Ошибки, которые можно исправить⁠⁠

Дождь шёл уже седьмой день, а я шёл по своим делам, не оборачиваясь. Нельзя оглядываться, иначе завязнешь в непрекращающейся ностальгии по былым временам. Нет в этом ничего хорошего.

Дождь шёл уже седьмой день, а я шёл по своим делам, не оборачиваясь. Нельзя оглядываться, ни назад, ни вокруг, нельзя смотреть на серую окружающую действительность. Иначе, поняв, где ты живёшь, ты рискуешь сойти с ума.

Дождь шёл уже седьмой день, а я шёл по своим делам, не оборачиваясь. Нельзя вспоминать о прошлом, нельзя слишком много думать о будущем. Иначе, поняв, что ты ничего не достиг, ты рискуешь впасть в депрессию, из которой тебя вытаскивать уже некому. А осознав, что ты натворил, ты рискуешь погрузиться в её пучины ещё глубже.

Так я и шёл дальше. Не оглядываясь назад, не глядя вперёд, не задумываясь о будущем. Нельзя. Просто нельзя.

- Молодой человек! – раздался голос откуда-то сбоку. – Подождите пожалуйста!

Я оглянулся на голос. Старушка с большой сумкой в одной руке и зонтиком в другой. В бежевом пальтишке, платочке, очках с круглыми линзами. Ничего необычного в ней не было.

Я подошёл.

- Я прошу прощения, - сказала старушка. – Что отвлекаю вас. Но обратиться мне больше не к кому. Пожалуйста, помогите мне донести мою сумку. Слишком тяжёлую ношу взяла, - она улыбнулась частично беззубым ртом.

- Да, конечно, без проблем, - ответил я и взял сумку. Сумка не слишком тяжёлая, мне как раз по плечу. – Дорогу покажете?

- Да да, не переживайте – старушка показала рукой с зонтом в тёмный переулок, изредка освящаемый рядом уже включившихся в позднее время суток фонарей. – Тут недалеко.

Мы зашагали рядом. Старушка старалась держать зонт над нами двумя, заботясь обо мне. Я же не придавал этому факту внимания, хотя, наверное, должен был. Если так подумать, она первый человек, кто позаботился обо мне за довольно долгое время. Вот просто так, без выгоды для себя. Хотя, почему без выгоды? Я же сумку ей донести помогаю. Впрочем, люди, с которыми жизнь сталкивала меня до сих пор, через некоторое время не утруждали себя даже такими пустяками. Должно же быть приятно? Наверное да. Но мне хотелось чувствовать дождь непокрытой головой, ощущать эти холодные промозглые капли, стекающие по макушке за шиворот.

- Вы живёте здесь? – зачем-то спросил я.

- Да нет, милок, нет, - засмеялась старушка. – Я в гости приехала.

- Хорошо, когда есть, к кому ехать в гости – решил я поддержать беседу. – Приятно осознавать, что вас кто-то ждёт.

- Да, приятно, - поддакнула старушка. – Хотя, я не только в гости, я по работе здесь ещё остановилась.

- По работе? – удивился я. – Вы работаете в свои-то годы?

- Эээ, милок – усмехнулась собеседница. – Вы, молодёжь, ничего в толковой работе не понимаете. Есть такая работа, которую только ответственным людям можно доверить. А ответственных в наше время днём с огнём не сыщешь. Нынче никто ответственность брать на себя не хочет. Даже за свои дела. Я уж о чём-то большем не говорю.

От последних слов мне почему-то захотелось провалиться сквозь землю.

Дождь тем временем и не думал умолкать. Он сделался сильнее. Задул ветер. Переулок кончился. Впереди замаячил большой двадцатиэтажный дом, словно толстый карандаш, воткнутый посреди города. Окна дома переливались светом на фоне непогоды, непривычно ярким и чужеродным на фоне окружающих его тусклых огоньков окон пятиэтажек.

- Нам туда, милок, - сказала старушка, указав на дом свободной от зонта рукой.

- Богатые у вас родственники, бабушка, - сказал я, чтобы поддержать прерванную ранее беседу.

- Да, что есть, то есть – сказала моя собеседница. – Но помощь моя им всё равно потребовалась.

Мы вдвоём вошли в подъезд. Включилось автоматическое освещение, которое почему-то мигало и искрило. Старушка вызвала лифт и нажала десятый этаж, когда мы вошли. Выйдя на десятом этаже, она молча показала пальцем на двери одной из квартир. Я также молча поставил сумку рядом с дверью.

- Вот спасибо, милок! – воскликнула моя спутница.

- Да не за что, - ответил я. – До свидания.

- И тебе не хворать, милок – услышал я вслед.

Двери лифта закрылись за мной, а я почему-то замер, задумавшись о своём. Непослушные пальцы, потянувшись было к кнопке первого этажа, нажали двадцатый. Лифт послушно пополз наверх.

Я вышел на площадку двадцатого этажа. Решётчатая дверь, ведущая на чердак, была открытой. Я вышел на чердак дома и стал искать дверь, ведущую на крышу. Подёргал её. Она оказалась незапертой.

Крыша дома встретила меня холодным промозглым ветром и дождём. На деревянных ногах я стал подходить к краю крыши. Вот он, последний рубеж. Дальше только пустота. Не будет ничего. Никаких потрясений. Никаких стрессов. Ни жены, ждущей меня дома с очередным скандалом. Ни детей, для которых по значимости я стал как мебель. Ни работы, на которой не платят. Ни подработок, после которых хотелось только лечь и никогда не вставать. Для чего я жил? Не знаю. Чего я добился? Только подорванного физического и морального здоровья, да и семьи, которая меня ненавидит и постоянно пилит. У всех нормальных людей дом – это место, в которое можно убежать от большого и злобного мира. У всех, кроме меня. Бежать мне некуда. А раз бежать некуда, то надо со всем этим заканчивать. Я сел на край крыши, свесив ноги вниз. Впереди тёмно-серая хмарь, внизу мокрый асфальт. Одежда вся давно уже промокла, как сверху, так и снизу. Я стал наклоняться вперёд телом, стараясь не думать о том, что произойдёт дальше.

- Потерял чего, милок? – раздался знакомый голос за спиной.

Я почему-то не удивился. У меня вообще всё, что задумал, не получалось в последнее время вообще никак. Что ж такое, даже самоубиться нормально не могу! Оглянувшись, я увидел её. Старушка стояла метрах в трёх от меня, в своём бежевом пальто.

- Бабуль, - начал я. – Я тебе доброе дело сделал, сделай и ты мне. Оставь меня, дай довершить начатое.

- А не рано ль начинаешь, касатик? – бабуля подошла чуть поближе. – Мне показалось, что ты передумал. Ошиблась значит. Совсем старая стала.

- В каком смысле «показалось, что передумал», - не понял я. – Бабуль, что за бред ты несёшь?

- Да видела я, куда ты прёшься. У тебя всё на лице было написано. У таких, как ты, всё сразу видно. Не первый ты по моей работе встречаешься, да и не последний, к сожалению. Думаю, дай шанс ему дам, остановлю дурака, приведу в чувство, сумку что ли пусть поднесёт. А ты как в трансе шёл. Вообще ничего не замечаешь. Мыслями ты уже не здесь, не в этом мире, а в другом.

- А что мне делать здесь, в этом мире?! – перешёл я на крик. Вдалеке прогремел раскат грома, порыв ветра хлестнул меня наотмашь по лицу, обдав ещё одной порцией капель дождя. Я встал во весь рост на краю крыши, глядя на старушку, спиной к чёрной пустоте с мокрым асфальтом внизу. – Что меня держит? С родителями я поругался ещё лет десять назад, причём так, что они меня теперь вообще ни под каким соусом не переносят. Я им столько всего наговорил! С работы меня уволили, новую никак найти не могу! А моей семье нужны только мои деньги! Хоть бы слово поддержки! Хоть от кого-нибудь! Но нет! У всех вокруг всё получается! У всех! Кроме меня! Все уже ипотеку выплатили, с семьёй счастливо живут, за границу отдыхать ездят! А у меня вечные неудачи, меня жена каждый день неудачником называет! И дети, родные дети, за глаза! Я всем только несчастья приношу!

- Экий ты быстрый на приговоры самому себе, касатик, – старушка исподлобья продолжала смотреть на меня сквозь свои очки. – Ну да, удача – девка капризная, не всех привечает. Так что не надейся на неё! Сам за себя отвечай. Коли ты знаешь, подозреваешь, где можешь споткнуться, так зачем всё равно продолжаешь делать то, что приведёт тебя к разбитому корыту? Что касается остальных… Касатик, а что тебе остальные? Нешто ради себя стараться нельзя? Или ради себя ты только прыгнуть теперь способен? Ну давай, сигай! – Старушка подошла к краю крыши и присела рядом со мной, свесив ноги вниз. – Хотя, тут ты тоже, наверное, впечатление на других произвести хочешь. Небось думаешь, мол, разобьюсь, так все кругом одумаются, поймут, кого потеряли?

Старушка уже усмехалась, показав свои неровные зубы. Молния вдалеке на мгновение ярко осветила крышу дома. На секунду мне показалось, что в лице бабки проступил череп.

- Да всем всё равно будет, касатик! – старушка продолжала усмехаться. – И жене твоей, и знакомым, и коллегам на работе, и людям вокруг – всем. Ну может только дети вспомнят. Да и родителям своим горе сделаешь. Ну и мне работы добавишь.

Я отступил от края крыши. Мурашки ужаса побежали у меня по спине, несмотря на ощущения промокшей одежды. Я ещё раз посмотрел на старушку. Ветер никак не шевелил её пальто, а вода никак на нём не оседала. Как будто бабуля продолжала стоять под зонтиком. Но зонтика не было.

- Ты эгоист, касатик, - продолжила старушка. – И думаешь ты только о том, как тебе плохо. Или о том, как другим будет плохо без тебя. А ты когда-нибудь задумывался о том, что хочешь конкретно ты? Да я вас таких на своём веку знаешь сколько повидала? Что-то ходишь, делаешь, а потом раз – лампочка перегорает, и не живёт уже человек-то. Потому что всю жизнь слушает других, думая, что потом начнут слушать его. Да не начнут! И когда ты это поймёшь, снова жить начнёшь. Не старайся ради кого-то надеясь, что потом тебе отольётся. Думай о себе! Если сам счастлив будешь, то вокруг тебя твои близкие тоже будут счастливы! А туда – старушка кивнула в пропасть – ещё успеешь. От жизни ты всегда сбежать сможешь. А от меня ты не сбежишь. Никогда. Конец у всех всё равно один. Наслаждайся, пока можешь. Пытайся, если не можешь. А от прыжка вниз наслаждений ты не получишь. Только кучу боли, крови и слёз – своих слёз. Не всех сразу могу забрать, сразу за жизнь цепляться начинают. Даже после такой высоты, касатик.

Я отвернулся, отводя взгляд от старческой усмешки. Когда я снова посмотрел на то месте, где несколько секунд назад стояла моя собеседница, её уже не было.

С дикой дрожью во всём теле и ощущением животного ужаса я стал спускаться по лестницам, не обращая внимания на лифт, перепрыгивая через несколько ступенек сразу. Лишь на десятом этаже дома я притормозил. На лестничной площадке стояла полиция, а дверь той квартиры, к которой старушка просила поднести сумку, была приоткрыта. Сумки там уже не было.

Выйдя из подъезда, я пошёл в ночную пустоту. Будь что будет. Сюда я больше не вернусь. По крайней мере добровольно. Рука в кармане нащупала мобильный телефон, пальцы сами стали искать в записной книжке контакт домашнего телефона родителей. Есть ошибки, которые можно ещё исправить.