Что именно мы победили. И почему надо помнить
Из FB Владимира Раменского:
И припомнился мне рассказ замечательной женщины, прекрасного детского кардиолога, участницы Великой Отечественной войны и мамы моего друга и одногруппника Ирины Николаевны Вульфсон. Я её слышал от самой Ирины Николаевны в те годы, когда такие рассказы о войне не поощрялись. К счастью И.Н. к 60-летию победы поведала её и корреспонденту газеты "За Калужской заставой". Текст её воспоминаний я привожу ниже.
===============
КРОВЬ ЗА КРОВЬ
- Про меня, пожалуйста, не надо, - просит участница Великой Отечественной доктор медицинских наук детский кардиолог Ирина Николаевна Вульфсон. - Хочу, чтобы вы просто рассказали эту историю.
Было это под Вязьмой. Ранней осенью 1942-го. К тому времени четверокурсница московского мединститута старший лейтенант медицинской службы Ирина Вульфсон уже четвертый месяц работала начальником хирургического отделения полевого передвижного госпиталя № 4464. Кто скажет мало, тот ничего не знает о войне. Персонала всего трое, а раненых, обновляющихся каждые три-четыре дня, до шестидесяти. Специализация - конечности. Задача: срочно ампутировать, загипсовать, перебинтовать и отправить дальше - на восток, в эвакогоспиталь.
Конвейер боли, крови, немыслимого напряжения, оставляющий на сон порой всего минуты. В такой ситуации человек невольно приглушает чувства - иначе не выдержать.
Ирине было вдвойне, втройне труднее не распускаться: в 41-м она потеряла мужа - расстреляли как врага народа фактически за одну только немецкую фамилию. Хотя происходил Владимир Тизенгаузен из обрусевших немцев, попавших в Россию еще при государыне Екатерине. Плюс с мамой в Москве остался ее сынишка - всего-то восьмимесячный...
- Вязьма раза три переходила из рук в руки, - вспоминает Ирина Николаевна. - И вот когда фашистов окончательно выбили из почти дотла спаленного города, к нам ночью пришли взволнованные деревенские женщины. Сказали, что в ближайшем лесу у немцев действовал потаенный детский “госпиталь”. Подождите, адрес назову, - достает пожелтевший конверт, отправленный когда-то матери, читает: - Смоленская область, Вяземский район, деревня Старый Ржавец. И там остались дети. Мы, конечно, сразу туда помчались. Увидели старинный барский дом с колоннами. Зашли внутрь при полной тишине. Две чисто побеленные комнаты. В первой только операционный стол. Во второй дети лежали в беленьких кроватках, укрытые белоснежными одеяльцами. Безмолвные, как куколки. Все наголо стриженные, все в белых рубашечках, трусиках. Точно пациенты, приготовленные к операции. Им всем было где-то от четырех до восьми лет. Они совершенно не реагировали на наше появление. И это было до безумия страшно! Я таких детей никогда больше не видела.
Когда малышей - кого на подводе, кого на руках - доставили в госпиталь, среди раненых стало твориться что-то невообразимое. Мужики скрипели зубами, кто-то, не таясь, плакал, кто-то материл Гитлера и иже с ним. И все кричали: “Возьмите у меня кровь!” Переливание крови начали той же ночью, продолжали целый день. Не помогало...
Они умирали, - горько продолжает Ирина Николаевна. -Вернее, таяли как свечечки. Без слез, без слов. Совершенно безучастные к окружающим их дядям, тетям, готовым отдать, кажется, все для их спасения. Только от двух-трех удалось услышать имя. Чьи они, откуда? Ничего так и не узнали. Из двадцати лишь одиннадцать к концу дня отправили на машине с ранеными. Остальных пришлось похоронить... Но и тем, в ком еще теплилась жизнь, думаю, вряд ли посчастливилось добраться до эвакогоспиталя.
Совершенно очевидно, что дети - жертвы чудовищного эксперимента. Это был донорский пункт, поставлявший кровь для солдат, офицеров рейха. Видите ли, детская кровь более активная. Но для малолетнего донора, у которого кроветворная система еще полностью не сформировалась, потеря необратима. Даже если его поддерживать полноценным питанием, витаминами. А бедняжек ведь даже не кормили. Просто выкачивали из них кровь...
Вот он фашизм, который кому-то в Европе сегодня кажется уж и не таким страшным. Вроде бы даже безвинным. Причислила же Литва лагерь в Саласпилсе, где были похожие детские отделения, к воспитательно-трудовому учреждению.
Ирина Николаевна, по сей день консультирующая маленьких пациентов в поликлинике, в шестидесятых годах туда, кстати, ездила. Запомнились ребячьи рисунки - домики, елочки, солнышко с ножками, выцарапанные камешком на стенах казематов. И удары сердца, бьющегося прямо из-под земли, вдоль всей дороги, ведущей к последнему причалу тысяч безвинных жертв.
Несчастные доноры из фашистского “госпиталя” под Вязьмой не успели оставить не только своих рисунков - даже имен, фамилий, адресов. Похоже, эта безымянность особенно гнетет доктора, умеющего, как никто другой, слушать и лечить детское сердце. “Мы даже не знаем, кого там загубили, - совсем тихо говорит она. - Потому и решила впервые донести эту историю через столько лет. Просто как факт. С единственной просьбой ко всем живущим, ко всем начинающим жить - чтобы помнили. Это было!..”
Газета «За Калужской заставой» - № 16 (403) - 11 мая 2005 г.
https://www.facebook.com/vladimir.ramenskii/posts/7296451071...
