История одного знакомого... (ч.7)⁠⁠

в продолжение https://pikabu.ru/story/istoriya_odnogo_znakomogo_ch6_531935...

Весна 2016 года

На следующей встрече со следователем мне предъявили официальное обвинение. Предъявили мне сбыт гашиша Полякову и Кунину и сбыт таблеток Сафуанову. Этих людей я не знал, но обвиняли мен в общем преступном умысле о сбыте им наркотиков. Тех людей, которые на самом деле продали им вещества, я тоже не знал. Также мне предъявляли «разделение общего преступного умысла в покушении на сбыт наркотиков жителям города Набережные Челны, нуждающимся в их употреблении». Так и написано: разделял умысел в приготовлении к сбыту нуждающимся. Только с кучей красочных дополнений, вроде «предвидел возможность и неизбежность наступления общественно-опасных последствий в виде причинения вреда здоровью населения и общественной нравственности и желал их наступления, то есть действовал с прямым умыслом». Продлили домашний арест, дело отправили в суд. Шёл май.

Первое заседание назначили на 8 июня. Было страшновато: я не знал, чего ждать, а по предыдущему общению с судом был уверен, что приговор уже напечатан — остальное просто формальности. С другой стороны, мне уже порядком надоело проживать эти последние «две недели», хотелось какой-то ясности. Хоть многие и говорили «Радуйся, что пока дома сидишь», меня это совсем не радовало. Адвокат предупредил: за один день вряд ли успеют, будет несколько заседаний.

В суде я снова увидел друзей — впервые за почти 10 месяцев. Выглядели они неплохо, но усталость и волнение на лицах были заметны. Первое заседание не внесло практически никакой ясности, начали зачитывать материалы дела, было сложно что-то понять из тихой, монотонной речи прокурора. Дело я уже читал, по этому от скуки разглядывал зал, прокурора, судью, адвокатов, друзей, искал интересные детали. Как правило, заседание длится 2-3 часа, и ближе к 12 судья объявил перерыв... почти на три недели! То есть ещё как минимум 3 недели так называемой свободы. Начиналось лето, я снова достал велосипед.

Лето 2016 года

Теперь было понятно, что в деле уже ничего не изменится. Остались процессуальные детали, стало немного спокойнее. Я решил, что три недели оставили потому, что суд еще не успел принять решение, а после будет несколько заседаний подряд и всё закончится. Теперь конец виделся четче, и это заставило радоваться последним молодым дням на воле. Иногда получалось забыть на время о грядущем и просто встречать волосами солнце и ветер. Потом будильник оповещал, что до конца прогулки 15 минут, пора было возвращаться домой. Некоторые вещи вызывали угнетающие мысли, страшные, жестокие.

Например, у меня тогда было две собаки, одна уже старенькая. Учитывая собачий век, я понимал, что когда меня заберут, я больше её не увижу, никогда. Было и кое-что пострашнее: два старых деда, одна бабушка. Чаще всего получалось избегать тяжких дум. Не меньшую тоску вызвали мысли о личной жизни, судьбе моих отношений с девушкой и о её судьбе. Много раз я хотел предпринять радикальные решения, расстаться, чтоб меньше страдать позже, но что-то удерживало. Мы обходили эти мысли и учились радоваться тому, что есть, настоящему.

Дни до суда прошли почти незаметно, даже могу сказать, что прожил их в настоящем времени, а не в привычном уже ожидании. На этот раз суд был плотнее — 2 дня подряд, хотя по итогу снова ничего не изменилось. Но по меркам скучной жизни на домашнем аресте суды всё равно событие значимое: на них я видел друзей, видел хоть и вялое, но течение жизни за пределами квартиры. Адвокаты в ожидании судьи обычно обсуждали маникюр или новый айфон, но иногда рассказывали и интересные истории.

Например, я узнал, что мы не одни такие: во-первых, 80% всех заключенных в России сидят по 228 статье. Это удобная статья, имеющая большую практику и легко доказуемая. Всего заключенных в российских тюрьмах к 2016 году насчитывалось 646 000 человек. Это как всё население Набережных Челнов. Персонал тюрем — это ещё 300 000 человек. Ну и ещё 304 000 отбывают условный срок или находятся под домашним арестом. Однако при том, что за год общее количество заключенных уменьшилось, в стране открыли 9 новых тюрем и построили 15 дополнительных корпусов в существующих. Реальность такова, что часть россиян просто живут в тюрьмах.

Услышал свежую и наглядную историю о ловле наркоманов, случившуюся уже после расформирования ФСКН. Поймали двух парней, молодых и амбициозных, с одним косяком на двоих. Веса не хватало на уголовную статью — только административка, до 15 суток или штраф. По этому случаю были предприняты следственные меры: им устроили допрос. Сначала спросили, курили ли они этот косяк. Анализы уже все показали, так что ребята не отрицали: «Курили». Потом спросили, чей он был изначально. Тот, у кого из кармана взяли, говорит: «Мой». Начали выяснять, как он тогда попал ко второму, пугать 229-й (кража наркотических средств). Второй ответил, что взял у первого с его согласия. Но косяк изъяли у первого, значит он его вернул. Майор говорит: «Ну вот, а вы боялись. Всё добровольно, никто ничего не украл, денег друг другу не платили, ставьте подписи и можете идти домой, выпишу штраф вам, даже родители не узнают». Парни с облегчением выдыхают и ставят подписи. Бинго! Сбыт группой лиц по предварительному сговору! Статья 228.1 ч.3 п.«а», срок от 8 до 15 лет. Любая передача является сбытом, от 2 человек считается группой, они оба знали, что это косяк и передавали его сознательно. Проще некуда — протокол без изъянов. Парни даже без уголовного веса уезжают на 10 лет. Говорят, повезло ещё — могли и на 15 уехать, да ещё и со штрафом до 500 000 рублей.

За 2 дня прошло 4 заседания. Не помню уже, сколько прочитали томов. Новый перерыв объявили на месяц, даже чуть больше — в июле заседаний не было вообще. Снова я старался жить настоящим, не думать о том, чего не могу изменить, но со временем это становилось всё труднее. Тревожила новая мысль: я не мог представить ситуации, в которой меня не сажают. Настолько поверил в неизбежность заключения, что другого варианта просто не видел, и самое страшное — не хотел. Не осталось уже идей, планов, амбиций, не осталось желания жить. Я просто считал дни до конца, на этот раз мне их выдали 33 штуки.

Получил после заседания письмо от Вани. Пытается держаться, не унывать. Он всё это время провёл в одной 10-местной камере, думаю, это даже жестче, чем тюрьма, потому что в ней всё-таки есть жизнь, а здесь — просто ожидание и очень маленькое пространство. Оказалось, там не так уж мало знакомых: передавали приветы. Что расстроило — был привет от Эдика, приятеля, с которым мы катались на велосипедах уже после моего задержания, которому я всё подробно рассказал. Посадили его по той же статье. Видимо, учимся мы только на своих ошибках.

Примерно в середине лета у участкового, с которого всё началось, закончился его условный год. Получается, гашиш мы курили одинаковый, только я до сих пор ждал решения суда, и наказание мне светило гораздо более суровое.

Человек со временем ко всему привыкает, но к ожиданию привыкнуть невозможно. Когда долго чего-то ждёшь, начинаешь сам становиться этим, сквозь время твоё настоящее оказывается там. В тюрьме люди живут ожиданием свободы, пытаются стать ей, готовятся, стремятся, планируют, мечтают. Я же стал сам для себя тюрьмой и до сих пор так живу. Физическое состояние тоже ухудшилось: кроме того, что я стал очень мало двигаться и не забочусь о физической форме, я почти перестал есть. Не помню уже, что такое чувство голода, мысли о еде вызывают тошноту. Пищу употребляю в последнее время просто чтоб не болел от голода желудок. Немного страха во мне осталось, боюсь перемен, но желание, чтобы все это скорее закончилось, гораздо сильнее. Знаю, что в тюрьме начну поправляться, начну мечтать.

Естественно, когда живешь мыслями о тюрьме, начинаешь думать, как провести там жизнь: чем заниматься, чего добиваться, во что верить. Из того, что я знаю о тюрьмах, в них запрещено почти всё, но запреты и дают возможность создавать что-то новое, стало быть, там много интересного. По последним слухам, в тюрьмах почти не осталось книг: где-то библиотеки совсем убрали, где-то запретили передавать книги в посылках. С этим всегда были проблемы: чтобы книга с воли дошла до заключенного, её должны проверить, а значит, полностью прочитать. Чем более интересная книга, тем больше рук она пройдёт, и далеко не все читают быстро. Более того, попав в собственность заключенных, книга продолжает движение вниз по их иерархии. По письмам друзей из СИЗО, я узнал, что в последнее время законами и указами запретили в местах лишения свободы всю литературу, содержащую упоминания о войнах, Ленине, революциях и межнациональных конфликтах. Грубо говоря, это почти вся художественная и половина научной литературы. Проверять все книги на наличие запрещенного никто не будет, поэтому в итоге на всякий случай запрещают всё.

Если с чтением не получится, я планирую писать что-то своё. Описывать окружающий мир, делиться опытом или создавать новые, более приятные и разнообразные миры. Много сомнений и опасений связано с этими планами. Во-первых, приватность: со слов сидевших, между заключенными есть строгие правила о личных вещах: никто не смеет без разрешения трогать чужое, это часть внутреннего порядка. Но со стороны надзирателей, хозяев загона, постоянно проводятся шмоны, обыски, они запросто могут забрать у тебя что-то, попросту посчитав это не разрешенным. Любой текст они, скорее всего, будут читать, возможно уничтожат, а могут и признаки экстремизма найти и срок добавить. Во-вторых, свободное время: всё-таки мне грозит строгий режим, который подразумевает контроль над временем заключенных, а чтобы заслужить возможность выйти досрочно, скорее всего, придется много работать. В-третьих, инструменты для письма: бумага, ручки, карандаши. Нет толковой информации, как там с этим обстоят дела. Уверенность, что у меня всегда будет стопка чистой бумаги и горсть пищущих пренадлежностей, грела бы душу, но пока больше беспокоит страх, что всего этого не будет.

Еще в мыслях о тюрьме я рисую, учусь фантазировать, вспоминаю кадры со свободы. Последние месяцы стараюсь тщательно запомнить окружающий мир, его цвета, вкусы, запахи, то, каков он на ощупь. Часто смотрю на вещь, пейзаж, человека, и в голове у меня отражается рисунок шариковой ручкой на тетрадном листе.

Очередные суды не добавили новостей. Материалы дела дочитали, приступили к опросу свидетелей. В основном, это были понятые с задержаний, досмотров, обысков. Приглашали по нескольку человек, на заседание приходило 2-3 человека, иногда и вовсе 1 за весь день. Приходили и пожилые люди, некоторых приводили приставы. Целесообразность была сомнительна — все они уже ставили подпись в протоколах. Как правило всё было по одной схеме:

— Свидетель такой-то, были понятым на обыске?

— Был.

— Всё там поняли?

— Всё понял.

— Можете идти.

Адвокаты задавали дежурные вопросы: «известно ли вам что-то о причастности кого-либо из присутствующих к преступной деятельности?», все, разумеется, отвечали, что нет. Одного парня привели в шортах и шлёпанцах, по-моему, он был под чем-то. Соглашался с тем, что обыск был в июле, но настаивал, что был одет в зимнюю куртку, в связи с чем заявил, что июль был зимой. Услышав про ответственность за ложные показания, взял слова назад. Услышав, что вопросов к нему больше нет, сел рядом со мной на скамью подсудимых. Свидетелей в деле оказалось 42. Суд был похож на цирк, только это был грустный цирк.

От суицидальных и просто тяжёлых мыслей, спасения для себя я нашел в эскапизме — уходил в мир воображения. Фильмы, сериалы, книги, а главным образом, компьютерные игры и сон. Сначала просыпаться по утрам было пыткой. Я открывал глаза, обнаруживал на ноге браслет, не хотел верить, что это на самом деле, не хотел больше открывать глаза. Но со временем поймал ритм: спал, сколько хватало сил. Когда просыпался и получалось уснуть снова, сны становились ярче. Иногда даже получалось их контролировать, рисовать, продолжать предыдущие. А когда глаза уже не закрывались, когда реальность начинала душить, я полз к ноутбуку и запускал Хартворлд. Благо, люди придумали игры про выживание, которые отлично заменяют настоящую жизнь. Суть там в том, что ты начинаешь игру с нуля, голым, на необитаемой земле, находишь ветку, ещё одну, потом камень, делаешь топорик и пытаешься не умереть от голода, холода, диких животных, затем по камешку строишь жилище. Через месяц ты уже охраняешь свой замок от других игроков, участвуешь в войнах, заключаешь союзы. В общем, там всегда хватает дел, чтобы мысли о реальном мире не появлялись вообще. Играл до тех пор, пока глаза не слипались, а сил оставалось ровно на два шага до кровати.

Так, незаметно, в реальной жизни прошло несколько месяцев. Я почти не общался с друзьями, родственниками, встречи были поверхностны, любые темы скучны, я хотел быстрее вернуться к своему миру. На прогулку по выходным меня буквально вытаскивала мама. Иногда к этому времени я ещё не спал и после возвращения садился играть, продумывая за эти два часа план постройки новой башни. Так прошло несколько судов. Сидя на них с блокнотом, я проектировал здания, разделял границы, а за три часа обеденного перерыва успевал прийти домой и отбить нападение врагов. Но со временем надоело и это. Наиграв в одну игру 1500 часов, бродя по своим владениям и понимая, что давно уже всё сделал, я чувствовал ложь происходящего. Искал другие игры, нырял в другие миры: 500 часов в новом мире, и 500 в ещё одном, в ГТА-5 онлайн по сюжету я даже содержал плантации марихуаны и кокаиновые склады. Судя по игре, это весело. Так продолжалось ещё пару месяцев, пока в одной из стимовских игр мне не выпала шмотка, которую можно было продать за игровую валюту, — золотой ракетомёт. Впервые за очень долгое время у меня появился план, вызвавший искреннюю улыбку. Я обзавелся целью.