Андрей Зарецкий, Александр Труханов⁠⁠

В 1991 году издательство «Просвещение» выпустило детскую книгу «Энциклопедия профессора Фортрана». Практически моментально она стала бестселлером и разошлась миллионными тиражами. Это был очень легкий и понятный рассказ о персональных компьютерах, которых в нашей стране еще не было практически ни у кого. Музейный проект DataArt пообщался с авторами книги Андреем Зарецким и Александром Трухановым о том, как два ученых-физика решили стать писателями и придумали профессора Фортрана и Кадабру. В первой части монолога — рождение идеи, ненавистный научпоп, свобода мысли в Черноголовке и чаепитие с Фронтом освобождения Полисарио.

Физики

Андрей Зарецкий: Сначала мы с Сашей написали книжку «А я был в компьютерном городе», где ее герой, мальчик Алеша, после всевозможных событий получил «Энциклопедию профессора Фортрана». Но большинству российских детей того времени, ставшим впоследствии и программистами, и учеными, больше запомнилась эта красная «Энциклопедия». Там был разворот — совершенно гениальный по тем временам — когда книжка посередине открывалась, и превращалась в персональный компьютер. Очень многие люди признавались, что это был их первый реальный компьютер. Изобретением его мы обязаны Саше, все остальное придумал я, ха-ха.

Александр Труханов: С Андреем мы вместе работали в лаборатории физики льда в Черноголовке, в Институте физики твердого тела. Я там занимался автоматизацией физических экспериментов. Автоматизировал все, кроме кипячения чайника. До этого получил диплом инженера-физика — закончил МИФИ, факультет теоретической экспериментальной физики. Потом появились компьютеры, и мы их стали использовать в работе. В какой-то период возникла идея написать о них книжку.

Институт физики твердого тела РАН был образован 15 февраля 1963 г.

А.З.: Я учился на физтехе в Долгопрудном, факультет общей и прикладной физики. Поступил в 1970-м, закончил в 76-м. В Институт физики твердого тела в Черноголовке, впервые попал в 1971-м еще первокурсником — летом на практику напросился. Был ученым, защитил кандидатскую.

С компьютерами я впервые столкнулся еще во время обучения. На Физтехе нам выделяли сколько-то времени для машинного зала. Со своими перфокарточками приходили, какие-то программки писали. Потом, когда я уже стал работать, в лаборатории появился компьютер «Мера», такой здоровый шкаф. Тогда мы с Сашей и познакомились.

А.Т.: Я писал программу автоматизации, тогда еще впервые появились модули управления внешними устройствами. То есть компьютер не сам в себе, а с некими интерфейсами ввода и вывода, чтобы можно было датчики подключать. И это считалось неимоверным прогрессом. Книжку мы вбивали в этот компьютер. В каком-то смысле использовали потенциал института в корыстных личных целях.

А.З.: Я считаю, что мы дали стране не меньше, чем институт!

А.Т.: На тот момент мы считали, что эта книга просто необходима. Было ощущение, что все хотят компьютер, и практически ни у кого его нет.

А.З.: Важно, что мы не учили программированию. Прежде всего, мы рассказали, что есть другая жизнь, а программирование — просто рабочий инструмент для создания этой жизни.

Серьга, ругающийся компьютер и Нобелевский лауреат

Александр Труханов: Вот несколько фактов, чтобы вы имели представление о том времени и о том, какими мы тогда были. Началась перестройка, Андрей стажировался в Англии. В лабораторию, которую курировал лично академик Осипьян, он вернулся с серьгой в ухе. Для окружающих это был шок. Вроде свободные нравы, свободные, да не совсем. И тогда Андрей придумал версию, что это иглоукалывание…

Андрей Зарецкий: Нет, это не я придумал. Когда я вел семинары на физтехе, ко мне подошли старшие коллеги, спросили: «Андрей, это что?» — «Ну, это круто». — «А можно мы всем скажем, что это с медицинской точки зрения?» Говорю: «Да мне пофигу совершенно, что вы скажете». И тогда они распространили информацию, что у товарища Зарецкого медицинские проблемы, а это очень важный способ лечения. Все делали вид, что это действительно для здоровья. Это был 89-й год. Наша первая книжка вышла в 90-м, но мы уже все написали.

Производственный цикл тогда был подольше, чем сейчас. Из Англии я привез много разных детских книг, расширенная «Энциклопедия профессора Фортрана» сделана в том числе и на их основе. Что ни говори, тогда в Англии намного больше разных интересных решений было.

А.Т.: У них были компьютеры в отличие от нас. У нас компьютеры использовались только в научных целях. Да и то надо было смену на компьютере заказывать, чтобы по клавишам постучать. Развлечений и игрушек на компьютерах как таковых тогда не было.

А.З.: Как это не было? Бомбочки падали.

А.Т.: Бомбочки падали, да. Игра «Спасите землю от какой-то семизадой опасности» с достаточно примитивной текстовой монохромной графикой. Когда появились «Макинтоши» в польском исполнении со звуком, первое что в институте сделали, это научили их ругаться матом. Специально в другую лабораторию, которая получила всё это дело, приглашали кого-нибудь: «Заходи, чаю попьем». Потом все внезапно выходили, кроме приглашенного, компьютер произносил что-то нецензурное, а человек не понимал, что происходит. Но говорил компьютер с польским акцентом, поэтому матерщинника быстро вычисляли.

Там же по коридору ходил нынешний лауреат Нобелевской премии Андрей Гейм. Задумчивый такой мужчина с потертыми локтями на пиджаке. О чем-то размышлял и курил все время. Я спрашивал коллег, чем там люди занимаются. Мне отвечали, что алмазами: «Индустриальное приложение, не очень интересно. Наукой занимаемся мы».

Научпоп

Андрей Зарецкий: Все без исключения научно-популярные книги того времени писались по одному и тому же принципу. Какой-нибудь профессор, или папа вместе с мальчиком или девочкой где-то идут, видят какой-нибудь кустик, и тут же начинается ученая беседа — про почки, про листики и т. д. Порция науки заканчиваются и «приключения» продолжаются дальше. Этот стандартный ход научпопа нам бешено не нравился, и пришла идея, которую мы не видели нигде. История разворачивается сама по себе, одни события сменяют другие. А вот та самая энциклопедия — отдельная книга. Хочешь, почитай. Есть ссылки. Можно читать книжку, не глядя в них, а можно глядеть. Мы дали свободу принятия решений. А в научпопе нет свободы. Ты должен прочитать умные папины или профессорские рассказы, а потом продолжить движение. Этим своим открытием мы, конечно, гордимся.

Но сначала мы стали писать так, как это было принято. То есть, та самая сказка и тут же объяснение. Фортран возник потом, когда появилось понимание отдельной энциклопедии. Мы начинали именно со сказки про Алешу. В ней появлялись слова «дисплей», «мышь» и так далее. Либо папа, либо кто-то другой это объяснял. Идеи профессора Фортрана еще не было.

Мы очень быстро поняли, что получается скучно, противно. Параллельно читали книжки такого типа, и все они оставляли неприятное впечатление. Тогда и родилась идея энциклопедии. Появился Фортран как объясняльщик и его команда. И это счастье, что первые варианты книжки никто, кроме нас и нашего редактора, не видел.

Александр Труханов: Видел шеф лаборатории. Он как-то зашел к нам, а мы запустили печать — из принтера странички стали выползать. Через какое-то время мне пришлось менять работу. Шеф понял, что у меня куча свободного времени и сам предложил место, где больше платят и где мне будет интереснее.

Дискотеки Черноголовки

Андрей Зарецкий: Думаю, наша книжка рождена в том числе и свободой мысли в Черноголовке. Специфический городочек, какая-то незашоренность там присутствовала у всех. Мы с Сашей в семидесятых в молодежном клубе проводили дискотеки. Нас даже из комсомола хотели несколько раз выгонять за некоторые высказывания.

Дискотеки состояли из двух частей. Первая — просветительская, коллективное прослушивание группы, альбома, потом можно обсудить. Дальше — танцы. Я больше был организатором, музыкой занимались другие ребята. Наша задача была — создать атмосферу, запустить процесс.

Поскольку это была чуждая западная культура, надо было всё клеймить. Помню первую нашу программу — представляли никому неизвестную итальянскую рок-оперу «Фелона и Сорона». Естественно, в начале мы рассказали «о трудной жизни итальянских рабочих». Заклеймили врага, потом послушали. Чтобы знать врага в лицо.

Александр Труханов: Потрясающий уровень у наших дискотек был. Кагэбэшники периодически появлялись. Просматривали, что за музыку мы будем использовать. Прослушивали. Могли поинтересоваться, откуда у тебя эта пластинка. Где купил? Может, ты фарцовщик? Обычно в таких случаях говорили, что дядя, тетя или знакомый по научному обмену ездил в Европу и привез. Как-то удавалось объяснить, по крайней мере, сразу к стенке не прижимали.

А.З.: Оборудование частично покупали на какие-то государственные деньги, что-то сами делали. Светомузыку, например. Все первые вертушки вообще мои были и первые пластинки.

А.Т.: Помню, была дискотека, на которой Андрей устроил казино с тараканьими бегами. По книжке «Бег». Критиковали и клеймили белогвардейский образ жизни, но ажиотаж поднялся жуткий.

А.З.: У нашего молодежного клуба было много разных комнаток. Традиционно всё проводилось в одном зале, а мы создали ситуацию, где в каждом помещении что-то происходит. Причем одновременно. Тут тараканьи бега, там аукцион, еще что-то. И люди разрывались. Они хотели и туда, и туда, и туда, все бурлило, возникало ощущение фантастического праздника… Понятно, что мы это не вдвоем делали и даже не впятером. С друзьями создали скелет этой истории, а люди подхватывали.

Почти вершина — один из первых фестивалей брейк-данса. Мы организовали расселение в каком-то пансионате, и люди со всего Советского Союза приехали. Были специальные группы, обеспечивавшие порядок. Кто-то занимался транспортом. Мы смогли это сделать сами, без финансовой и организационной помощи государства. Нормальные все же люди. Дайте нам свободу — все сделаем.

А.Т.: Но тогда встал вопрос, плохие мы, или хорошие. Практически все время он возникал. Только с одним разобрались, второе выкатываем, третье. Так что еще хорошо, что к книжке претензий не было.

Проблемная молодежь

Александр Труханов: Однажды нас пригласили на фестиваль молодежи и студентов. Это 85-й что ли год. Мероприятие проходило в закрытом клубе, и туда приехали нелегалы настоящие. Фронт освобождения Южной Сахары (Полисарио) — это просто боевики от революции по нынешним меркам. Стоял БТР со спецназом на случай, если нас возьмут в заложники. Пообщался я с кагэбэшником. Говорю: «Непонятно, как они социализм-то собираются строить с ножом в рукаве». «Мы сами еще не определились на их счет. Вы поосторожнее», — отвечает. По его словам, многие приехали по чужим паспортам через третьи страны и под другими фамилиями. Там и курды были. Такие крутые ребята — от пулемета только что. Вот мы с ними и общались.

Андрей Зарецкий: Это же фестиваль, молодежь, хоть и проблемная. В то время было не много людей, кто занимался молодежной культурой. Многие не понимали, как это должно быть. Людей набрали отовсюду, кто имел к этому хоть какое-то отношение. Сказали: «Мы вас, ребята, до этого атататушки, а теперь вы нужны Родине».

А.Т.: Никто не понимал, кто такой диск-жокей, каким он должен быть. Нас в клубе, где снимали «Что? Где? Когда?», собрали на день-на два и читали курсы актерского мастерства, еще что-то, читали лекцию по психологии толпы. Готовили к любой нестандартной ситуации, а стандартных ситуаций тогда не было. Слава богу, все обошлось, но были драки на Красной площади между делегациями, и поножовщина между Фронтом освобождения Полисарио и марокканцами. Они воевали, называли друг друга насильниками и убийцами. Мне как особо доверенному лицу показали фильм. Ребятки из Полисарио отняли у кого-то технику съемочную, пленочную еще, и прокрутили нам фильм собственного производства. Сюжет такой: подъезжают несколько джипов в какому-то городишке в Африке — тресь, тресь из базук по домам. Там пожар, дым. Дальше останавливают пленку и говорят: «Ну, мы вам самое страшное, как народ ликвидирует буржуев, показывать не будем».

У них были пособия, такие книжечки, где весь наш мир объяснялся в 5-10 предложениях. Это плохие — их надо резать. Это хорошие — им надо помогать. Я спрашивал: «Ребята, как же ваша страна живет, если у вас нет ничего, кроме какой-то там плантации помидоров?» «Ну, ты знаешь, танк захватим — продадим», — отвечают. — «А вы же танком управлять не можете». — «Не важно. У нас заказчик есть. Прилетают от него люди, забирают танк и увозят куда-то». Один раз самолет разведки и оповещения продали. Он сел аварийно, его тут же — хвать. Какие-то западные люди приехали со своими летчиками, дали денег и забрали самолет…

А.Т.: Когда фестиваль сворачивался, и эти парни уезжали, мы пили какой-то их листовой чай. Все боялись, что чай непростой, неправильный. Они утверждали: «Это обычный чай, просто у нас выращенный». Дальше они разобрали и вынесли свою экспозицию из самотканых ковров, деревянных макетов ножей и автоматов, потопили за социализм, устали, присели и заснули. Спят, а у них пальцы дергаются — стреляют во сне.

А.З.: Это контингент, с которым мы тогда работали.

А.Т.: Надеялись заработать какие-то деньги. Но гонорары пришли лишь через год после того, как книга вышла в свет — по условиям договора. Если бы нам заплатили сразу, по автомобилю можно было бы купить. Но произошла денежная реформа и гонорара хватило лишь на то, чтобы кофе попить.

Чувство ситуации

Александр Труханов: Работать над книжками мы начали году в 87-м, плюс-минус. Поначалу то, что мы писали, было полным отстоем, но и его у нас уже воровали. Пошли с комиксами в «Веселые картинки». Нам сказали: «Вопрос еще не решен», и тут же за подписью местного художника вышли аналогичные комиксы, только с чуть-чуть другими персонажами. На самом деле, это оказалось большим благом, потому что мы поняли свой низкий уровень и решили все переделать с самого начала. После этого произошел качественный скачок.

Андрей Зарецкий: Повезло, что, когда мы пришли в «Просвещение» с нашей версией, нам дали художественного редактора. Поразительная женщина Людмила Вячеславовна Антонова. Сейчас она наш большой друг, а тогда объяснила нам, кто мы есть на самом деле. Она поняла, что мы принесли алмаз, но он настолько не обработан, что всю работу надо делать по новой.

До этого мы слышали про актеров, писателей, какие они нервные люди, могут сорваться. Когда мы писали, я был настоящим психом. Уже жил в том мире немножко, когда меня кто-то из него вытаскивал, приставал со своими глупостями, я мог отреагировать достаточно жестко. По ночам вскакивал что-то записать и вообще стал другим.

А. Т.: Работали мы нередко в аспирантском общежитии. Садились в коридоре, мимо всякие люди ходят, кипит жизнь… «Давай обсудим такой эпизод», — вроде уже и не хочется, но дописывать надо.

А. З.: Руки опускались очень часто. Хорошо, что по очереди, а не у обоих сразу! Мы с Сашей прекрасно друг друга дополняли. Практически все замечательные филологические решения — его. До сих пор помню Сашину фразу, произнесенную в ходе одной из дискотек. Представьте: Советский Союз, все нищие. «А эту музыку любил Джон Смит, он из бедного района, где каждый сам моет свой мерседес». Саша умеет такие фразы находить.

А. Т.: Андрюша назвал это «чувством ситуации». Но без него я с этой ситуацией так бы и остался.

Успенский и наглость молодых авторов

Андрей Зарецкий: Любой из нас поодиночке это вряд ли бы сделал. Даже без психологических провалов. Мы не Успенские, скажем прямо. Вот он, конечно, выдающийся писатель, хотя человек, мягко говоря, не самый приятный. Однажды мы приезжали на аудиенцию к Великому, как-то нам ее организовали. Он нас конкретно смешал с дерьмом, прямо в глаза. Потом мы узнали, что в это время он писал похожую книжку про профессора Чайникова — тоже про компьютеры. К слову, это неудачная работа у него, а мы к тому моменту свою уже написали. Два маленьких засранца, неизвестно откуда взявшиеся.

А. Т.: У нас не было ни имени, ни даже понимания, куда с этим идти.

А. З.: Наглость была. В «Просвещении» нам потом сказали: «Ребята, мы в первый раз видим молодых авторов, которые стребовали потиражную оплату». То есть молодые авторы всегда счастливы, когда хоть что-то получают. Фиксированную сумму дали — и отвалил. Мы же сразу спросили: «Если вы будете переиздавать нашу книжку, как же мы ничего не получим?»

А. Т.: Думали о будущем, мы все-таки научные работники. Смотрели на вещи более широко, без комплексов и примерно представляли, как физически устроен этот мир.

А. З.: Мы понимали, что это правильная книга, чувствовали всем нутром. Причина, по которой мы ее стали писать, до сих пор до конца непонятна. Собрались вроде деньжат заработать, но потом это стало далеко не первой целью. Процесс очень сильно захватил.

А. Т.: Помню лабораторию нашу, стоечка, компьютер стоит. Чуть дальше — принтер. И кто-то на тебя жалуется: «Зарецкий на науку забил. Ему неинтересно. Дискотеками какими-то занимается, еще чем-то». Энергия — ее много. Если где-то закрывают, она выплескивается в другом направлении.

На самом деле, огромный плюс Андрея в том, что он мыслил масштабно. Если книга, то пусть переиздается везде. Если пишем, то пишем на уровне. Поставить задачу, как в науке, и вперед! Методы есть, инструментарий тоже. Чего не знаем — выясним.

А. З.: Мы не ожидали, что будет так трудно.

А. Т.: Даже когда есть рукопись, куда ее нести, с кем договариваться? Интернета не было в нынешнем понимании, не было нормального софта — все у всех нелицензионное. При этом его использовали все государственные учреждения. Чтобы хоть как-то это легитимизировать, был, например, Юникс советских авторов. Обычный западный Юникс, но с описанием на русском языке — кто-то разобрался и напечатал инструкцию. Это считалось нормальным. Купить софт за 50 долларов трудно — это трата валюты, решение о которой принимается на уровне дирекции института.

Книжку я набивал в каком-то текстовом редакторе. В «Лексиконе», скорее всего.

А. З.: Я писал только от руки. Хотя мы все создавали вместе, исполнял роль стенографистки. Потом вбивали в компьютер. Когда становилось похоже на текст, вносили правки. Кусками что-то выбрасывалось, кусками менялось. Ошибки начинающих авторов: первое время мы пытались писать последовательно. Потом из этого километра текста дай бог одна фраза оставалась.

Письмо Алеше — главному герою книги «А я был в компьютерном городе»

Издательство «Просвещение»

Андрей Зарецкий: В «Просвещении» мы оказались очень просто. Муж моей тети Виктор Николаевич Лихачев работал в правительстве РСФСР. Прихожу к нему, говорю: «Мы книжку написали с другом. Не знаем, что с ней делать». Он спросил, о чем книжка, и прямо при мне позвонил директору «Просвещения». Сказал, что племянник что-то написал: «Посмотри, сразу в мусорку, или потом».

Пошел я к этому директору, он тут же вызвал начальника редакции младшей школы и меня перефутболил. Та взяла книжку, разглядела, что это может быть интересно, а потом доказала это своим. Когда позже мы переписали текст в пятый, десятый и сто пятый раз, она была готова заключить с нами договор. Когда я спросил про потиражные, она пошла к директору их пробивать. Тогда мы уже обсуждали историю с продолжениями. С одной стороны, нам, конечно, помогли. С другой, я сейчас думаю, если бы не было звонка дяди, мы бы, наверное, все равно пошли в «Просвещение». Потому что перед этим уже ходили в «Веселые картинки» и нас там немножко надули.

Александр Труханов: Не немножко, а полностью. Но это пошло на пользу. Мы многое переосмыслили.

А. З.: Да, такие удары необходимы. Боксер не станет боксером, пока ему всю челюсть не переломают. Все равно бы мы пошли. Теоретически могло оказаться, что пошли бы не туда. Самое ужасное, если бы попали к тому, кто сказал бы, как Успенский, что мы дерьмо. И потом, как в «Веселых картинках», переписал бы книжку под себя. Нам повезло, что попали на приличных людей.

А. Т.: Идея была настолько необычной, что традиционный писатель ее бы не воспринял. Думаю, у него получилась бы другая книжка, художественная, хоть и ворованная. Всех этих прорывных дел — обратной связи, компьютера, вырезаний — такого бы не было. Это ни одному тогдашнему автору было не нужно.

Художники

Андрей Зарецкий: В «Просвещение» мы пришли с уже прорисованной книжкой. Формат комиксов тогда был популярен, его использовали и в «Мурзилке», и в «Веселых картинках». Изначально художником должен был стать наш друг-самородок Паша Околев. Мы вместе тусовались на дискотеках. Паша — высокий красавец, девочки любили его со страшной силой. Он и на бальные танцы ходил, и в художественную школу. Рисовал прекрасно. Но Паша пил. В издательстве поняли, что из-за этого он книжку не нарисует, и нашли нам профессионального художника Элину Десятник. Взяв за основу разработанные Пашей образы, она, безусловно, сделала все по-своему и очень профессионально — профи есть профи. Но первоначально все наброски и герои были Пашины. Мы очень хотели с ним рисовать, но не получилось.

Александр Труханов: Паша не был профессионалом, а как любитель рисовал только тогда, когда было настроение. Отлично рисовал, шедевры получались. Но когда настроение пропадало, он не работал, еще и пил. Нарушался технологический процесс, для издательства это неприемлемо.

А. З.: Все первые визуальные образы — и профессора, и кота — Пашины. Фортрана он придумал абсолютно гениально. Профессор — стало быть, лысенький, седой, в очках… Немножко похож на доктора Айболита. Канонический такой профессор для ребенка. Светлая память Паше, к сожалению, он все-таки допился.

Популярность

Андрей Зарецкий: После выхода книжки мы получили огромное количество писем. Издательству «Просвещение» даже пришлось выделить под них отдельную комнату. Я поначалу на все письма отвечал, потом понял, что это невозможно. Составил несколько шаблонов. «Дорогой Вася!» Потом шаблончик — бах, и в конце: «Я так рад, что ты сказал то-то и то-то». Чтобы персонализация была. Таких писем я отправил штук пятьсот, а прочитал порядка тысячи. «Это первая книжка, которую я прочитал с удовольствием». «Эту книжку мы дома друг у дружки отнимаем». Много было теплых слов. В том числе, про компьютеры: «Я так рад, что у меня наконец появился компьютер». Хоть такой, но он у него есть. Люди вырезали принтеры, вставляли дискетки. Все, что мы им предлагали, они делали.

Андрей Труханов: Дети просили совета у Кадабры, у Профессора, просили совета, оказавшись в трудных жизненных ситуациях. Одна девочка написала, что потеряла книжку, которая принадлежала старшей сестре, а другую найти нигде не смогла. Были такие душещипательные истории, аж слезы наворачивались.

А. З.: Я вначале не думал, что ответить даже на 100 писем — это трудно. Но двух часов в день за компьютером хватало только, чтобы написать штук 30. Надо же прочитать, что-то персональное придумать. Мне жутко интересно было бы увидеть те 500 человек, которые эти письма всё-таки получили.

А. Т.: Я до сих пор случайно встречаю людей, читавших наши книги. Например, на выставке в Америке на стенде у своих знакомых пообщался с дамой-менеджером. Говорю: «А я такой-то, такой-то. Раньше книжки писал». — «Какие книжки?» — «Да вот такие». Она: «Не может быть!» Оказалось, она переехала в Америку и живет там довольно давно, но книжка у нее есть, и она своим детям ее показывает.

А. З.: Только в тех тиражах, о которых мы знаем, порядка двух миллионов экземпляров книги вышло, а по некоторым версиям, их было в два раза больше. В Беларуси другую обложку сделали. Сколько там издано, я не знаю. Но если честно, мы только рады этому.

А. Т.: Рады, да. Потому что, даже если бы мы получили какие-то дополнительные деньги, они бы все равно кончились. Зато есть известность, причем такая неофициальная. Когда встречаешь людей на улице, в гости заходишь: «Неужели это ты?» Или когда тебе известный и очень успешный человек говорит, что помнит, как читал твою книжку, когда был маленьким.

А. З.: Люди из ИТ-сферы говорят: «Лучший подарок моим коллегам я уже знаю какой. Когда вижу на Авито, не думая, покупаю». Мне рассказывали, что 3 тысячи рублей средняя цена сейчас. Были обращения напечатать еще несколько тиражей под какие-то события, но для начала надо с авторскими правами разобраться.

Борьба за выживание

Андрей Зарецкий: Перестройка все перекромсала. Реально стал вопрос о выживании. Слава богу, мне еще платили в институте зарплату, хотя понятно, что тогда она мало что давала. Цены взлетали постоянно, все искали способы прокормить семью. Когда мы ушли из института, Саша стал заниматься своим делом, я решил открыть издательство. Назвал его «Детская академия», даже удалось по подписке собрать деньги. Обещал людям, что мы напишем книжки про роботов и кучу других вещей. Но деньги пришли в 1992 году, уже превратившись в фантики. На них уже нельзя было нормально книжки напечатать — я сделал умные раскраски и таким образом познакомился с полиграфией. В умных раскрасках тоже было про компьютеры и программирование. Поскольку денег на цветные книжки не было, пришла эта идея — мы нарисуем, а вы уж, ребята, красьте. Одна часть сделана на основе наших с Сашей книг, другую я уже просто придумывал потом. Про цифры, еще что-то. Очень хорошие книжки были для того времени.

Добрые люди помогали. Один пустил поверстать, другой дал денег на бумагу и на печать. Пашин друг Леша Сырцов нарисовал картинки. Я продавал эти книжки в метро и за счет них моя семья жила полгода, наверное.

Помню, как меня гоняли и бабки, и милиция. Какие-то тетушки не верили моим рассказам и умилялись. Молодой человек интеллигентного вида продает раскраски. Может, украл. Чтобы автор стоял и продавал — тогда это было сложно представить. Да еще и с серьгой в ухе — подозрительный тип.

Александр Труханов: Меня из института попросили уйти раньше, чем Андрея. Не было ни денег, ни перспектив. В то время были и авантюристы, которые гирю на лед с моста сбрасывали, она раскалывалась и эти горе-ученые записывали, на сколько кусков раскололась. Математические модели протонной подсистемы льда делал в Черноголовке наш знакомый теоретик Ваня Рыжкин. Финны его пригласили. У них ледоколы, миллиардные обороты, какие-то специальные ледовые поля наморожены. Приехал русский Ванька на две недели, все им расписал, получил в качестве гонорара кроссовки и бутылку коньяка. Ее мы потом вместе выпили, а кроссовки ты, Андрей, у него выменял. Сказал: «Ты и так здоровый как лось, тебе кроссовки не нужны».

А. З.: Я ничего не помню, ты врешь, наверное!

А. Т.: Может, и вру, но такие были времена. Сейчас мы понимаем, что ледокол, его модель, сама структура льда — чтобы в этом разобраться, нужны бешеные деньги. А тогда советский ученый стоил копейки. Я из науки ушел, занимался компьютерной графикой для телевидения и много чем еще. Сейчас официально представляю в России интересы нескольких западных компаний, связанных с телевизионной тематикой…

А. З.: В то замечательное время были и пиратские издания, одно приписывают нам с Сашей. Нарисованы наши герои, но мы к этой книжке никакого отношения не имеем. Иногда я читаю: «Хорошие ребята. Написали замечательную «Энциклопедию профессора Фортрана», а потом опус под названием «Домашняя школа» — какое-то гэ…». Так вот «гэ» — это не к нам.

Бизнес 90-х

Андрей Зарецкий: Мужик, который мне помог издать раскраски, был торговцем. На ВДНХ половину павильона «Москва» арендовал. Его жена — молодая девушка — занималась художественными галереями. Я случайно услышал их разговор. «Давай купим эту картину, а потом реализуем. Это ж какой бизнес!» — «Что ты знаешь о бизнесе? Я сейчас два состава «Рояля» привезу, продам — вот это бизнес».

В 1994-м году я основал свою компанию. Через какое-то время пришли бандиты. Сказали: «Ребята, мы вас будем защищать. Это стоит 500 долларов в месяц». Приходили каждый месяц два таких шкафа, мы с ними даже подружились. В какой-то момент приходит один. Спрашиваю: «Где Серега-то?» — «А Серегу завалили». Буднично так ответил. «Мы теперь будем с Петром ходить». При этом я был маленьким бизнесменом. Читаем сейчас, что происходило в крупном бизнесе — волосы дыбом. Сколько народу перестреляли тогда!

В общем, писали мы книжку в одной стране, а вышла она в другой.

Александр Труханов: Мы не получили ни славы, ни денег и оказались фактически не у дел. Сама структура Академии Наук в тот момент накрылась медным тазом — площади сдавались в аренду. В бывших лабораториях даже изготавливали на продажу самогонные аппараты с процессорами, потому что не у дел остались проголодавшиеся классные электронщики, которые могли автоматизировать любой процесс. Когда это все откипело, начался период более-менее стабильный, я встретил в книжном магазине человека, который продавал комиксы про Карандаша и Самоделкина и утверждал, что он сын автора. Поговорили, он сказал, что взять персонажа и продавать на него права выгоднее, чем писать книги: «Так и выживаю. Не с самих книжек, а с прав на героев, оставшихся от отца».

А. З.: Одно время был бум «Анжелики». У меня появилась идея написать как бы случайно найденное продолжение. Жену подбивал — у нее образование с филологическим уклоном. Но не срослось. Вообще, время с одной стороны страшное, а с другой, прекрасное, конечно. Все бурлило вокруг.

Когда соберусь помирать, точно буду знать, что что-то хорошее мы в жизни сделали. Хотя сейчас у каждого из нас свой бизнес и живем мы вполне интересной жизнью, «Энциклопедия профессора Фортрана» — вершина нашей человеческой карьеры. Планы на будущее у нас тоже есть, но мы пока в состоянии поиска идеи, нужной людям в сегодняшнем мире, который так насыщен информацией.

Источник