В данном контексте ни ту, ни другую полумеры не устраивали.
Честно говоря, я в общих чертах могу понять, почему Стасевич провалила конкурентную борьбу. Я мельком видел ее – Андрюха, спрятав за спину банку пива, указал на нее со словами: «Блин, из восьмого «Б» деваха, не вложила бы директрисе, что бухаю». Не мисс Россия, но симпатичная – раскосая, нос тонкий с горбинкой, макияжа в меру. Она жила в точности так же, как сотни ее опольцевских сверстников: забивала на уроки, оттягивалась в диско-баре «Снежок» (других увеселительных заведений на Опольцево нет), познавала прелести утренних похмелий, привкуса рвоты во рту и отдающей погребальным венком струи сигаретного дыма. Но от Жанны Шуцкой ее отличало стремление получить приличную профессию и сделать карьеру. Стасевич мечтала о медицинском вузе и меньше прочих отлынивала от занятий. У нее были хорошие оценки по математике и биологии, ей удалось раскрутить родителей на платные подготовительные курсы, и она не упускала возможности попрактиковаться в оказании первой помощи. Собственно, так и начался ее роман с Половнёвым: вспыльчивый капитан футбольной сборной сцепился в раздевалке с голкипером, урвал обратку по полной, и Амина останавливала ему хлещущую из носа кровь.
Жанна Шуцкая была гопницей и дрянью даже по опольцевским понятиям. Иисус Христос – и тот не постеснялся бы пришибить ее камнем. Она твёрдо шла стопами матери: текстильная путяга, вакансия портнихи в народном ателье, залёт от «прекрасного незнакомца» на задней сидушке ведра болтов, потасовка с напарницей и три года общего режима. Жанна родилась в ИТК Тверского региона, и это составляло предмет ее гордости, словно она происходила из королевской фамилии. Любого, расцененного ею как помеху, она могла уничтожить, не задумываясь о последствиях… И, пока плейбой Половнёв колебался в своих предпочтениях, напряжение между девчонками усиливалось. Формально они оставались подружками и сидели за одной партой, но Же-Ше ловила момент, чтобы нанести упреждающий удар.
В горячую предэкзаменационную пору Амина слегла с недомоганием, затем пожаловалась на острую боль, и поздно вечером «неотложка» доставила ее в больницу. Дежурный врач диагностировал воспаление аппендицита, операцию назначили на завтра в плановом порядке.
Черт дернул Амину сообщить об этом именно Же-Ше. «А, ну, давай-давай, поправляйся, - ответила Шуцкая. – Вадимчик без тебя заскучает совсем… А, вот чего! Он же тебя хотел сегодня на дискач позвать персо… это… персонально. Но я тебя подменю, ага? Ты потом хахаля своего второго пригреешь, ты же у нас бэби нарасхват… не хворай, сестренка, чао!». Шуцкая сымпровизировала: ей не достало бы мозгов осмысленно подстроить сопернице психологическую ловушку. Она только хотела сделать пребывание Амины в больнице как можно более безрадостным и ключевые слова нашла интуитивно, но от этих слов в Стасевич вселился бес. Сатанинская «опольцевская порода» взвилась на дыбы и растоптала инстинкт самосохранения.
У Амины было с собой немного карманных денег, которых хватило доехать до КБ «Передовик», где Половнёв тренировался в спортшколе. Но она его не застала: сборную увезли на отборочный тур. Амина, как могла быстро, двинулась домой, в то время как там надрывался городской телефон: в больнице потеряли несовершеннолетнюю пациентку. Стиснув зубы, она прошла через Антенное Поле, спустилась в овраг, выбралась из него со стороны Опольцево и задворками прокралась к своему подъезду. В квартире она принялась наводить марафет, но быстро поняла, что так ничего не получится. Она в ярости расшвыряла по комнате косметику, присела, охнув, на кровать и сжала ладонями виски, торопясь принять решение. Потом распотрошила аптечку и выпила пригоршню обезболивающих таблеток…
Первым с работы вернулся отец. Подошвы его ботинок хлюпнули чем-то мокрым; он повернул выключатель и увидел, что стоит в луже натекшей по полу крови. «Амина!» - крикнул он, но «Да, папа» ему не иначе померещилось. Рванув за ручку дверь ванной, он с мясом выворотил хлипкий замок… Амина была там. Полусидя на резиновом коврике, она опиралась спиной о люк стиральной машины, одной рукой стискивала край ванны, а в запястье другой впилась зубами. Зрачки расплылись, затопив роговицу и пассивно всасывая свет потолочной лампы. И тогда перед отцом во весь рост встали две задачи: как ЭТО пережить и как сказать об ЭТОМ жене. Обе задачи он не осилил: когда я съезжал с Опольцево, квартира Стасевичей пустовала. Но в те стартовые, самые кошмарные секунды мужчина еще мог связно соображать и подумал, что Амину зарезали.
Но он ошибся.
Амина вырезала себе аппендикс.
Каким-то образом она умудрилась обойтись ножом, маникюрными ножницами, пинцетом для ресниц и сахарными щипцами. «Инструменты» она тщательно продезинфицировала спиртом из отцовской заначки. На краю раковины лежали нитки с иголкой, но шиться Амине не пришлось. Вряд ли она сознавала, что варварская процедура самоистязания убьет ее кровопотерей и болевым шоком. В своём инфернальном упорстве она надеялась продержаться до конца дискотеки, не вывалив кишки под ноги танцорам… но даже если напрячься и вообразить, что Амина, туго перевязавшись бинтами, совершила невозможное, Вадим Половнёв вряд ли возбудился бы от вида расстегнутой раны внизу ее живота. Но, так или иначе, феномена не произошло – «скорая», вторично за сутки прибывшая по адресу Стасевичей, констатировала смерть.
Жанна Шуцкая могла торжествовать: ее гнусненькая уловка «выстрелила», Стасевич повелась, ведь знала же, прошмандовка узкоглазая, что никаких дискотек до экзаменов не предвидится. Помеха была ликвидирована. Доступ к Половнёву свободен.
Но этого Шуцкой показалось не достаточно.
Достоверная и проверенная информация о том, что у Же-Ше начались заскоки с пороговым значением буйного помешательства, была главной темой итогового педсовета. В минувшем году они потеряли Диму Шванова, теперь вот Амина Стасевич... едва-едва не сорвали экзаменационный график… на фоне смерти Амины у других учащихся шок. Жанна Шуцкая особо уязвима, потому что была близкой подругой Стасевич. Девочка странно себя ведет; она исхудала и осунулась – всего-то за неделю, шарахается от прохожих и избегает одноклассников. К тому же, она из неблагополучной семьи.
Директриса обязала классную руководительницу восьмого (поправка: уже девятого «Б») навещать Шуцкую на дому в каникулярный период, контролировать динамику ее психического состояния и при длительном (более трёх часов) отсутствии девочки уведомить детскую комнату милиции. Еще: необходимы регулярные профилактические беседы с матерью Жанны. Загнанная и ошалевшая историчка Рита Ерохина, сама чудом не свихнувшаяся после похорон, негромко тоскливо взвыла, записывая инструкции под диктовку. Но десятилетняя закалка не подвела – освободившись, Ритка прозвонилась Юлии Шуцкой и без обиняков потребовала ее визита вместе с дочерью.
Испортив отпуск Ерохиной, директриса взялась за остальных и каждому уделила столько времени, что в сумме накапало два часа с лишком. Из-за всего этого Андрюха задержался к распитию холодного нефильтрованного; он еще огребал свою порцию нареканий, а Жанна Шуцкая под конвоем мамаши успела явиться к Ритке в канцелярию. «Давай перекурим, - сказал он, валясь на скамейку. – Салтычиха ублюдская, чуть не заночевали там. Погоди, я до ларька не доползу… дай прочухаюсь децл. Сука, ублюдская Салтычиха. Телегу на нее накатаю. Сука, а?». Я пробовал вернуть его на грешную землю, к хакерским атакам и обрушению платежных систем, но он только больше заводился, глаза за линзами очков вытаращились, а кулаки сжимались до треска в костяшках. Тогда-то я и подумал, что, выставив индусов и купив тачку, вряд ли стану поддерживать с ним дружбу. Он такой же опольцевский, как остальные. Слыхал я ругань и погрязнее, да я и сам не дилетант, но Андрюха не просто клял «ублюдскую Салтычиху», а будто программу ей прописывал.
Заткнулся он, когда на дорожке показались Юлия и Жанна Шуцкие – почему-то я сразу их узнал, без подсказки.
- Господи, вот две жертвы рваного гондона, - просипел Андрюха. – Небось, Марго с ними натерпелась… Сдать бы эту козу в интернат!
Шуцкая-старшая наставляла дочь на путь истинный, сама же от этого свирепея; Же-Ше была по-спартански лаконична.
- Ты мне чтоб не смела больше мать позорить, ты поняла? Я тебе кто? Мать? Ты что, Жанетт, передознулась? Ты порошок нюхаешь, да? Или ты им ширяешься, да?
- Не ширяюсь. Отвянь, мама.
- Ты как разговариваешь, а? Вот паскуда… Жанка, поогрызайся мне, я тебе башку сверну! Допилась, блин, дошмалилась до глюков. Торкает дочку-то мою! Жанка, слышь че, нет?!
- Слышу, бля, не ори на меня.
- Не ори на нее… Тебя как, дедуля из подводной лодки не проведывал еще? Вот бы он тебе со дна морского по жопе нашпарил!...
- Мама, пошла в п…у!!! – выкрикнула Же-Ше, и, крутанувшись на пятках, зашагала обратно. Мать погрозила ей кулаком и поплелась к магазину бытовой химии, где, по ее выражению, «ишачила за копейку» - вернее, подрабатывала на полставки. Жанна поравнялась со скамейкой, и Андрюха, не остывший еще после директорской выволочки, решил прессануть ее авторитетом. «Шуцкая!!!» - рявкнул он. Я чуть заикой не остался.
- А? – настороженно спросила Жанна, приблизившись.
- Тебе надо как следует отдохнуть! Что за… что с тобой творится? Стресс у тебя, или ты, бедняжечка, на экзаменах переутомилась?
- А вам-то какая разница, Андрей Владимирович? – Же-Ше беспокойно переминалась, держа руку на сумке, и я заподозрил, что у нее там газовый спрей. Или еще что-то вредоносное. И с нее станется это применить, если Андрей Владимирович не прекратит ее нервировать. Девка и так не в себе.
- Большая разница, Жанна. Я – учитель, и мне…
- Хрен вам че. Вы с карифаном квасить намылились? Ну и квасьте, меня не трожьте только.
- Жанна, учти: еще один закидон… еще одна бутылка с кипятком из твоего окна, и осваивать кройку-шитье ты будешь в колонии. Не надейся, что мы, педсостав, вместо прислуги. Способ тебя приструнить мы найдем.
- Да знаю, меня Ерохина зазомбировала уже. – Дерзкий тон Шуцкой опасно контрастировал с затравленно мельтешащими глазами. – Скажите, Андрей Владимирович… А сколько батарея у мобилы заряд держит?
Андрюха запнулся.
- Что?
- Неважно, - вздохнула Же-Ше. – Наверное, долго. Если не разговаривать, то долго. Оставьте меня все в покое. Она скоро за мной придет.
- Кто придет?
- Она – Аминка. Придёт. Может быть, она уже тут. Где-то. Рядом. - Жанна это буднично сказала, без аффектации. Периферийные Же-Ше, с мордахами милашек, уже тронутыми жизненной распутицей, и с уголовным апломбом, у которых на всю жизнь выпадает одно доброе дело и то не по доброте сердечной, ТАК не говорят.
- Жанна, скажу тебе одно: хватит себя накручивать. У тебя были с ней контры, но не до такой же степени. Привидений не существует. Наука доказала, что их никто никогда не видел. Обратись к врачу, пусть назначит успокоительные. Или пустырника попей.
- Не привидение. Она САМА придёт. Она разложилась, и вместо мозгов у нее вонючий холодец, но она придет. Я… я поэтому бутылку сбросила. Кто-то торчал в кустах под окном. Мне не разглядеть было, кто там. Вдруг Аминка… Я сбросила бутылку… она разбилась, но там никого не было.
- Там был дворник, он собирал мусор. Повезло, что ты его не убила.
- Не повезло, - отрезала Жанна. – И вообще – чего докопались? Я на каникулах! И я сама о себе позабочусь. Я никого не боюсь.
.