Чужая жизнь (2)⁠⁠

Чужая жизнь (1)

На улице все замешкались, пока Фёдор бронировал себе самокат. Параллельно он поучал Катю, как оценить, идет ли на нее воздействие:

- Если вдруг почувствуешь любое недомогание, сразу звони мне...

Мы не сразу почувствовали, что на улице слишком тихо, темно и пусто для центра города в это время. С крыши медленно поднялась стая ворон и, зависнув на секунду в воздухе, словно вражеские дроны, с мерзким карканьем кинулась вниз, пикируя прямо на Катю. Птицы рвали ей волосы, драли кожу и долбили клювами. Бедная женщина истошно кричала, мы бросились ей на помощь, но птицы, словно обезумев, игнорировали нас, увертываясь от рук. Их единственной целью оставалась моя подруга. Вся эта вакханалия продолжалась всего около двух-трёх минут, потом стая так же организованно поднялась в воздух, и рассеялась над крышами. На тротуаре осталась лежать скорчившаяся Катя, закрывая окровавленное лицо,  и стояли растерянные мы. Стас сразу же начал звонить в скорую, Фёдор склонился над женщиной, пытаясь оказать первую помощь, а мое горло словно захлестнул поводок, и потащил прочь. Друг догнал меня, схватил за плечо, разворачивая:

- Макс, ты куда? Кате надо помочь!

- Я домой, Стас. Я не могу тут остаться, физически не могу, я должен идти. И больше не пытайся со мной связаться, я скорее всего тебе не отвечу, просто не смогу.

Меня накрыл жуткий прилив тоски от того, что поманили возможностью свободы, и так ее и не дали, и в метро я спускался, едва переставляя ноги, словно жалкий старик.

 После этого прошло около месяца. Стаса и Катю добавил в черный список, да они и не пытались мне звонить, только один раз с незнакомого номера пришло сообщение:

"Катя в больнице, слава богу, жива, но глаз потеряет".

Я ничего не ответил, и стер сообщение. Жил по-прежнему, ходил в магазин, ездил с Таней на занятия танцами, водил дочку с подругами в кино. Улыбался и говорил приятные слова моим девочкам. Один раз за все это время видел Федора. Я шел с дочкой со школы, а он стоял и смотрел на нас, и когда Агата его заметила, побледнел и быстро скрылся. Но я и помыслить не мог о том, чтобы его окликнуть, было очевидно, что теперь веревочки к марионетке были укорочены до минимума, нельзя даже дернуться, даже посмотреть в окно во время утреннего кофе.

Невероятная сила посадила меня на строгий ошейник и не собиралась с него спускать. И без того слабое здоровье стало ужасно портиться, Таня нашла у меня утром за ухом отвратительные пятна.

Она со времени моей встречи с бывшими друзьями смотрела виновато, а теперь прорыдала все утро, даже наша дочь, которая редко бывала ласкова, и то была впечатлена, обнимая то меня, то ее.

После завтрака Таня собралась и уехала до вечера, а я вдруг через время почувствовал, что поводок ослабили. Тоска, конечно, вернулась, но это все равно было легче ощущать.

А в шесть вечера звонок в дверь принес неожиданную встречу - за порогом стоял Фёдор. С нашего знакомства он сильно изменился - тоже выглядел уставшим и осунувшимся, вместо модной одежки - какой-то строительный ватник. Он выглядел уже не как хипстер, а как блаженный дворник. Сразу сунув под нос мне зеркало, Фёдор приказал взять мне любую дочкину вещь. При  этом на дверь ее комнаты, где как обычно, красовалось грозное «Не входить без стука», украшенное черепками и цветочками, он косился так, словно оттуда сейчас выпрыгнет страшный монстр. Как только я взял ее перчатку, парень тут же потащил меня прочь. Я даже переобуться не успел, так и побежал по ступеням в домашних тапочках.

На улице Фёдор втолкнул меня на заднее сиденье в черную бмв, где за рулем сидел мрачный Стас, сам прыгнул рядом с водителем, и машина немедленно дала по газам. Стас полуобернулся ко мне:

- Макс, мы тебя вытащим. Я не собираюсь братишку отдавать какой-то потусторонней херне. Я сам виноват, не общался с тобой столько времени, думал, ты обиделся из-за того, что мы тогда с Катюхой мутили, поэтому отдалился. А оно вот как, жесть такая.

Машина рассекала ночную мглу, Фёдор кутался в свой ватник, скукожившись на переднем сиденье и молчал. Стас пересказывал, как за прошедший месяц они рыли землю в поисках средства, которое поможет вычислить и наказать колдуна. Кажется, нашли, но для этого нужна моя помощь. И теперь мы едем на дачу Стаса, чтобы без помех попробовать запустить поиск.

- Но ты же понимаешь, это уже черная магия. - вдруг сказал Федор, голос его звучал хрипло, словно перед этим он плакал или орал. - Нам жертва будет нужна.

- А если я добровольно кровь дам? Ты ж говорил, сработает?

- Нет, все равно к этому нужно будет отнять жизнь, хоть самую маленькую.

- У меня там крысиные ловушки стоят, может, там найдем жертву?

- Может, - меланхолично согласился волшебник, кусая заусенец на пальце. Он изменился и в поведении, ни следа от того самоуверенного манерного паренька.

На холодной даче нас никто не ждал. Стас включил в доме котел, спустился в подпол, принес живую крысу в трехлитровой банке. Фёдор спросил:

- Где, ты говоришь, здесь нежилое помещение, где будем ритуал проводить?

- Да тут баня, вон, с крыльца видно.

- Отлично. Там ее пока поставь, и свечи по четырем углам черные зажги, как я показывал, а мы тут еще приготовимся.

Федор очертил круг, положил туда перчатку. Зажег свечу, долго водил вокруг, пришептывая. Потом рассыпал землю и, надрезав ладонь, с болезненной гримасой окропил все своей кровью. Тупо постоял, глядя на все это и растерянно обратился к Стасу, который уже вернулся из бани:

-Это не она!

- Кто она? – поинтересовался Стас.

- Это не его дочь, Агата! Я был уверен, что все дело в ней, и то, что ты рассказывал, и то, как Макс реагировал. Да боже мой, я сам ее видел, она почти точно ведьма. Но никакой связи с завязкой на Татьяну и с общей конструкцией приворота. Может, перчатка не ее?

Я отрицательно покачал головой. Она при мне вечером перчатки снимала.

- Тогда кто же ставил приворот? – Федор смотрел растерянно, но в его голосе звучало облегчение.

А мне стало нехорошо. Я не был здесь с того времени, как уехал вместе с Таней двенадцать лет назад. От того, что нахлынули воспоминания, я почувствовал, как по лицу медленно стекает холодный слизкий пот, и задрожал, выбивая дробь зубами. Маг повернулся ко мне и радостно воскликнул:

- Стас, у тебя есть кофе?

Мой приятель возмущенно фыркнул:

- Ты другого времени не нашел кофейку выпить?

- Ты дурак? Я хочу на кофейной гуще погадать, как тогда, помнишь. Видишь, что с ним? Это потому, что где-то тут и накладывали первую привязку, он подсознательно может выдать нам образ, связанный с колдуном.

Они засуетились, Стас мгновенно достал кофе, вскипятил чайник, и уже минут через десять Федор, обжигаясь, глотал горячий напиток с зажмуренными глазами, а я потел в кресле, не в силах унять дрожь в конечностях. Голова кружилась, и в целом было очень хреново. Колдун опрокинул чашку на блюдце, и мы все уставились на осадок. Там коричневая жижа четко обрисовала часть человеческого лица с набрякшим веком и морщинами. В том месте, где должен был быть глаз, надулся и лопнул белесый воздушный пузырь.

- Мертвый глаз… - шепотом сказал кто-то из мужчин.

- У тестя искусственный глаз. – пробормотал я.

Мы  переглянулись. Федор с сожалением спросил:

- Вряд ли у тебя с собой будет его вещь?

Я подумал об удивительных совпадениях и сказал, что тапки, которые на мне, как раз всегда одевает тесть, приходя в гости. Фёдор повторил процедуру с землей и кровью, поводил свечой, отрезал кусок от верха.

И мы пошли в баню. Оказавшись там, я почувствовал еще более потусторонний трепет, чем в доме. Словно что-то важное и страшное скрыто именно здесь. Я почти не обращал внимание ни на странные символы, которые рисовали Стас с Фёдором, ни на писк убиваемой крысы, весь захваченный внутренним переживанием. Пот лился уже градом, я еле удерживал себя в вертикальном положении.

Когда они вдруг закончили свои манипуляции, и уселись по холодным лавкам, Стас окликнул меня:

- Чего застыл? Все ок?

Я вытер лоб рукой и кивнул. Он решил пояснить мне:

- Вытянули колдуна сюда. Если это и правда твой тесть, его скоро притянет, как типа вампирьим зовом, а мы его тут и встретим. И постараемся убедить тебя освободить от твоей фигни.

С этими словами мой товарищ нацепил кастет, поиграв бицепсами. Он рос в плохом районе, и удар у него был с детства поставлен. Фёдор откинулся на деревянную стенку, прикрыв глаза, и что-то шептал, едва шевеля губами. Минут через двадцать мы услышали, как к дому подъехала машина, что неудивительно - дача тестя была совсем рядом. Мы выключили свет в бане и притаились. Я уже толком не стоял, а просто привалился мешком к стене.

Когда распахнулась дверь, и в светлом от выпавшего света прямоугольнике появился черный мужской силуэт, Стас резко прыгнул вперед, и ударил. Человек осел мешком, Фёдор включил свет, и они в четыре руки втащили тело в баню. Старик безжизненно болтался в их руках. Стас обернулся, чтобы взять веревки, и связать его, но Фёдор проверил пульс на шее, и жестом остановил:

- Не надо, все прошло, как и должно было.

- Что ты хочешь сказать? Я его в грудь бил, не в голову!

- Я наговор произнес, он, когда падал, виском стукнулся. Ты не понимаешь, договориться нельзя было. Там сложный заговор был, на смерть колдуна.

- Ты больной? У меня теперь труп старика на участке! И машина рядом, кто-то мог видеть, как он приехал!!

- Ты сам говорил, что готов на все ради свободы друга! И это, кстати, еще не все! Колдуна мало просто убить, ему надо или отсечь голову и похоронить ниже туловища, или сжечь.

Я покачивался, мотая башкой из стороны в сторону, как цирковой медведь, почти не вслушиваясь в их спор. Во рту начала копиться скользкая слюна. Стас матерился, пытаясь разубедить Федора, но увидев мое состояние, плюнул:

- Ладно, пали баню.

Они разлили жидкость для розжига возле печи, усадили тестя, вывели меня за порог, и Стас кинул зажженную сигарету внутрь. Вспыхнуло пламя, озарив наши лица, Фёдор нервно хмыкнул:

- В старых сказках говорят, колдун, когда сгорает, превращается в разных гадов, которые разбегаются во все стороны.

А я, почувствовав дым, вдруг наконец, вспомнил. Вспомнил, как двенадцать лет назад не заметил задымления в бане, допариваясь последним после веселой пьянки. Как кружилась голова, темнело в глазах, и не было сил позвать на помощь. Как лихорадочно стучало сердце, не желая умирать.

И как медленно и мерно забилось оно, когда я снова поднял веки под пустым взглядом мертвого глаза старого колдуна, не вернувшего мне радость жизни, но привязавшего меня к женщине, делившей со мной последние года моего посмертного существования.

В этот момент оглушительно хлопнуло, из двери бани полыхнуло жаром. И следом засуетились маленькие тени, тыкаясь в окна, выскальзывая в двери: летучие мыши, лягушки, змеи, крысы. Я опустил руку, зачарованно наблюдая, как одна из змей скользнула вкруг моего запястья, словно захватывая его в оковы. И в душе моментально столь же ярким пламенем вспыхнула ярость, придав мне сил. Я схватил змею, оторвал от себя, и бросил в огонь. Потом взялся за лопату, прислоненную к стене вместе с другим садовым инструментом, и ринулся в атаку. Я сбивал, разрубал, давил стремящихся избежать огня гадов, и зашвыривал обратно на корм ревущему пламени. Стас и Федор стояли в оцепенении,  если бы не моя реакция, момент был бы упущен.

 У калитки остановилась еще одна машина, из которой к нам вышла моя дочь, Агата. Пока она приближалась к нам, над опустевшими дачами взвивались в воздух все новые стаи ворон, наполняя окрестности оглушительным криком. В неверном свете пламени ее глаза казались антрацитово-черными, без блеска и белых белков. Она несколько секунд смотрела на пожар, потом повернулась к нашему магу и волшебнику, и Федор под ее взглядом побледнел, а из носа потекла кровь. Неизвестно, чем бы кончилось их противостояние, если бы я не закинул в огонь последнюю тварюшку и не рухнул, как подкошенный.

Уже оседая на холодную землю, впивающуюся в тело остовами сухой травы, я увидел, как от калитки ко мне бежит Татьяна, истошно голося на одной ноте.

Она подскочила, неловко пытаясь поднять, но ноги меня не держали, и она снова завыла, как собака, потерявшая щенков. С другой стороны от моей враз потяжелевшей туши присел Стас, еще бледный от увиденного, и Таня вцепилась ему в лицо с воплем:

- Убийца! Ты снова его убил!

Стас отшатнулся, шлепнувшись на попу, и крикнул ей в ответ:

- Психичка! Ваш дед монстр, и дочка тоже хрен знает что, вас и надо убивать! Что с Максом сделали, твари?

Танин голос взлетел на невероятную высоту, врезаясь в мой несчастный мозг бензопилой.

- Это ты его убил, мразь!!! Агата, не стой, держи папу!!! Максим!!!! Максим!!!!

Прохладная детская ладошка опустилась мне на лоб, и спокойный голос моей дочери неожиданно четко зазвучал в ноябрьском звонком холоде:

- Давай отпустим папу, мам. Он уже очень устал.

И она продолжила, обращаясь к Стасу, раскрывая то, что я вроде как и сам знал, просто мне не полагалось об этом думать:

- Папа уже очень давно умер, еще до моего рождения. Мама вас ненавидит, потому что он с вами пил, и вы его пьяного в бане оставили, а он там угорел. А дедушка его для мамы поднял, ну и для себя тоже, ведь если женщина от свежего покойника понесет, родит колдуна невероятной силы, дед ученика хотел. И мы его держали все эти годы, сначала дед, а потом и я помогала, последний год совсем тяжело было. Так что да, вы виноваты, что он уходит, но он и сам этого уже хотел давно...

Она ещё что-то объясняла, на груди тяжело всхлипывала и жалко поскуливала Таня, а я чувствовал, как меня принимает такая желанная, долгожданная, благословенная....

Пустота.